Шрамы как крылья
Часть 15 из 65 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
«Держись!» говорит она.
За что?
За боль?
жар?
панику?
Темнота манит.
Я хочу избавиться
от
боли
жара
паники.
«Держись! Ради родителей».
Мама.
Папа.
Они хотят,
чтобы я
жила.
Я открываю глаза.
Сквозь темноту
светят звезды.
Не тронутые
дымом
и
болью.
Я тянусь
к звездам.
Сирены.
Топот.
Крики.
Издалека
тонкие лучи
привязывают меня
к земле.
Руки на моей спине.
Меня поднимают.
Нет.
Нет.
Нет.
Не забирайте свет.
Оставьте меня
здесь.
Звезды
смогут удержать меня
в целости.
Глава 11
Наш план прост: я напрошусь на маленькую, незаметную роль в весеннем мюзикле – дерева или иного прославленного сценического реквизита, а Пайпер выяснит, позволит ли ей тренер подавать игрокам воду или делать что-нибудь еще, доступное человеку в инвалидном кресле. Ничего особенного, но Кора так расчувствовалась, словно я выиграла «Оскар», а Пайпер поедет на Олимпийские игры.
– Просто не верится, – говорит она сквозь слезы, когда воскресным вечером я сообщаю ей, что останусь в школе еще по меньшей мере на неделю. – Это чудо какое-то.
– Чудес не бывает, – возражаю я, кладя в сумку учебник по математике. – Это все Пайпер.
* * *
В пятницу, как только звенит последний звонок с уроков, школа «Перекресток» из обычного учебного заведения превращается в мир клубов и кружков. По пути на театральное прослушивание я оставляю Пайпер у раздевалок, дожидаться тренера.
Я протискиваю ее кресло через толпу одетых в форму спортсменов, пьющих протеиновые коктейли и брызгающих освежителем воздуха на защитную экипировку, хотя ничто не сможет перебить подростковый пот.
– Ни пуха ни пера! – кричит Пайпер, перекрывая гам.
Босые девушка и парень направляются к театральному залу, держась за руки и перепрыгивая через валяющиеся на полу пробные полосы «Глашатая Перекрестка».
Чем ближе конец коридора, тем слышнее становятся звуки настраиваемых инструментов оркестра.
У каждого есть свое место в этой жизни после уроков.
Проскользнув через боковую дверь, я сажусь в первое попавшееся бархатное кресло. Кое-кто из учеников тоже устроился в креслах, но большинство разбрелись по залу: напевают известные мелодии, сидят на сцене, болтая ногами, или громко разговаривают в проходах.
Я тоже была такой, как они, – наркоманом, зависящем от адреналина выступлений. Волнение перед премьерой, энергия театра, пробегающая сквозь меня. Свет в лицо. Темнота, скрывающая зрителей. Я знала, что в зале сидят мои родители: мама проклинает телефон, в котором не хватает места для записи спектакля, а папа невольно произносит текст роли вместе со мной.
Сцена была моим вторым домом. Там я чувствовала себя в безопасности. Живой. Уверенной.
За что?
За боль?
жар?
панику?
Темнота манит.
Я хочу избавиться
от
боли
жара
паники.
«Держись! Ради родителей».
Мама.
Папа.
Они хотят,
чтобы я
жила.
Я открываю глаза.
Сквозь темноту
светят звезды.
Не тронутые
дымом
и
болью.
Я тянусь
к звездам.
Сирены.
Топот.
Крики.
Издалека
тонкие лучи
привязывают меня
к земле.
Руки на моей спине.
Меня поднимают.
Нет.
Нет.
Нет.
Не забирайте свет.
Оставьте меня
здесь.
Звезды
смогут удержать меня
в целости.
Глава 11
Наш план прост: я напрошусь на маленькую, незаметную роль в весеннем мюзикле – дерева или иного прославленного сценического реквизита, а Пайпер выяснит, позволит ли ей тренер подавать игрокам воду или делать что-нибудь еще, доступное человеку в инвалидном кресле. Ничего особенного, но Кора так расчувствовалась, словно я выиграла «Оскар», а Пайпер поедет на Олимпийские игры.
– Просто не верится, – говорит она сквозь слезы, когда воскресным вечером я сообщаю ей, что останусь в школе еще по меньшей мере на неделю. – Это чудо какое-то.
– Чудес не бывает, – возражаю я, кладя в сумку учебник по математике. – Это все Пайпер.
* * *
В пятницу, как только звенит последний звонок с уроков, школа «Перекресток» из обычного учебного заведения превращается в мир клубов и кружков. По пути на театральное прослушивание я оставляю Пайпер у раздевалок, дожидаться тренера.
Я протискиваю ее кресло через толпу одетых в форму спортсменов, пьющих протеиновые коктейли и брызгающих освежителем воздуха на защитную экипировку, хотя ничто не сможет перебить подростковый пот.
– Ни пуха ни пера! – кричит Пайпер, перекрывая гам.
Босые девушка и парень направляются к театральному залу, держась за руки и перепрыгивая через валяющиеся на полу пробные полосы «Глашатая Перекрестка».
Чем ближе конец коридора, тем слышнее становятся звуки настраиваемых инструментов оркестра.
У каждого есть свое место в этой жизни после уроков.
Проскользнув через боковую дверь, я сажусь в первое попавшееся бархатное кресло. Кое-кто из учеников тоже устроился в креслах, но большинство разбрелись по залу: напевают известные мелодии, сидят на сцене, болтая ногами, или громко разговаривают в проходах.
Я тоже была такой, как они, – наркоманом, зависящем от адреналина выступлений. Волнение перед премьерой, энергия театра, пробегающая сквозь меня. Свет в лицо. Темнота, скрывающая зрителей. Я знала, что в зале сидят мои родители: мама проклинает телефон, в котором не хватает места для записи спектакля, а папа невольно произносит текст роли вместе со мной.
Сцена была моим вторым домом. Там я чувствовала себя в безопасности. Живой. Уверенной.