Школа Бессмертного
Часть 94 из 184 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ну вот это и есть. Вот этот момент и настал.
Маргарита промолчала. Она почувствовала неприятный комок в животе и понимала, что с изжогой и перееданием это вряд ли связано.
Лика задумчиво смотрела в потолок, уйдя в свои мысли, и рассеянно поглаживала живот. Может, для неё что-то и изменилось, думала Маргарита, но для стороннего наблюдателя Лика оставалась всё та же. Короткий период растерянности и отчаяния после известия о беременности она пережила довольно быстро и теперь снова была той же меланхоличной и ленивой царевной, какой Марго помнила её по первым дням.
Разве что взгляд стал ещё задумчивее и глубже, и, кажется, да – Маргарита пригляделась, впервые отметив это про себя, – какая-то непроходящая светлая детскость начала уступать место осознанной взрослой ответственности. Пока только едва заметными намёками – новым прищуром глаз, первой лёгкой складкой на переносице, новыми, не свойственными ранее жестами. Маргарите очень хотелось бы, но она уговаривала себя не обманываться – Лика действительно менялась.
А она? Маргарита разозлилась, повернулась к Лике, пихнув в плечо.
– Слушай, ну а крёстным ты бы кого хотела?
– Не знаю, – Лика задумчиво пожала плечами. – Пока не решила.
– Вообще-то, крёстного не ты должна выбирать, а отец, – раздражённо заметила Маргарита.
– Да, – согласилась царевна, помолчав. – Но отец сейчас недоступен. Так что, если не вернётся к родам, придётся всё решать нам.
– Нам? – Маргарита опять перепугалась. – Почему это нам, Лика? Я не хочу решать за Ивана и огребать потом от него.
Лика вяло усмехнулась.
– Как ты и сказала, время ещё есть. Не обязательно всё сейчас решать. Подождём.
– Да, подождём, – облегчённо согласилась Маргарита, потягиваясь и зевая. – Блин, что-то спать хочется. Соснём часок?
– Угу, – кивнула Лика, закрывая глаза.
Маргарита заботливо прикрыла её одеялом, поёрзала, устраиваясь сама. Она так и не призналась Лике, почему не хочет стать крёстной её ребенку. Как ей бросать своего крестника, когда Бессмертный всё-таки найдёт способ отправить их домой? Как ей тогда разрываться между тем миром и этим? Она не была готова решать этот вопрос сейчас. И злилась на то, что даже Лике хватило мужества сделать выбор и принять решение, изменившее её жизнь, а ей, Маргарите, – нет.
* * *
Всё следующее утро Маргарита была сильно не в духе и шпыняла новичков по любому поводу.
– Ты как винтовку держишь, болван?! Это тебе не мотыга! Вот так вот надо, понял? А ты чего автомат в глаз тычешь, дятел? Жить надоело? Не туда дёрнешь – и без глаза останешься, и без башки. Я как показывала предохранитель держать? А ты как? «Не понял»! Положи гранату, сопляк! Я тебе разрешала её брать? Нет?! С хрена ли ты тогда полез клешнями? Понаберут дебилов из стойла!
– Кошкина! – негромко позвал Ферзь. – Ты чего на людей бросаешься? Не выспалась?
– Бросаюсь? – агрессивно возразила Маргарита. – А что делать, когда с первого раза не понимают?!
– Они новобранцы. Вообще ничего не знают и не умеют, любого крика боятся. Если ты не в форме сегодня, я тебя заменю.
– Я в порядке, – отрезала Маргарита. – Ты лучше за своими людьми следи. Ну вот опять. Не трогай, я сказала! – крикнула она какому-то юнцу, с интересом взявшему гранату с демонстрационного столика.
– Кошкина! – Ферзь попытался остановить её, но она уже рванулась вперёд.
Сегодня на стрельбище в Вельяминовом бору было особенно многолюдно. Накануне набрали партию из тридцати новобранцев – этих уже обученные инструктора должны были готовить по стрельбе. Сама Маргарита собиралась заниматься с группой гранатомётчиков, уже прошедших стрелковую и строевую подготовку. Она уже разъяснила им азы на учебных образцах, и сегодня должны были приступить к занятиям на настоящих, боевых гранатах.
Вот только дежурные по стрельбищу, задёрганные постоянными раздражёнными окриками Маргариты, никак не могли толком распределить народ по местам и инструкторам. Новобранцы, впервые увидевшие современное оружие, пришли в восторг и толпились у стендов с образцами, не обращая внимания ни на грозные приказы, ни на чувствительные тычки. Каждому хотелось потрогать, подержать, пощупать тускло блестевшие винтовки, автоматы, пистолеты, о которых уже были наслышаны в Волхове и которые кое-кто даже видел, но только издали, в кобурах и чехлах отдельных стрельцов. Теперь это оружие было от них на расстоянии вытянутой руки, и многие просто не могли сдержать себя, несмотря на строгие предупреждения и приказы старшин.
Апрельское солнце добивало последние снега. В лесу, в оврагах, под соснами и кустами кое-где ещё лежали потемневшие клочья снега, но здесь, на песчаной, расчищенной и огороженной пустоши, снега не было совсем. У высоких бревенчатых тынов, закрывавших стрельбище от нежелательных глаз, стояли привязанные кони. На длинных столах, врытых в землю, лежали в пронумерованных отделениях пистолеты, автоматы, винтовки и гранаты. Здесь же стояли ящики с патронами, холостыми и боевыми, и гранатами, тоже учебными и боевыми.
Маргарита подбежала к парню лет восемнадцати и раздражённо вырвала у него из рук гранату.
– Сколько раз говорить: не трогай! Ты знаешь, что это такое?! Уронишь, на хрен, и взвода нет!
– Старшина! – услышала Маргарита сбоку чей-то испуганный возглас.
– Чего? – сердито повернулась она.
Округлившиеся от ужаса глаза Наума Жукова, одного из первых подготовленных ею инструкторов, объяснили ей всё раньше, чем она услышала его панический севший голос:
– Это боевая!
Маргарита опустила взгляд на гранату и ещё успела заметить, что чека осталась на пальце новобранца, удивлённо хлопающего глазами.
– Ложись! – услышала она свой вопль как будто со стороны и швырнула гранату под стол, шестым чувством помня, что боевых там быть не должно и, может быть…
Бросая гранату, она развернулась, инстинктивно прикрывая парнишку и выставляя левую руку – то ли пытаясь толкнуть его на землю, то ли заводя себе за спину. У неё поехала нога. Она охнула, заваливаясь назад, и тут её взрывом швырнуло на парня.
Ещё пару секунд Маргарита пыталась убедить себя, что ничего страшного, что, кажется, пронесло. Она же в сознании, она всё слышит и понимает. И, только почувствовав дикую, никогда прежде не испытываемую боль, поняла, что ничего не пронесло.
Вокруг неё что-то кричали, топотали, куда-то бежали, что-то приказывали. Она пыталась приподняться, с ужасом осматривая кровавое месиво, в которое превратились её ноги. От новых сапог ничего не осталось, на месте лодыжек и коленей выпирали обломки костей.
Маргарита быстро и тяжело дышала, хватаясь руками за порезанный, иссечённый живот, из которого – она боялась посмотреть – кажется, вылезали кишки.
– Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт! – испуганно бормотала она, пытаясь зажать рану остатками куртки и рубашки. Было так больно и страшно, что слёзы выступали на глазах.
– Кошкина! – выдохнул рухнувший рядом Ферзь. – Держись. Мы сейчас… сейчас… быстро. Попону! – рявкнул он.
Сзади замешкались, засуетились. Ферзь прорычал, сдирая с себя куртку и плотно укутывая Маргариту.
– Чёрт! – всхлипнула Маргарита, когда он приподнял её за плечи. – Мне п…ц! Сашка…
– Не паникуй! – оборвал её Ферзь, заматывая разорванные ноги протянутой попоной. – Сейчас доставим царице, она всё зашьёт.
Он осторожно взял её на руки, поднялся рывком. Маргарита закричала от резкой боли в животе, заплакала, уже не таясь и не сдерживаясь.
– Больно же, Сашка! Чёрт, как же больно!
– Прости, прости, Кошкина! – бормотал Ферзь, торопливо семеня к коновязям. – Потерпи, потерпи, ради бога! Смотри на меня, не уплывай. Нам бы только добраться до дворца, а там…
От боли и страха Маргарита уже ничего не соображала и почти не слышала. Она понимала, что умирает, и это казалось ей настолько несообразным и невозможным, что страх порой вытеснял боль, и ни на что другое уже не оставалось сил.
Краем сознания она ещё отмечала, как её подняли на коня, как бережно и осторожно взял её Ферзь. По тому, как болтается голова на плечах, она поняла, что едут, переходя с шага на рысь.
И тут она отключилась.
* * *
Ещё не открыв глаза, по тихому сопению и шуршанию карандаша Маргарита догадалась, что Лика рядом. Она ещё немного полежала с закрытыми глазами, пытаясь оценить состояние и не решаясь пошевелиться. У неё ничего не болело, это она пока понимала. Но насколько критично всё остальное?
Она чуть приоткрыла левый глаз, посмотрела со страхом. Никаких бинтов она не увидела, да и вообще ничего больничного. На ней лежало знакомое меховое одеяло. И пахло знакомо – тёплым сухим деревом, печным дымом, ароматом Ликиных духов.
Значит, она у себя в спальне, обрадовалась Маргарита и уже смелее открыла правый глаз. Лика сидела спиной к окну и, задумчиво закусив кончик косы, что-то рисовала на большом белом листе. Видимо, её портрет, решила Маргарита и возмущённо засопела, пытаясь приподняться.
– Марго! – обрадовалась Лика, вскакивая и отбрасывая карандаш с листом. – Проснулась наконец.
– А ты меня уже рисуешь, – проворчала Маргарита. – В таком состоянии. Ты чего, Лика? Совсем меня не любишь?
– Тихо, тихо, тихо, – успокаивающе забормотала Лика, поднимая подушки и помогая Маргарите сесть. – Только очнулась – и сразу ругаться. Всё в порядке, значит. А я уж перепугалась…
Маргарита выпростала из-под одеяла руки, задрала льняную рубашку. Живот был цел, не было даже шрамов.
Она повертела руками, сжимая и разжимая пальцы, откинула одеяло. Ноги тоже были целые. Как будто ничего не произошло.
Маргарита подняла сияющий взгляд на Лику. Ведь она же думала, что умирает, вполне была уверена, что ей конец. В нормальной жизни после таких ранений не выживают. Уж точно не в таком состоянии. Она же помнила, во что превратились её ноги. Никакой хирург не сохранил бы их в том мире. А здесь…
– Марья, конечно, постаралась, – улыбнулась Лика, присаживаясь на край кровати. – Баюн сказал: три часа колдовала, пока вернула тебе всё как было.
Маргарита покачала головой.
– Твоя ж маракуйя ж! Даже не знаю, что сказать. И как мне теперь благодарить её?
– Погоди радоваться, тебе ещё влетит от неё. Ферзь своё получил, ещё и тебе достанется.
– А Сашке-то за что? – возмутилась Маргарита.
– За то, что не уследил. Опять под его началом люди чуть не погибли – не обеспечил, значит, безопасность на должном уровне.
– Ну вот он тут вообще ни при чём! – решительно заявила Маргарита. – Это мой косяк, а он вообще хотел меня отстранить. И вообще, если бы не он…
– Да, – закивала Лика, – если бы он не успел тебя доставить… Марья сказала, что тебе повезло. И попало удачно, не смертельно, и привезли вовремя. Но крови ты всё равно потеряла много, так что придётся полежать, восстановиться.
– Да не хочу я лежать! – Маргарита откинула одеяло, повернулась, норовя спустить ноги с кровати, и тут же поморщилась, схватившись за правый бок.
– Да, немного ещё поболит, – сообщила Лика, опять укладывая подругу на подушки. – Марья вынула все осколки и всё зашила, но внутренние органы должны будут ещё зажить. Она не везде там добралась. Так что хочешь не хочешь, а недельку тебе полежать придётся.
– Чёрт! – с досадой пробормотала Маргарита. – А я уж было поверила, что вообще всё прошло. Кстати, сколько я уже провалялась?
Маргарита промолчала. Она почувствовала неприятный комок в животе и понимала, что с изжогой и перееданием это вряд ли связано.
Лика задумчиво смотрела в потолок, уйдя в свои мысли, и рассеянно поглаживала живот. Может, для неё что-то и изменилось, думала Маргарита, но для стороннего наблюдателя Лика оставалась всё та же. Короткий период растерянности и отчаяния после известия о беременности она пережила довольно быстро и теперь снова была той же меланхоличной и ленивой царевной, какой Марго помнила её по первым дням.
Разве что взгляд стал ещё задумчивее и глубже, и, кажется, да – Маргарита пригляделась, впервые отметив это про себя, – какая-то непроходящая светлая детскость начала уступать место осознанной взрослой ответственности. Пока только едва заметными намёками – новым прищуром глаз, первой лёгкой складкой на переносице, новыми, не свойственными ранее жестами. Маргарите очень хотелось бы, но она уговаривала себя не обманываться – Лика действительно менялась.
А она? Маргарита разозлилась, повернулась к Лике, пихнув в плечо.
– Слушай, ну а крёстным ты бы кого хотела?
– Не знаю, – Лика задумчиво пожала плечами. – Пока не решила.
– Вообще-то, крёстного не ты должна выбирать, а отец, – раздражённо заметила Маргарита.
– Да, – согласилась царевна, помолчав. – Но отец сейчас недоступен. Так что, если не вернётся к родам, придётся всё решать нам.
– Нам? – Маргарита опять перепугалась. – Почему это нам, Лика? Я не хочу решать за Ивана и огребать потом от него.
Лика вяло усмехнулась.
– Как ты и сказала, время ещё есть. Не обязательно всё сейчас решать. Подождём.
– Да, подождём, – облегчённо согласилась Маргарита, потягиваясь и зевая. – Блин, что-то спать хочется. Соснём часок?
– Угу, – кивнула Лика, закрывая глаза.
Маргарита заботливо прикрыла её одеялом, поёрзала, устраиваясь сама. Она так и не призналась Лике, почему не хочет стать крёстной её ребенку. Как ей бросать своего крестника, когда Бессмертный всё-таки найдёт способ отправить их домой? Как ей тогда разрываться между тем миром и этим? Она не была готова решать этот вопрос сейчас. И злилась на то, что даже Лике хватило мужества сделать выбор и принять решение, изменившее её жизнь, а ей, Маргарите, – нет.
* * *
Всё следующее утро Маргарита была сильно не в духе и шпыняла новичков по любому поводу.
– Ты как винтовку держишь, болван?! Это тебе не мотыга! Вот так вот надо, понял? А ты чего автомат в глаз тычешь, дятел? Жить надоело? Не туда дёрнешь – и без глаза останешься, и без башки. Я как показывала предохранитель держать? А ты как? «Не понял»! Положи гранату, сопляк! Я тебе разрешала её брать? Нет?! С хрена ли ты тогда полез клешнями? Понаберут дебилов из стойла!
– Кошкина! – негромко позвал Ферзь. – Ты чего на людей бросаешься? Не выспалась?
– Бросаюсь? – агрессивно возразила Маргарита. – А что делать, когда с первого раза не понимают?!
– Они новобранцы. Вообще ничего не знают и не умеют, любого крика боятся. Если ты не в форме сегодня, я тебя заменю.
– Я в порядке, – отрезала Маргарита. – Ты лучше за своими людьми следи. Ну вот опять. Не трогай, я сказала! – крикнула она какому-то юнцу, с интересом взявшему гранату с демонстрационного столика.
– Кошкина! – Ферзь попытался остановить её, но она уже рванулась вперёд.
Сегодня на стрельбище в Вельяминовом бору было особенно многолюдно. Накануне набрали партию из тридцати новобранцев – этих уже обученные инструктора должны были готовить по стрельбе. Сама Маргарита собиралась заниматься с группой гранатомётчиков, уже прошедших стрелковую и строевую подготовку. Она уже разъяснила им азы на учебных образцах, и сегодня должны были приступить к занятиям на настоящих, боевых гранатах.
Вот только дежурные по стрельбищу, задёрганные постоянными раздражёнными окриками Маргариты, никак не могли толком распределить народ по местам и инструкторам. Новобранцы, впервые увидевшие современное оружие, пришли в восторг и толпились у стендов с образцами, не обращая внимания ни на грозные приказы, ни на чувствительные тычки. Каждому хотелось потрогать, подержать, пощупать тускло блестевшие винтовки, автоматы, пистолеты, о которых уже были наслышаны в Волхове и которые кое-кто даже видел, но только издали, в кобурах и чехлах отдельных стрельцов. Теперь это оружие было от них на расстоянии вытянутой руки, и многие просто не могли сдержать себя, несмотря на строгие предупреждения и приказы старшин.
Апрельское солнце добивало последние снега. В лесу, в оврагах, под соснами и кустами кое-где ещё лежали потемневшие клочья снега, но здесь, на песчаной, расчищенной и огороженной пустоши, снега не было совсем. У высоких бревенчатых тынов, закрывавших стрельбище от нежелательных глаз, стояли привязанные кони. На длинных столах, врытых в землю, лежали в пронумерованных отделениях пистолеты, автоматы, винтовки и гранаты. Здесь же стояли ящики с патронами, холостыми и боевыми, и гранатами, тоже учебными и боевыми.
Маргарита подбежала к парню лет восемнадцати и раздражённо вырвала у него из рук гранату.
– Сколько раз говорить: не трогай! Ты знаешь, что это такое?! Уронишь, на хрен, и взвода нет!
– Старшина! – услышала Маргарита сбоку чей-то испуганный возглас.
– Чего? – сердито повернулась она.
Округлившиеся от ужаса глаза Наума Жукова, одного из первых подготовленных ею инструкторов, объяснили ей всё раньше, чем она услышала его панический севший голос:
– Это боевая!
Маргарита опустила взгляд на гранату и ещё успела заметить, что чека осталась на пальце новобранца, удивлённо хлопающего глазами.
– Ложись! – услышала она свой вопль как будто со стороны и швырнула гранату под стол, шестым чувством помня, что боевых там быть не должно и, может быть…
Бросая гранату, она развернулась, инстинктивно прикрывая парнишку и выставляя левую руку – то ли пытаясь толкнуть его на землю, то ли заводя себе за спину. У неё поехала нога. Она охнула, заваливаясь назад, и тут её взрывом швырнуло на парня.
Ещё пару секунд Маргарита пыталась убедить себя, что ничего страшного, что, кажется, пронесло. Она же в сознании, она всё слышит и понимает. И, только почувствовав дикую, никогда прежде не испытываемую боль, поняла, что ничего не пронесло.
Вокруг неё что-то кричали, топотали, куда-то бежали, что-то приказывали. Она пыталась приподняться, с ужасом осматривая кровавое месиво, в которое превратились её ноги. От новых сапог ничего не осталось, на месте лодыжек и коленей выпирали обломки костей.
Маргарита быстро и тяжело дышала, хватаясь руками за порезанный, иссечённый живот, из которого – она боялась посмотреть – кажется, вылезали кишки.
– Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт! – испуганно бормотала она, пытаясь зажать рану остатками куртки и рубашки. Было так больно и страшно, что слёзы выступали на глазах.
– Кошкина! – выдохнул рухнувший рядом Ферзь. – Держись. Мы сейчас… сейчас… быстро. Попону! – рявкнул он.
Сзади замешкались, засуетились. Ферзь прорычал, сдирая с себя куртку и плотно укутывая Маргариту.
– Чёрт! – всхлипнула Маргарита, когда он приподнял её за плечи. – Мне п…ц! Сашка…
– Не паникуй! – оборвал её Ферзь, заматывая разорванные ноги протянутой попоной. – Сейчас доставим царице, она всё зашьёт.
Он осторожно взял её на руки, поднялся рывком. Маргарита закричала от резкой боли в животе, заплакала, уже не таясь и не сдерживаясь.
– Больно же, Сашка! Чёрт, как же больно!
– Прости, прости, Кошкина! – бормотал Ферзь, торопливо семеня к коновязям. – Потерпи, потерпи, ради бога! Смотри на меня, не уплывай. Нам бы только добраться до дворца, а там…
От боли и страха Маргарита уже ничего не соображала и почти не слышала. Она понимала, что умирает, и это казалось ей настолько несообразным и невозможным, что страх порой вытеснял боль, и ни на что другое уже не оставалось сил.
Краем сознания она ещё отмечала, как её подняли на коня, как бережно и осторожно взял её Ферзь. По тому, как болтается голова на плечах, она поняла, что едут, переходя с шага на рысь.
И тут она отключилась.
* * *
Ещё не открыв глаза, по тихому сопению и шуршанию карандаша Маргарита догадалась, что Лика рядом. Она ещё немного полежала с закрытыми глазами, пытаясь оценить состояние и не решаясь пошевелиться. У неё ничего не болело, это она пока понимала. Но насколько критично всё остальное?
Она чуть приоткрыла левый глаз, посмотрела со страхом. Никаких бинтов она не увидела, да и вообще ничего больничного. На ней лежало знакомое меховое одеяло. И пахло знакомо – тёплым сухим деревом, печным дымом, ароматом Ликиных духов.
Значит, она у себя в спальне, обрадовалась Маргарита и уже смелее открыла правый глаз. Лика сидела спиной к окну и, задумчиво закусив кончик косы, что-то рисовала на большом белом листе. Видимо, её портрет, решила Маргарита и возмущённо засопела, пытаясь приподняться.
– Марго! – обрадовалась Лика, вскакивая и отбрасывая карандаш с листом. – Проснулась наконец.
– А ты меня уже рисуешь, – проворчала Маргарита. – В таком состоянии. Ты чего, Лика? Совсем меня не любишь?
– Тихо, тихо, тихо, – успокаивающе забормотала Лика, поднимая подушки и помогая Маргарите сесть. – Только очнулась – и сразу ругаться. Всё в порядке, значит. А я уж перепугалась…
Маргарита выпростала из-под одеяла руки, задрала льняную рубашку. Живот был цел, не было даже шрамов.
Она повертела руками, сжимая и разжимая пальцы, откинула одеяло. Ноги тоже были целые. Как будто ничего не произошло.
Маргарита подняла сияющий взгляд на Лику. Ведь она же думала, что умирает, вполне была уверена, что ей конец. В нормальной жизни после таких ранений не выживают. Уж точно не в таком состоянии. Она же помнила, во что превратились её ноги. Никакой хирург не сохранил бы их в том мире. А здесь…
– Марья, конечно, постаралась, – улыбнулась Лика, присаживаясь на край кровати. – Баюн сказал: три часа колдовала, пока вернула тебе всё как было.
Маргарита покачала головой.
– Твоя ж маракуйя ж! Даже не знаю, что сказать. И как мне теперь благодарить её?
– Погоди радоваться, тебе ещё влетит от неё. Ферзь своё получил, ещё и тебе достанется.
– А Сашке-то за что? – возмутилась Маргарита.
– За то, что не уследил. Опять под его началом люди чуть не погибли – не обеспечил, значит, безопасность на должном уровне.
– Ну вот он тут вообще ни при чём! – решительно заявила Маргарита. – Это мой косяк, а он вообще хотел меня отстранить. И вообще, если бы не он…
– Да, – закивала Лика, – если бы он не успел тебя доставить… Марья сказала, что тебе повезло. И попало удачно, не смертельно, и привезли вовремя. Но крови ты всё равно потеряла много, так что придётся полежать, восстановиться.
– Да не хочу я лежать! – Маргарита откинула одеяло, повернулась, норовя спустить ноги с кровати, и тут же поморщилась, схватившись за правый бок.
– Да, немного ещё поболит, – сообщила Лика, опять укладывая подругу на подушки. – Марья вынула все осколки и всё зашила, но внутренние органы должны будут ещё зажить. Она не везде там добралась. Так что хочешь не хочешь, а недельку тебе полежать придётся.
– Чёрт! – с досадой пробормотала Маргарита. – А я уж было поверила, что вообще всё прошло. Кстати, сколько я уже провалялась?