Шешель и шельма

— Все-таки чему-то очень интересному учат девочек в пансионах, — хмыкнул себе под нос Стеван. — Нет, не поэтому. Я хорошо знаю регидонский, и внешность у меня для здешних мест очень типичная и неприметная, а вмешивать основную агентурную сеть по такому делу не рискнули. Разведки следят друг за другом, лишнее движение непременно привлекло бы внимание. Нет, мне сказали, к кому обратиться, если совсем пролечу, но вроде все неплохо сложилось.

— Кстати, да, у тебя странная наружность для ольбадца. Или ты не оттуда?

— Ну родился в Беряне, но мать была отсюда, с этого берега, я в нее пошел. Ее родители эмигрировали в Ольбад, когда тут в конце прошлого века начался бедлам.

— А отец?

— Он из Беряны.

— Они живы? — все-таки спросила Чара. Они же только недавно познакомились, и интерес этот будет уместен…

— Нет.

От общих соседей Чарген прекрасно знала, что мать Шешеля умерла очень давно, когда тот был еще ребенком, а отец — несколькими годами позже, как раз когда Стеван служил. Подробностей соседи не знали, но вроде там была какая-то трагическая история с попыткой ограбления и убийством. Все единодушно сходились во мнении, что специальность себе Шешель выбрал именно после того случая.

Цветана всего этого, конечно, не знала, но Чара решила, что подробностями она интересоваться не будет.

— Извини.

— Да все нормально, они уже давно умерли.

— Ну… я своих никогда не знала, но напоминания об этом все равно неприятны.

Некоторое время они шли молча, и сейчас тишина совсем не нравилась Чарген, казалась напряженной и нервной. Как будто господин Сыщик действительно всерьез расстроился, вспоминая родителей. Это было странно, потому что очень не похоже на него, и Чара все больше склонялась к тому, что приписывает ему собственную реакцию: если бы мама умерла, Чаре было бы очень тяжело и неприятно об этом думать.

— Стей, а нас не поймают посреди поля? Воздушный порт же со всех сторон открыт, незамеченным не подойдешь, да и территория наверняка огорожена…

— Огорожена, и к причальным вышкам мы, конечно, не сунемся. Даже если бы нас никто не искал, не так-то просто пробраться туда, куда посторонних не пускают. Нет, мы обратимся за помощью. На краю территории воздушного порта, у леса, стоят домики, в которых отдыхают экипажи дирижаблей между перелетами. Это удобнее, чем ехать в город в гостиницу.

— Наверное, тяжело так жить — постоянно не дома.

— Говорят, привыкают, некоторым даже нравится. Когда летают долго по одному маршруту, случается, и там и тут по квартире заводят. А некоторые даже по семье.

— Серьезно? — хмыкнула Чара, которая о жизненных перипетиях пилотов дирижаблей никогда не задумывалась.

— Более чем. Я как-то вел дело, одного такого вот хитрого и убили.

— Одна из жен?

— Как ни странно — нет, подельник, выручку не поделили. Он еще и контрабанду возил: две семьи содержать — удовольствие дорогое.

— Зачем ему это было нужно?

— Ну у мертвого-то доподлинно не выяснишь, но друг его уверял, что одинаково любил обеих. Что характерно, обе одинаково убивались по нему, даже сдружились на почве общей потери. Это ты вот мечтаешь об одном самом-самом, а кому-то мало, — поддел следователь. — Или он так до конца и не мог определиться, которая самая-самая.

— Ничего смешного, — пожала плечами Чарген. — Мечты разные бывают. Вот ты о чем мечтаешь?

— Взять пару дней отпуска и проспать их дома. Кряду, — со смешком ответил Шешель.

— Я серьезно! Сейчас я тоже мечтаю дома оказаться, это не считается. Неужели ни о чем более серьезном, глобальном не мечтаешь? И о женщине никогда не мечтал? Той самой, гипотетической или вполне конкретной.

— Было дело, — усмехнулся он, бросив на Чару непонятный, нечитаемый взгляд. — Но тоже не возвышенно, рано ты обрадовалась. Вполне конкретно и с определенной целью.

— Ты циник. И зануда.

— Никто не обещал, что будет легко, — рассмеялся Стеван.

— И никогда-никогда не влюблялся?

— Юношеские бурления, когда готов в каждую первую влюбиться, если она нужного пола и не вызывает ужаса, лишь бы познакомиться поближе, считаются?

— Тьфу, дурак! — Она недовольно ткнула спутника локтем в бок. Потом с шипением потерла пострадавший локоть, попавший аккурат по кобуре. — Нет!

— Значит, нет, — невозмутимо пожал плечами Шешель, поправив кобуру. — А ты, раз такая умная, что ж до сих пор свою мечту не воплотила?

— Ну… Я тоже всерьез не влюблялась. Только… так, немного. — Она едва не ляпнула «в юности» и мысленно ругнула себя за рассеянность. — Но меня это совсем не радует! Если бы повезло влюбиться и встретить настоящего мужчину, меня бы здесь, скорее всего, не было.

— У меня такой отговорки нет, я бы тут в любом случае оказался, — засмеялся следователь. — Кстати, да, как я мог забыть об этом главном чувстве своей жизни!

— Ты про любовь к работе? — иронично хмыкнула Чарген. — Ну да, действительно, как ты мог!

На этом разговор все-таки прервался, но в этот раз молчание уже не так тяготило, хотя и навевало унылые мысли. Мечтать-то можно о чем угодно, только Чара вполне отчетливо понимала: идеальный союз двух близких, понимающих людей для нее существовал лишь там, в мечтах. Уже хотя бы потому, что такого союза не может быть без доверия. Начать с чистого листа — заманчиво, но в ее случае это будет новый слой лжи. А вот так, как есть…


Ну кому в самом деле может понадобиться именно она? Как любовница — может быть, а как жена и спутница жизни… Мошенница, незаконнорожденная дочь мошенницы и почти шлюха.

Впрочем, почему — почти? Просто, выходит, элитная, очень-очень дорогая…

Мысли эти привычно окончательно испортили настроение. И не менее привычно разозлили — обычная реакция на вот это противное ощущение собственной слабости и ненужности.

У нее есть семья. Своих детей она все равно не хочет, потому что нанянчилась в юности на всю оставшуюся жизнь вперед. А мужчины… С мужчинами можно просто получать удовольствие.

— Стей, нам долго еще идти? — постаралась отвлечься от неприятных мыслей.

— Немного осталось. Вон, если приглядеться, уже видны крыши. Сейчас поближе подойдем, и я сунусь на разведку. Надо понять, как туда пролезть. Да и какой нам домик нужен — тоже вопрос.

— Ой, а правда, — растерялась Чара. — А как мы попадем внутрь, там же забор?

— Я тебе сейчас древнюю, великую тайну открою, только пообещай — никому!

— Клянусь! — торжественно пообещала она, давя улыбку: Шешель явно дурачился.

— В заборах бывают дыры, — склонившись ближе, сообщил он страшным шепотом.

Чарген все-таки хихикнула, но спросила:

— И ты достоверно знаешь где?

— Предполагаю, — уже вполне серьезно ответил он. — Я же прикидывал пути отхода, и это был основной. Мне примерно описали, где и как искать эту дыру, посмотрю. Ну вот, здесь хорошее место. Стой, держи.

Всучив Чаре зонт, Стеван зашагал вперед и, несмотря на редкий подлесок, быстро пропал из виду.

Через пару минут она начала нервничать и топтаться по поляне. Сначала закралась трусливая мысль, что Шешель ее бросит и сбежит, но ее Чарген решительно отогнала. У нее браслет, а артефакт господин Сыщик точно не оставит врагу.

Потом тревожные мысли коснулись самого Стевана, и стало беспокойно уже за него — а вдруг поймали? Отделаться от этого страха оказалось не так просто, как от предыдущего, и Чара напряженно прислушивалась. Наверное, если бы поймали лазутчика, были бы крики, вообще хоть какой-то шум! Но шелестел кронами ветер, стучали по зонту крупные капли, лениво и сонно перекликались птицы — и все.

В нетерпении Чарген мерила пятачок земли ногами, пинала прелые листья, зябко ежилась от сырости и прикидывала, что и как она может сделать для спасения Шешеля. Выходило — совсем ничего, и только отсутствие идей останавливало от нарушения приказа следователя. Появилась бы какая-нибудь хоть немного здравая мысль, и Чара уцепилась бы за нее, не теряя ни минуты.

Хорошо, что мысль так и не появилась, потому что наконец появился сам Стеван. Невозмутимый, бодрый и вполне довольный.

— Ну как? — подалась ему навстречу Чарген.

— Все нормально. Пойдем, нас ждут. — Он забрал зонт и потянул спутницу за руку.

Дыра в заборе оказалась внушительной: в одном месте металлическая сетка была оторвана от столба и отгибалась так, что Чаре пришлось лишь немного нагнуться.

Назвать «домиками» жилище для экипажей было бы преувеличением, но небольшим. Несколько длинных приземистых строений, разделенных на помещения с персональными входами, живописный вид на лес и причальные вышки, небольшие клумбы — весьма неплохие условия. Чара поняла, что поспешила со своим сочувствием.

К нужному входу Шешель подошел уверенно, не озираясь, — явно знал, куда именно двигаться. Дверь была незаперта, следователь пропустил спутницу вперед, а сам аккуратно стряхнул капли с зонта и вошел следом. Внутри оказалось уютно, нашлось все необходимое: широкая кровать, круглый столик с парой стульев, шкаф в углу. Окно одно, рядом с дверью, его закрывали плотные шторы, а напротив — дверка, кажется, в ванную комнату.

На ручке шкафа висел на плечиках синий китель, рядом в остальной части формы стоял и его хозяин — высокий статный мужчина с коротко подстриженными темно-рыжими волосами.

— Здравствуйте, — улыбнулась ему Чара и едва удержалась от смешка, представив, что за чудовище видит перед собой бедный пилот. Надо отдать должное, держался он с достоинством и хотя при появлении гостьи заметно опешил, но лицо его не перекосилось. — Цветана Ралевич.

— Душан Чайка, — опомнился хозяин дома. — Очень приятно. Располагайтесь, отдыхайте, лучше не включайте свет — могут обратить внимание. Я оставлю вам ключ, но, пожалуйста, никуда не выходите. Постараюсь все устроить, как договаривались, часа через три вернусь, — обратился он уже персонально к следователю, надевая китель.

— Спасибо, — коротко кивнул Стеван.

Мужчины пожали руки, и Чайка, взяв фуражку и зонт, вышел.

— Здесь есть горячая вода, — с насмешливой улыбкой сообщил следователь, окинув спутницу взглядом.

— Я первая в душ! — не обманула его ожиданий Чарген и, на ходу стаскивая парик, устремилась к заветной дверце.

Провозилась она в итоге долго, и приличную часть этого времени — по объективным причинам. Разобрать прическу оказалось не так просто, да еще нормальной расчески не было, только совсем тонюсенький гребешок, с бинтами на ногах тоже пришлось повозиться. А потом… Потом некоторое время она просто не могла заставить себя выйти из-под ласковых горячих струй.

— Извини, я немного увлеклась, — виновато улыбнулась следователю, выходя в комнату в клубах пара и хозяйском просторном халате. Шешель сидел за столом и листал хорошо знакомую, но уже слегка помятую и засаленную папку. Пиджак висел на спинке стула, кобура, кажется, под ним.

— Я знал, на что иду, пропуская тебя вперед, — рассмеялся тот. — Дверь я запер, снаружи висит просьба не беспокоить — надеюсь, никто сюда не влезет. Если сунутся — бей стулом.

— Издеваешься? — вздохнула Чара с укором, провожая господина Сыщика взглядом. Тот, на ходу расстегивая рубашку, шагнул к заветной дверце.

— Разумеется. Но про стул — серьезен как никогда.

Дверь закрылась, зашумела вода. Чарген присела на край постели и еще раз осмотрелась. Взгляд зацепился за разложенные документы, и мошенница тяжело вздохнула, в очередной раз сетуя на себя за недостаток образования.

Впрочем, недостаток этот с ней ненадолго, скоро Чара от него избавится. Не прямо сейчас, конечно, а когда вернется в Беряну и начнет новую жизнь. Обязательно начнет, потому что после всего случившегося уже совсем не хочется возвращаться к прежним привычкам, тошно даже думать об этом. И уже совсем не разочаровывает, что с Ралевичем она, получается, сработала в минус: сейчас другие ставки, выжить бы!

Вернется домой, осенью попробует поступить в Зоринку.[3] Если не этой, то следующей — обязательно сумеет. А если получать стипендию и найти подработку, хотя бы в той же самой библиотеке, на жизнь вполне хватит, да и запасы кое-какие имеются, не пропадет. Выучиться, стать настоящим магом… Может быть, даже целителем — она ведь сможет, она талантливая.