Шрамы как крылья
Часть 16 из 65 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
По сцене бежит босая девушка. Та самая, которая обозвала меня Фредди Крюгером. Пайпер права – выражение лица у нее и в самом деле приметное.
Она делает несколько прыжков (до грациозности Сары ей, конечно, далеко) и кланяется парню, который шутливо ей аплодирует. Девушка треплет его волосы и вдруг ловит мой взгляд. Я не успеваю отвернуться, а она принимается шептаться с парнем, тот оборачивается ко мне.
Новость о моем появлении разлетается по залу – судя по тому, как все начинают крутить головами.
«Тревога! Тревога! Критическая ситуация! В нашем театре – Обгоревшая!»
Я вжимаюсь в бархатное кресло, пытаясь подавить чувство, которое никогда еще не испытывала в святая святых – театре. Страх.
Как я смогу подняться на сцену, если даже сейчас у меня от паники по коже бегут мурашки?
Похоже, пожар уничтожил оба моих дома.
Все кресла заполнились – кроме тех, что рядом со мной. Крепче прижав к себе сумку, я достаю наушники и уже собираюсь их надеть, как ко мне подходит парень с темными глазами и смуглой кожей.
– Тебя ведь Асад зовут?
Он указывает на коридор.
– Там я просто Асад. А здесь я Асад Ибрагим, непревзойденный осветитель сцены! – Он пафосно вскидывает руки, случайно задевая меня за предплечье. Но, как ни странно, не отшатывается в ужасе. – А ты что здесь делаешь? На прослушивание пришла или наниматься в рабочие сцены?
Мы с Пайпер решили, что я попытаюсь получить роль, а вот о втором варианте даже не подумали. А ведь это тоже считается.
– Второе, – решительно отвечаю я и кладу наушники обратно в сумку. – Конечно же, в рабочие сцены.
– Круто. Я тоже. – Он указывает на маленькую, размером с будку, комнатушку с огромными круглыми прожекторами, направленными на сцену. – Я управляю светом, так что обычно сижу там.
Он обводит взглядом зал, и его улыбка на миг меркнет.
– Значит, Пайпер все-таки не пришла? Вы с ней разве не срослись как сиамские близнецы?
– Театр ее больше не интересует.
– Вот облом. Она единственная среди этих примадонн знала мое имя. А большинство из них, наверное, считают, что меня зовут «Больше света!».
Я невольно смеюсь, и Асада это явно воодушевляет.
– А, так ты все-таки умеешь улыбаться! – торжествующе восклицает он. – Ладно, из какого мюзикла строчка: «Ты одет не полностью, если на тебе нет улыбки»?
– «Энни»[8].
Широко улыбаясь, Асад садится в кресло рядом со мной.
– Впечатляет. Среди школьников мое знание бродвейских цитат обычно остается незамеченным – и чаще всего неоцененным. Нам здесь нужно больше таких, как ты.
Я сильнее вжимаюсь в кресло.
– Как я?
Асад продолжает беззаботно болтать, будто не понимая, что я мучительно жду от него объяснений.
– Людей, которые по-настоящему ценят театр.
Осознав, что речь идет не о моей внешности, я расслабляюсь и шучу:
– Ну, иногда надоедает смотреть «Настоящих домохозяек».
Асад улыбается.
– Я рад, что ты пришла, Ава.
Я перевожу взгляд на пустые сидения рядом со мной.
– Кроме тебя это никого не радует. Только ты и Пайпер разговариваете со мной.
– Да у тебя на лбу написано: «Не говорите со мной». Даже в коридоре, рядом с Пайпер, ты всегда смотришь в пол.
Осознав, что и сейчас смотрю на свои туфли, я заставляю себя поднять взгляд на Асада. И вижу в его потрясающих, почти черных глазах свое отражение.
– Ничего подобного.
Он улыбается.
– А помнишь, как я пытался пообщаться в твой первый день в школе?
– Ну да.
– Ты совсем не обращала на меня внимания.
– Я решила, что ты просто вежливый и говоришь с пострадавшей при пожаре новенькой из жалости.
Асад закатывает глаза.
– Именно. Я был вежливый, а ты отшила меня.
Бестолковое любопытство – так я охарактеризовала его поведение. Я чувствую, как внутри меня что-то переворачивается, и понимаю, что с Асадом одним определением, нацарапанным в углу страницы, не обойтись.
– Я это к тому, что, может, тебе стоит время от времени поднимать взгляд от пола, – говорит Асад, – а то подумают, будто ты что-то потеряла.
Я запинаюсь, пытаясь подобрать слова. Не улыбайся Асад так открыто и обезоруживающе, я бы сочла его полным придурком – он говорит, что это я виновата в том, что у меня только один друг во всей школе.
Может, я бы даже обиделась, если б его улыбка не заставила меня почувствовать, что этот болтун вполне может стать моим вторым другом.
Босой долговязый парень в черном выходит на сцену и хлопает в ладоши, призывая будущих актеров и актрис занять свои места. Асад задумчиво опирается подбородком на ладонь, словно вот-вот произнесет монолог, достойный Гамлета.
– Если вы пришли сюда без интереса, а только потому, что школа заставляет вас что-то выбрать, или если вы думаете, что упоминание театрального кружка поможет вам при поступлении в колледж, то вы ошиблись. Здесь нет места самозванцам.
Парень делает паузу, оглядывая толпу, его манеры и внушительный рост эффектно работают на сцене. Судя по ухоженной бородке клинышком и короткому хвостику черных волос, он не раз прочел пособие «Как одеваться подобно режиссеру с Бродвея», а на стене его спальни висит фото Лина-Мануэля Миранды[9], на которого он явно старается походить.
– Во имя бессмертных слов Полония «Будь верен сам себе», выбирайте: вы с нами или нет?
Повисшую тишину нарушает шорох, привлекающий к себе всеобщее внимание: какой-то мальчишка собирает свои вещи и выбегает за дверь, провожаемый каждой парой глаз в этом зале.
– Для тех, кто остался, поясню – мы не похожи на другие кружки. Театр – образ жизни. Театр и есть жизнь. – Он выразительным жестом указывает на девушку в первом ряду: – Ты найдешь себя на этой сцене, и ее огни раскроют тебя, если ты им позволишь.
Зря я это затеяла. Я бы сбежала за тем бедолагой, не будь приклеена к своему месту из страха прервать грандиозный монолог.
– В этом году мы вдохнем жизнь в эту сцену при помощи… – Для пущей драматичности парень умолкает, наслаждаясь всеобщим вниманием.
Все зрители подаются вперед, и я опасаюсь, как бы Асад не выпал из кресла.
– …«Волшебника страны Оз»[10]! – доносится со сцены.
По рядам прокатывается вздох, превратившийся в гул обсуждений.
– Подобно Дороти мы пойдем по дороге, вымощенной желтым кирпичом. Зайдем в темный лес и, преобразившись, с победой завершим наш путь. – Он вновь указывает пальцем на девушку в первом ряду. – Ты готова к путешествию?
Он подает ей руку и буквально выдергивает на сцену. Ряд за рядом все покидают свои места и присоединяются к ним. Встав, Асад поворачивается ко мне.
– Ты идешь?
Я крепче прижимаю к себе сумку.
– Нам что, обязательно туда идти? Мы ведь рабочие сцены. – Я все еще надеюсь, что не так поняла, и будет можно тихо уйти за черные кулисы.
– Это традиция. Идем.
Я качаю головой.
– Я… я, наверное, зря все это…
Глянув на меня, Асад переводит взгляд на сидящих позади учеников, будто впервые заметив, что они шепчутся, наблюдая, выйдет ли девушка со шрамами на сцену.
– «Удача любит храбрых», – пристально глядя на меня, цитирует Асад.
– «Отверженные»? Нет, погоди-ка, это «Аида». Точно, «Аида». Последние строки.
Улыбка Асада становится шире.
– Ты точно наша. Признай, что эти актеры – твой народ. – Он протягивает мне руку ладонью вверх. – Мы пойдем туда вместе.
Его уверенный взгляд унимает мурашки, бегущие по коже. Я беру Асада за руку и под шепотки окружающих мы подходим к сцене.
– Это Ава. Новенькая, – сообщает Асад парню в черном.
Тот протягивает мне руку, и я подаю ему правую, стараясь спрятать левую клешню. На секунду он сомневается, заметив мою компрессионную одежду, но прежде чем я успеваю открыть рот для объяснений, крепко сжимает мою ладонь и втягивает меня на сцену.
– Привет, новенькая Ава. Добро пожаловать в Изумрудный город.
Она делает несколько прыжков (до грациозности Сары ей, конечно, далеко) и кланяется парню, который шутливо ей аплодирует. Девушка треплет его волосы и вдруг ловит мой взгляд. Я не успеваю отвернуться, а она принимается шептаться с парнем, тот оборачивается ко мне.
Новость о моем появлении разлетается по залу – судя по тому, как все начинают крутить головами.
«Тревога! Тревога! Критическая ситуация! В нашем театре – Обгоревшая!»
Я вжимаюсь в бархатное кресло, пытаясь подавить чувство, которое никогда еще не испытывала в святая святых – театре. Страх.
Как я смогу подняться на сцену, если даже сейчас у меня от паники по коже бегут мурашки?
Похоже, пожар уничтожил оба моих дома.
Все кресла заполнились – кроме тех, что рядом со мной. Крепче прижав к себе сумку, я достаю наушники и уже собираюсь их надеть, как ко мне подходит парень с темными глазами и смуглой кожей.
– Тебя ведь Асад зовут?
Он указывает на коридор.
– Там я просто Асад. А здесь я Асад Ибрагим, непревзойденный осветитель сцены! – Он пафосно вскидывает руки, случайно задевая меня за предплечье. Но, как ни странно, не отшатывается в ужасе. – А ты что здесь делаешь? На прослушивание пришла или наниматься в рабочие сцены?
Мы с Пайпер решили, что я попытаюсь получить роль, а вот о втором варианте даже не подумали. А ведь это тоже считается.
– Второе, – решительно отвечаю я и кладу наушники обратно в сумку. – Конечно же, в рабочие сцены.
– Круто. Я тоже. – Он указывает на маленькую, размером с будку, комнатушку с огромными круглыми прожекторами, направленными на сцену. – Я управляю светом, так что обычно сижу там.
Он обводит взглядом зал, и его улыбка на миг меркнет.
– Значит, Пайпер все-таки не пришла? Вы с ней разве не срослись как сиамские близнецы?
– Театр ее больше не интересует.
– Вот облом. Она единственная среди этих примадонн знала мое имя. А большинство из них, наверное, считают, что меня зовут «Больше света!».
Я невольно смеюсь, и Асада это явно воодушевляет.
– А, так ты все-таки умеешь улыбаться! – торжествующе восклицает он. – Ладно, из какого мюзикла строчка: «Ты одет не полностью, если на тебе нет улыбки»?
– «Энни»[8].
Широко улыбаясь, Асад садится в кресло рядом со мной.
– Впечатляет. Среди школьников мое знание бродвейских цитат обычно остается незамеченным – и чаще всего неоцененным. Нам здесь нужно больше таких, как ты.
Я сильнее вжимаюсь в кресло.
– Как я?
Асад продолжает беззаботно болтать, будто не понимая, что я мучительно жду от него объяснений.
– Людей, которые по-настоящему ценят театр.
Осознав, что речь идет не о моей внешности, я расслабляюсь и шучу:
– Ну, иногда надоедает смотреть «Настоящих домохозяек».
Асад улыбается.
– Я рад, что ты пришла, Ава.
Я перевожу взгляд на пустые сидения рядом со мной.
– Кроме тебя это никого не радует. Только ты и Пайпер разговариваете со мной.
– Да у тебя на лбу написано: «Не говорите со мной». Даже в коридоре, рядом с Пайпер, ты всегда смотришь в пол.
Осознав, что и сейчас смотрю на свои туфли, я заставляю себя поднять взгляд на Асада. И вижу в его потрясающих, почти черных глазах свое отражение.
– Ничего подобного.
Он улыбается.
– А помнишь, как я пытался пообщаться в твой первый день в школе?
– Ну да.
– Ты совсем не обращала на меня внимания.
– Я решила, что ты просто вежливый и говоришь с пострадавшей при пожаре новенькой из жалости.
Асад закатывает глаза.
– Именно. Я был вежливый, а ты отшила меня.
Бестолковое любопытство – так я охарактеризовала его поведение. Я чувствую, как внутри меня что-то переворачивается, и понимаю, что с Асадом одним определением, нацарапанным в углу страницы, не обойтись.
– Я это к тому, что, может, тебе стоит время от времени поднимать взгляд от пола, – говорит Асад, – а то подумают, будто ты что-то потеряла.
Я запинаюсь, пытаясь подобрать слова. Не улыбайся Асад так открыто и обезоруживающе, я бы сочла его полным придурком – он говорит, что это я виновата в том, что у меня только один друг во всей школе.
Может, я бы даже обиделась, если б его улыбка не заставила меня почувствовать, что этот болтун вполне может стать моим вторым другом.
Босой долговязый парень в черном выходит на сцену и хлопает в ладоши, призывая будущих актеров и актрис занять свои места. Асад задумчиво опирается подбородком на ладонь, словно вот-вот произнесет монолог, достойный Гамлета.
– Если вы пришли сюда без интереса, а только потому, что школа заставляет вас что-то выбрать, или если вы думаете, что упоминание театрального кружка поможет вам при поступлении в колледж, то вы ошиблись. Здесь нет места самозванцам.
Парень делает паузу, оглядывая толпу, его манеры и внушительный рост эффектно работают на сцене. Судя по ухоженной бородке клинышком и короткому хвостику черных волос, он не раз прочел пособие «Как одеваться подобно режиссеру с Бродвея», а на стене его спальни висит фото Лина-Мануэля Миранды[9], на которого он явно старается походить.
– Во имя бессмертных слов Полония «Будь верен сам себе», выбирайте: вы с нами или нет?
Повисшую тишину нарушает шорох, привлекающий к себе всеобщее внимание: какой-то мальчишка собирает свои вещи и выбегает за дверь, провожаемый каждой парой глаз в этом зале.
– Для тех, кто остался, поясню – мы не похожи на другие кружки. Театр – образ жизни. Театр и есть жизнь. – Он выразительным жестом указывает на девушку в первом ряду: – Ты найдешь себя на этой сцене, и ее огни раскроют тебя, если ты им позволишь.
Зря я это затеяла. Я бы сбежала за тем бедолагой, не будь приклеена к своему месту из страха прервать грандиозный монолог.
– В этом году мы вдохнем жизнь в эту сцену при помощи… – Для пущей драматичности парень умолкает, наслаждаясь всеобщим вниманием.
Все зрители подаются вперед, и я опасаюсь, как бы Асад не выпал из кресла.
– …«Волшебника страны Оз»[10]! – доносится со сцены.
По рядам прокатывается вздох, превратившийся в гул обсуждений.
– Подобно Дороти мы пойдем по дороге, вымощенной желтым кирпичом. Зайдем в темный лес и, преобразившись, с победой завершим наш путь. – Он вновь указывает пальцем на девушку в первом ряду. – Ты готова к путешествию?
Он подает ей руку и буквально выдергивает на сцену. Ряд за рядом все покидают свои места и присоединяются к ним. Встав, Асад поворачивается ко мне.
– Ты идешь?
Я крепче прижимаю к себе сумку.
– Нам что, обязательно туда идти? Мы ведь рабочие сцены. – Я все еще надеюсь, что не так поняла, и будет можно тихо уйти за черные кулисы.
– Это традиция. Идем.
Я качаю головой.
– Я… я, наверное, зря все это…
Глянув на меня, Асад переводит взгляд на сидящих позади учеников, будто впервые заметив, что они шепчутся, наблюдая, выйдет ли девушка со шрамами на сцену.
– «Удача любит храбрых», – пристально глядя на меня, цитирует Асад.
– «Отверженные»? Нет, погоди-ка, это «Аида». Точно, «Аида». Последние строки.
Улыбка Асада становится шире.
– Ты точно наша. Признай, что эти актеры – твой народ. – Он протягивает мне руку ладонью вверх. – Мы пойдем туда вместе.
Его уверенный взгляд унимает мурашки, бегущие по коже. Я беру Асада за руку и под шепотки окружающих мы подходим к сцене.
– Это Ава. Новенькая, – сообщает Асад парню в черном.
Тот протягивает мне руку, и я подаю ему правую, стараясь спрятать левую клешню. На секунду он сомневается, заметив мою компрессионную одежду, но прежде чем я успеваю открыть рот для объяснений, крепко сжимает мою ладонь и втягивает меня на сцену.
– Привет, новенькая Ава. Добро пожаловать в Изумрудный город.