Теневые блики

Мир закружился и завертелся безумным хороводом, как и во время прошлой нашей встречи. Ох уж эти принцы. Один взгляд — и пиши пропало. Ладно бы в романтическом смысле, ан нет, сразу почву из-под ног норовят выбить, причем в прямом смысле этого слова.



***



Изумленное «УУУУУХХХХХХ!» было первым, что я услышала, когда внизу снова появилась твердая поверхность в виде потусторонней изумрудной травы. Звук этот, как ни странно, исходил от Мараха. Эм, филина тоже перенесло в Святилище? Интересно…

Питомец, не склонный к рефлексии, тотчас сорвался с моего плеча и рванул куда-то в туманные дали этого таинственного места. Ни сомнений, ни жалости, ни последнего «прощай». Только осторожный взгляд оранжевых круглых глаз и прижатые от стыда уши. Я тут, типа, сваливаю, пока-пока, хозяюшка, бывай.

Я встала (перемещение подло уронило меня на землю), огляделась и снова обнаружила Лиссая сидящим на перилах белой беседки.

— Вы очухиваетесь быстрее, чем я, или умудряетесь сразу оказаться в этой позиции? — уточнила я, отряхивая штаны от налипшей травы.

Принц легко спрыгнул вниз, подошел и заботливо присоединился к глобальной чистке:

— Сразу. Раньше оказывался на земле, но теперь научился.

Как и в прошлый раз, в Святилище Лиссай чудесным образом переставал заикаться.

Я глубоко вздохнула. Местный воздух можно пить, как мед, чувствуя, что тебя уволакивает в пучину сладостного спокойствия. Толстые стволы неведомых деревьев — нет, не секвой, для этого они слишком голубые и мшистые, — упорядочивали расползающееся во все стороны пространство. Я легонько коснулась пальцами проплывающего мимо облачка тумана — косматое и клочковатое, оно было похоже на дворового пуделя. Облачко зазвенело, как колокольчик в волосах моего куратора, и с негодованием помчалось прочь. Сила моей воли слабела перед жизнерадостностью Святилища, и с облегчением от самого этого осознания я радостно позволила себе упасть обратно в траву. Да еще и покаталась с боку на бок, испытывая ни с чем не сравнимый детский восторг.

Лиссай, кажется, немного замешкался от этого моего жеста. Как так? Чистил-чистил прекрасную даму от зелени, а она опять во все тяжкие… Принц задумчиво поскреб свои светло-рыжие вихры, потом широко улыбнулся, заставив веснушки на лице занять наступательные позиции, и плюхнулся рядом.

Я заставила себя строго произнеси, хотя это было непросто:

— Лиссай, вообще-то я к вам по делу. Мне нужно расспросить вас о черной краске.

Ищущий повернулся ко мне с искренним удивлением на лице:

— О краске? Здесь?…

— Где угодно. Это моя работа, — сурово свела брови я.

Мысль о том, что на моем лбу в этот момент появилось две вертикальные складки, показалась мне смешной. Но я сдержалась и продолжила хмуриться. Все-таки что-то тут не так с воздухом.

— Ладно, — Лиссай перекатился на живот и подпер ладонями подборок. — Что именно ты хочешь знать?

Он продолжил упорно общаться на «ты». Я же проигнорировала этот факт и максимально деловым тоном спросила:

— Что вы имели ввиду, когда говорили, что от «черной краски не отвести взгляд»?

Лиссай почесал нос и внимательно, чуть сощурившись, посмотрел на землю перед собой. Как по заказу, наверх потянулись стебельки, а затем и цветы нескольких ромашек. Когда цветы полностью раскрылись, Лиссай сорвал их и начал гадать. Хм, на что могут гадать мужчины? Неужели тоже на любовь?

Закончив первый цветок, принц пожал плечами:

— Я имел ввиду, что краска из Мудры улавливает унни и направляет ее в определенное место. Работает как проводник. Побочным эффектом является то, что она тем самым захватывает человеческое внимание.

Я поперхнулась:

— Простите. Вы знали, что краска — магический проводник? — перед глазами у меня мелькнуло неприятное видение: мертвое лицо госпожи Мелиссы. Информация о проводнике была последним, что она успела нам сказать.

— Да. А что? — удивился Лиссай.

— Может быть, то, что о существовании таких проводников в принципе никто не знает? А вы не сообщили мне о них сразу, как только я заинтересовалась краской? — чересчур дерзко заявила я. В Святилище поднялся неприятный холодный ветер. Лиссай поморщился:

— Тинави, при всем моем уважении, я тебе ничем не обязан. Какие вопросы задаешь — такие ответы и получаешь.

— Вам не кажется, что в случае преступлений умничать — это не лучшая затея?

— Тинави, вы все-таки разговариваете с принцем крови, пожалуйста, потише.

Я аж захлебнулась от негодования.

Что?

Эта рыжая каланча кичится своим происхождением?

Тотчас Лиссаю на нос упала огромная холодная капля дождя. А мимо пролетавшая птичка — не Марах, какая-то разноцветная пичуга — сделала свое черно-белое дело прямо на шелковую пижаму Ищущего. В Святилище стало еще неуютнее: разгулявшийся ветер стал уносить клубы тумана, и оказалось, что земля меж деревьев абсолютно голая, даже без травы. На небе, и без того низком, стремительно стягивались тучи.

Принц растерялся:


— Тинави, боюсь, Святилище подстраивается под ваше настроение.

Я резко сбавила обороты:

— Такое может быть?

— В теории, да.

Лиссай поднялся с земли, с отвращением стер листом папортника кляксу на шелке, и мы поспешили скрыться в беседке от начавшегося дождя. Там художник задумчиво облокотился о перила, глядя на унылую серость, которой быстро заволокло его волшебный потусторонний мирок.

— Если что, я уже передумала на вас злиться, — осторожненько пробормотала я. — Хотя не ожидала комментариев про принца крови…

— Прости. Меня так воспитали. Ударили — бей в ответ. Иногда рефлекторно вырывается, — повинился он. — Смотри, небо очищается. Удивительно.



Я подняла взгляд. И впрямь. Также быстро, как появились несколько минут назад, тучи разошлись. Аккуратная радуга, мерцая, аркой повисла на небе.

— Ничего себе, — подивилась я. — И что же, Святилище под всех так подстраивается?

— Не знаю. Ведь здесь не было никого, кроме меня и тебя. Признаю, мне слегка обидно, — усмехнулся он. — Не помню, чтобы местная погода ориентировалась на меня.

— Новичкам везет. Как и дуракам, — я отмахнулась. — Позвольте, продолжу свой импровизированный допрос?

— Да, конечно.

— Расскажите, как именно черная краска взаимодействует с унни.

Принц легонько улыбнулся, заставив ямочки на щеках проявиться еле-еле. Скорее обещание, чем ямочки. Но уже неплохо:

— Как я уже сказал, черная краска улавливает свободные частички унни, которых полно в мире, и стягивает их к одному месту. Такими свободными частичками наполнены, в том числе, наши мысли, если мы специально не сосредотачиваемся на чем-то одном. Поэтому я и говорю, что «от краски нельзя оторвать глаз». Большинство людей не думает. Почти никогда не думает, представляешь? Они делают все по привычке, механически, по накатанной. Живут на рефлексах, упуская суть. Унни гуляет в их головах, как перекати поле. Искра не контролирует эту унни, светясь еле-еле. Конечно же, краска заставит таких людей увлечься картиной. Поэтому я и любил свою «Черную серию». Помогает сразу определить тех, кто не живет по-настоящему: они мгновенно начинают пускать слюни перед полотнами, никакого сопротивления, никакой собственной оценки… Это очень грустно.

— И действительно, — цокнула языком я. Что же, получается, наш маньяк выбирал для своих жертв наиболее…хм…не думающих людей? Чтобы заграбастать побольше энергии? Как-то странно. Я спросила:

— Лиссай, а что происходит с этой притянутой краской унни? Куда она девается? И если краска стягивает свободную энергию людей, то, что же, она и энергию всяких там предметов вокруг забирает? Энергию воздуха? Ох, — заприметив, что Лиссай безуспешно пытается спрятать усмешку, я окончательно застопорилась в своих рассуждениях. И чистосердечно призналась:

— Вы знаете, я не очень разбираюсь в теоретических тонкостях. Всегда была практиком с точки зрения магии.

— Как и большинство, — пожал плечами принц. — Что очень печально, потому что использовать волшебство, не понимая, как что устроено, — крайне опасно. Ты ведь знаешь, что унни, брома и искры — это основа мира? Унни — энергия, которая вечно течет и меняется. Благодаря ей мы в состоянии познать время. Боги-хранители — ты когда-нибудь задумывалась, что они хранят? Как раз унни. Ее свободный поток. Они следят за тем, чтобы все развивалось, двигалось. Вперед или назад — это уже наш, обладателей искры, выбор, главное, чтобы ничто не стояло на месте. Не будет унни — не будет ничего. Искра, помещенная в мертвую брому, не даст жизни, сразу потухнет, как потухнет огонь без воздуха. И наоборот, когда живое существо лишается искры, его унни покидает хозяина и быстро находит новый дом.

— А если убрать брому?

— А как ты уберешь брому? — поднял брови Лиссай. — Ты не можешь заставить материю просто исчезнуть. Рвать, жечь, плавить, перемещать — да. Аннулировать? На это способны только драконы.

У меня потихоньку начала пухнуть голова от теории, но я не сдавалась. Сосредоточилась и уточнила:

— Я правильно понимаю, что, когда человек умирает, его унни освобождается? И быстренько липнет к черной краске?

— Да, в момент смерти унни покидает владельца. И, пока она не найдет себе новое пристанище — живое или нет — она свободна. А еще растеряна. Черная краска — как клейкая лента для мух. Но, на самом деле, энергию только что умершего можно просто забрать. Для этого даже не придется вступать в классический поединок с унни — она слишком слаба, сама идет в руки. Просто забираешь и все.



Я аж подпрыгнула:

— Вы хотите сказать, что, даже если у меня нет магии, я могу кого-то угрохать и после этого использовать всю его унни, как захочу? Прямо колдовать?

Лиссай ощутимо забеспокоился от подобных высказываний. Святилище начало наполняться цветными клочками тумана. Они хаотично метались по полянке туда и сюда, звеня при столкновениях. Настоящее воплощение взбудораженности. Но мне было не до этого. Я чувствовала, что дело о маньяке обрастает новыми потрясающими гипотезами.

Принц понизил голос:

— В теории да. Если успеть поймать унни ровно в тот момент, когда угасает искра. Но я от всего сердца не советую тебе этого делать, Тинави.

Я махнула рукой:

— Я и не собираюсь, не бойтесь. А вот кое-кто другой, видимо, позарился на подобную добычу. И, получается, чем больше человек ты убьешь, тем больше унни, готовой к сотрудничеству, у тебя будет… А черная краска… Хм. Я правильно понимаю, что, если разрисовать человека черной краской, потом его убить, то какое-то время унни останется в теле, как в клетке? А если это будут не просто рисунки, но специальные формулы… — я начала лихорадочно ходить по беседке. — То унни сразу отправится в нужное маньяку место. Верно?

— Да, — осторожно подтвердил Лиссай.



Я вспомнила о смерти торговца Бундруми, предшествовашей магическому нападению на Мелиссу. Все еще оставалось неясным, как убийца свернул ей шею, будучи невидимым, но хотя бы понятно, откуда он взял необходмую для колдовства унни: это было энергия почившего ювелира. А когда он убивал по ритуалу, с краской, то всю унни отправлял в некое строго определенное место, и не мог мгновенно потратить. Поэтому и Айрин убита на середине моста — в тот момент у него и впрямь не было магии, так как унни пошла «впрок»… У меня ноль доказательноств, но, теоретические выкладки подтверждают: у маньяка нет магии! Кажется, только что я нехило сузила список подозреваемых.

— С ума сойти. Почему об этом никто не знает? Эта же настоящий клад для всяких психопатов!

— Наверное, именно поэтому Дом Ищущих и держит эту информацию в секрете, вовремя беря обет молчания с тех, кто додумался сам и жаждет обнародовать открытие, — пробурчал Лиссай. — Вот только я такой балабол в Святилище…