Шрамы как крылья

– Ага.

– У меня тоже. Всякая чушь наподобие того, как я разбиваюсь на мотоцикле. Лейн говорит, это мой мозг преображает повреждения в знакомый контекст, и прочая психо-чушь в том же роде.

– Да, знаю о чем ты.

Я не рассказываю, что снова и снова вижу во сне огонь, ощущаю его жар, чувствую дым. Вижу, как мой отец бежит сквозь пламя.

Еще бывают сны, в которых я прыгаю на батуте с Сарой или помогаю маме сажать цветы. И никаких шрамов на лице, спекшихся пальцев и дыры на месте уха.

Не знаю даже, какие хуже. Проснувшись после кошмара о пожаре, я испытываю облегчение оттого, что огонь ненастоящий. Но когда я просыпаюсь после сна о жизни до пожара, кошмарно становится уже наяву.

Пайпер снимает крышку с коробки из-под обуви, доверху набитой открытками, берет верхнюю и читает: «Нас невероятно тронула твоя смелость, и мы желаем тебе скорейшего выздоровления».

– Можно? – она с хихиканьем заносит коробку над мусорной корзиной.

Я хватаю коробку прежде, чем она выпускает ее из рук.

– Кора считает, что они поднимают мне настроение.

– Поднимают настроение? – Пайпер фыркает. – Это мусор. Поначалу все тебя поддерживают, но где они, когда мама вытирает тебе задницу после туалета, потому что ты сама не можешь дотянуться?

Я ставлю коробку обратно на стол.

– Неужели еще не выпускают специальной открытки, поздравляющей с тем, что ты успешно вытер попку? – шучу я. – Это серьезное упущение с их стороны.

– Типа «Поздравляем вас с первым послеоперационным актом дефекации! Желаем, чтобы все выходило хорошо!». – Пайпер смеется.

– Или «Трансплантат прижился? Поздравляем вас с Новым годом без воспаления!».

– А как тебе такое? – Пайпер откидывается на спинку кресла и с серьезным лицом скрещивает руки на груди. – Открытка с Заком Эфроном, который пылко смотрит на тебя и говорит: «Детка, это компрессионное белье обнимет тебя так крепко, как никто другой».

– Такую я бы точно купила. Это хотя бы забавно.

– Ну! Это как сегодня, когда Лейн пыталась быть серьезной, а ты выпалила свой комментарий о Фредди Крюгере. Я чуть не померла со смеху. Кстати, кто тебя так назвал?

– Не знаю. Какая-то девушка в театральном зале. Кира или Кензи, как-то так.

Пайпер морщится.

– Кензи Кинг?

– Не знаю.

– Длинные черные волосы, а выражение лица такое кислое, будто вокруг чем-то неприятным пахнет?

Я пытаюсь вспомнить лицо той девушки. Я волновалась о том, что она меня увидит, вот и не разглядела ее толком.

– Может быть, и она…

– Неудивительно. Кензи хуже всех. Официально. Держись подальше от нее, чтобы тебя не забрызгало, когда она вдруг не сможет сдержать свои позывы.

– Жесть! – Я смеюсь.

– Кензи именно такая. Теперь, когда я знаю, кто тебя так назвал, мне это прозвище не кажется забавным.

Я снова бью ловца снов рукой-клешней, и он начинает крутиться.

– Как-то в очереди к кассе одна девочка истерически громко прошептала своей матери, что мое лицо похоже на оплавленные восковые карандаши. А я стояла всего в нескольких шагах от нее. Черт, я обгоревшая, а не тупая.

– Один старшеклассник назвал меня «Еда на колесах», потому что, как он сказал, я слегка поджарена, – со смешком признается Пайпер. – Надо отдать ему должное – его прозвище хотя бы имеет смысл. Ты не представляешь, как глупо порой меня называют.

– Я наверняка слышала в свой адрес и похуже. – Меня слегка задевает, что Пайпер полагает, будто может конкурировать со мной в этой сфере. Со мной, чье лицо провоцирует тысячи колкостей.

– Например?

– Даже и не знаю, вынесешь ты это или нет.

– Ладно, тогда начну я. Одно из первых прозвищ: Сбитая кошка. – Пайпер с ухмылкой откидывается на спинку кресла.

– Неплохо. А я начну, пожалуй, с Лицо-бекон.

– Полупарализованный зомби.

Поднявшись на колени, я выкрикиваю сквозь смех:


– Лицо со шрамом!

Пайпер аж повизгивает от хохота и чуть не выпадает из кресла, когда наклоняется вперед и кричит очередное прозвище:

– Змеиная кожа!

– Жареный краб!

– Хрустяшка!

– Рот-мутант!

– Пятачок! – Пайпер прикрывает рот ладонью, осознав, что произнесла не свое прозвище, а просто обозвала меня.

Мы обе заливисто смеемся, я падаю на кровать, держась за живот, а Пайпер сгибается пополам.

– Девочки! – В комнату врывается Кора.

Пайпер прикусывает губу, пытаясь не смеяться.

Кора переводит взгляд с меня на Пайпер, чье лицо покраснело от смеха.

– Хватит.

После ее ухода мы еще какое-то время хихикаем. Затем Пайпер подъезжает к кровати, выбирается из кресла и ложится рядом со мной.

– Ну, и кто выиграл? – спрашивает она.

– По-моему, мы обе проиграли.

– Прозвища меня не волнуют. Кто обзывается, и все такое. По-настоящему оскорбительно вот это, – указав на коробку с открытками, она кладет руку на грудь и высоким голоском пищит: – «Образец для подражания! Твоя история такая трогательная! Ты вдохновляешь меня жить на полную катушку!» Прекрасно, блин. Круто, что моя личная трагедия способна помочь вам разобраться с мелкими неприятностями.

– А меня еще слово «чудо» бесит, будто в том, что я выжила, есть какой-то высший смысл, – добавляю я. – Отец вытолкнул меня из окна. Я выжила. Он умер. Это не чудо, а земное притяжение.

– Люди делают только хуже, – тихо говорит Пайпер.

– Точно.

– Кроме тебя. Тебя терпеть можно.

– Слушай, тебе точно нужно придумывать подписи для открыток.

– Нет, правда, после общения с тобой не хочется сделать лоботомию, а это уже что-то! – смеется Пайпер.

Ее полосатая рука касается моего компрессионного белья, и Пайпер даже не вздрагивает. А ведь она не медсестра, не тетя или психолог, которые обязаны быть со мной рядом.

– Ты ведь понимаешь, о чем я? Это трудно передать словами, – говорит она.

– Так не говори. Слова переоценивают.

Лежа бок о бок, мы наблюдаем, как покачивается над нашими головами ловец снов. Впервые за долгое время я смотрю в лицо кошмара не в одиночестве.

Ава Ли

Журнал терапии

26 февраля



Слова, которые я ненавижу (в порядке усиления отвращения):



Мерзость

Подгоревшая

Клешнерукая

Пингвин

Лицо со шрамом