Шелковый путь

Утром под нами заработал духовский арткорректировщик. Его радиостанцию запеленговала четвертая рота нашего разведбата. Но в роте всего одна машина радиоперехвата. И взять точный пеленг у них не получается. Известно только, что он где-то очень близко. Просидел целый день со своей 255-й радиостанцией. Она у меня тоже поисковая, может определить направление на передатчик. Но все без толку – либо арткорректировщик работает на других частотах, либо у него сегодня выходной. Но держать такого друга у себя под боком не хочется. Приходится ставить себя на его место. Ибо мое место для него было бы идеальным – мы сидим на вершине. Но это место уже занято. Над нами солнце и звезды, остается место только под нами. Ниже, метрах в трехстах, небольшой кустарник. Единственное место, подходящее нашему другу. Связываюсь с разведбатом, прошу сообщить, когда заработает передатчик. Ведь еще бабушка говорила мне, что когда я ем, я глух и нем. В переводе на обычный язык это означало, что во время работы радиостанции радист глух и слеп. В этот момент его лучше всего и брать. Так учила меня моя бабушка.

Корректировщик заработал только на рассвете. Жаворонок, любит работать по утрам. Мы взяли его без шума и пыли. Ведь он не был знаком с моей бабушкой. И к тому же не занимался в детстве военным троеборьем. Троеборцы знают этот фокус. Один из видов их состязаний – метание учебных гранат на точность. В реальной жизни из осколочной гранаты Ф-1 выкручивается запал, граната метается в окоп, где сидит арткорректировщик. Не важно, куда попадет эта граната. Извините, был не прав! Не важно для метающего. Для арткорректировщика это еще как важно. Шестисотграммовая чугунная болванка, пролетающая в нескольких сантиметрах от головы, на две-три секунды вызывает состояние ступора. А разве я сказал, что она пролетела мимо? Этого я не говорил. Бача (так мы называем афганских детей и просто афганцев) даже не успел доесть открытую банку тушенки. Как мило с его стороны! Тем более что я сегодня еще и не завтракал. Выносим его к вертолетной площадке. Ко времени прилета транспортного Ми-8 он уже приходит в себя.

В тот же день духи атакуют 345-й парашютно-десантный полк. У десантников девять погибших. Наша полковая разведрота помогает их вытаскивать.

Так закончился первый этап операции. Утром спускаемся с горки к своей бронегруппе. Аушев с саперами, через полчаса и мы с командным пунктом полка. Наше место занимает первая рота. Перекидываемся парой слов с Игорем Кирпичевым, командиром взвода первой роты. Он наша полковая легенда. Красавец, настоящий гусар, воюет весело и красиво. И постоянно с ним происходят какие-то приключения, которые со временем обрастают все новыми и новыми подробностями. И превращаются то в легенды, то в анекдоты.

Во время обеда где-то невдалеке слышен взрыв. Похоже на фугас. Едем с заместителем командира полка майором Агибаловым разбираться. Так оно и есть! У переезда через речку афганский КамАЗ решил обогнать танк и съехал с протраленной колеи. Подрыв. У машины вырвало задний мост, КамАЗ перебросило через танк. А водитель отделался только контузией. Повезло парню! Если бы не пошел на обгон, повезло бы больше.

31 мая колонна выдвигается к населенному пункту Алихейль. В пункте постоянной дислокации афганского полка должно состояться короткое совещание. Перед самым совещанием встречаю Франца Клинцевича, заместителя командира 345-го парашютно-десантного полка по спецпропаганде. Франц рассказывает, что на первом этапе духи ходили на одну из рот их полка в атаку. В лобовую, средь бела дня. Обкурились они там, что ли, эти духи! Новость неожиданная. И неприятная.

На совещании нам наконец-то раскрывают замысел операции. Короткими бросками, рота за ротой мы выдвигаемся к пакистанской границе. Перекрываем ее и занимаем оборону. За нашей спиной афганский полк оборудует укрепрайон. Задача – продержаться две недели. Затем мы уходим, они остаются. Красиво было на бумаге, да забыли про буераки. Пока идет совещание, в расположении полка взрывается несколько реактивных снарядов. Духи дают нам понять, кто в доме хозяин. Быть гостем не всегда приятно. Тем более незваным. Ну да мы люди не гордые! Гости мы не привередливые. Нам бы водицы лишь испить, а то с утра не ели, да и ночевать негде. Так что на следующее утро мы идем в гости. Ведь кто ходит в гости по утрам…





А на войне как на войне




Оставляем бронегруппу в ущелье. Дальше пешком. Дорожка предстоит дальняя. По карте километров десять, но реально по горам вдвое дальше. Для горных баранов делов-то на пару часов. Мы, к сожалению, не бараны. Скорее, ишаки. К тому же хорошо нагруженные. Оружие, каска, бронежилет, спальный мешок, плащ-палатка, сухой паек на трое суток, три полуторалитровых фляги с водой. Каждый боец несет по шестьсот патронов к автомату, две осколочные и две наступательные гранаты, сигнальные огни и дымы, одну или две мины к 82-миллиметровому миномету. Кто-то дополнительно – приборы ночного видения, приборы бесшумной беспламенной стрельбы, подствольные гранатометы, связисты – радиостанции. Набирается килограммов за сорок. График движения немного нестандартный: пятьдесят минут движения, десять минут – отдых. А нам в школе что-то говорили о часовых привалах. Верь после этого взрослым! Во второй половине дня после одного из таких привалов ноги становятся ватными. Все поднимаются, я остаюсь отдыхать дальше. На небольшом валуне. Сил идти больше нет. Сказывается высокогорье или последствия болезни, не так важно. Главное, что поднять меня теперь не удастся никаким подъемным краном. В такие минуты в кино бойцы чуть слышно просят: «Брось! Брось, командир. Да не меня, а рацию». Но командир героически продолжает нести на себе разбитую радиостанцию… Увы, это не кино. Подходит Аушев. Смотрит на меня сверху вниз. И чуть слышно произносит волшебное слово: «Пристрелю!» Руслан Султанович всегда может найти ласковое словечко для своих подчиненных. И хотя к разведчикам он всегда относился хорошо (Тут уж не поспоришь, разведчики были его личной гвардией. Он за них, они за него в любое пекло!), на ум приходит, что когда-то я уже слышал что-то о загнанных лошадях. И что с ними обычно делают. Жаль, что все-таки это не кино!

Как мало нужно человеку в такую минуту. Немного дружеского участия и доброе слово. Всего одно! И откуда только берутся силы?! Я поднимаюсь и как ни в чем не бывало занимаю свое место в цепочке людей.

Через два часа выходим на задачу. Это небольшая горка, на которой нам предстоит провести около двух недель. Вообще-то игра «Царь горы» здесь очень популярна. И очень проста: кто на горе, тот и царь. Все перемещения разведгрупп в горах только по линии водораздела. Этому духи нас быстро научили: в ущелье ты – дичь, на горе – охотник. Вот мы и занимаем господствующую высоту. Наивно предполагая, что сегодня мы охотники.

Увы, это не так. В этом районе у духов четыре регулярных полка и с десяток довольно крупных банд. Наша армейская группировка как минимум втрое меньше. К тому же воевать с регулярными войсками нам еще не приходилось. Зато КП полка кроме моего разведвзвода будет прикрывать еще и полковая разведрота. Мне забот поменьше.

У десантников на войне есть два правила. Первое правило: захватить указанный объект или рубеж и удерживать его до подхода главных сил. Правило второе: главные силы никогда не приходят вовремя. (Если быть более точным: главные силы не приходят никогда.) Надеяться можно только на себя да на свой автомат. В отличие от десантников, у пехоты только одно правило: неизвестно, что с тобою будет завтра, а сегодня вырой-ка, братишка, хороший окоп. Мы следуем этому мудрому совету. Всю ночь вгрызаемся в скальный грунт, окапываемся. Что будет с нами завтра, нам тоже неизвестно.

А с рассветом начинается настоящий ад. В учебниках по тактике это называется артиллерийской подготовкой атаки. Нас засыпают градом реактивных снарядов. Свист подлетающих снарядов, разрывы, визг осколков превращают окружающий мир в какую-то дикую фантасмагорию. Мы, словно сурки, забиваемся в норы, безуспешно пытаясь сохранить остатки разума среди этого безумия. Время теряет всякий смысл. Все вокруг теряет всякий смысл. Даже страх уже не имеет никакого значения. Только разрывы снарядов. И кажется, этому не будет конца…

Обстрел заканчивается около шести вечера. Голова гудит как набатный колокол. Все тело разбито, душа раздавлена. Пережитое не укладывается в голове. Но одна мысль пульсирует в моем мозгу. Бойцы. Как там мои бойцы?

Мне кажется, что все погибли, и я остался один. Но впереди какое-то движение. Я переползаю от окопа к окопу. В ближнем – Илья Третьяков. Живой. Игорь Цепляев? Тоже живой. Глаза растерянные, но на теле ни одной царапины. Улыбается Олег Кононенко. Витя Дидык по-хозяйски осматривает свой пулемет. Вообще-то он наводчик-оператор боевой машины пехоты и должен был остаться с бронегруппой. Но напросился с нами в горы. Взял с собой пулемет Калашникова и возится с ним, как с красной девицей. Навстречу мне ползет сержант Тарыгин. Валерий Андреевич собственной персоной. Живой! Даже не верится, но все живы! Пятнадцать разведчиков, два сапера и два огнеметчика. ЖИВЫ! Нет даже раненых. Повезло! Повезло, что в детстве посмотрел один фильм о войне. Там немецкие солдаты обороняли небольшую высотку. Во время артобстрела они отходили на запасные позиции. Вот и на горке я разместил взвод так же: на стороне, обращенной к противнику, посадил двух пулеметчиков, а остальных – на обратном скате. То, что это может пригодиться и спасти наши жизни, я, конечно же, не предполагал. Посадил не задумываясь. Просто так было в кино.

Каждые два часа мы должны выходить на связь с командным пунктом полка, докладывать обстановку. Время – восемнадцать часов. Последний раз выходил в эфир двенадцать часов назад. Аушев меня убьет. Похоже, что я и так уже задолжал ему несколько своих жизней. Правда, радиостанция все время находилась на дежурном приеме. Никто меня особенно и не искал в эфире. Все эти двенадцать часов. Видимо, было не до этого.

– Беркут, Я – Сокол, 037 (У нас все в порядке). Я – Сокол. Прием.

В эфире мертвая тишина. В голову лезут дурные предчувствия. Но раздается негромкий щелчок, и я слышу такой родной голос Вовки «Катушкина», командира взвода связи.

– Понял тебя, Сокол. Доложи о 021-х и 300-х. Как понял, прием?

Ноль двадцать первые и трехсотые – это убитые и раненые. Докладываю, что таковых не имеется. Самая приятная новость за сегодняшний день. Как ни странно, но и в полку потерь нет. Только в соседнем триста сорок пятом парашютно-десантном полку четверо раненых. Оказывается, не так страшен в горах артобстрел, как его малюют. Но в душе остается неприятный осадок: где была наша артиллерия? Авиация? Когда они молотят духов, это нормально. Но когда тебя целый день возят лицом по асфальту, это что-то новенькое. И откуда у духов столько артиллерии? Вспоминаю о четырех регулярных полках моджахедов. В них-то точно артиллерии предостаточно. Надо было отнестись к этой информации более серьезно.

А разведчики мои продолжают окапываться. Заставлять их теперь не надо. Сами все понимают. В отличие от меня, к обстрелу они отнеслись как-то более спокойно. Для многих это первая операция. Возможно, ребята считают, что так и должно быть на войне. Если ты стреляешь, когда-нибудь начнут стрелять и в тебя.

Ночью пошел дождь. Холодный, пронизывающий. Как назло, оставил с бронегруппой свою плащ-палатку. Вместо нее взял двухметровый кусок маскировочной сетки. Для разведчика она важнее. Но, к сожалению, я был не только разведчиком, но и человеком. Для человека под дождем плащ-палатка – предмет более полезный. Мой выбор оказался ошибочным. Зато спать не хотелось. Уснуть в такой холод не смог бы даже самый большой извращенец. Никто и не спит. Народ потихонечку продолжает окапываться. Мы с сержантом Куценко проверяем посты. Изредка на горке разрываются реактивные снаряды. Слышно, как в ответ работает наша артиллерия. Короткими перебежками добираемся до окопа Вити Дидыка. На наш свист он не откликается. Виден лишь его силуэт, склонившийся над пулеметом. Когда подбираемся поближе, Витя перебрасывает через себя пулемет и дает длинную очередь в нашу сторону. Затем спрашивает: «Кто идет?» В другой ситуации можно было бы пошутить по этому поводу. Сейчас не до шуток. Очередь прошла между нами. Предупреждаем, чтобы больше не спал. Как можно спать на войне? Хотя нашего солдата неслучайно боятся враги – он может спать в любых условиях!

Через час дождь прекратился, а затем пошел снова. Судя по всему, к дождям придется привыкать. Возможно, это связано с особенностями рельефа. Горы образовали вокруг естественный отстойник, теплый воздух соприкасается с ледниками на вершинах гор и конденсируется в виде надоедливого мелкого дождика. Практически каждую ночь. К счастью, ночь заканчивается. Небо на востоке начинает понемногу светлеть. Наступает рассвет. А с ним начинается новый день. И новый артобстрел.

Сегодня к нему все мы относимся попроще. По свисту пытаемся определить место падения снаряда. Обнаруживаем странную периодичность в разрывах. К нам прилетает тринадцать реактивных снарядов за четыре минуты. За двенадцать часов должно получится более двух тысяч. По нашей небольшой горке – явный перебор. К счастью для нас, сегодня интенсивность огня заметно ниже, чем вчера. К тому же вести прицельный огонь реактивными снарядами очень сложно. Попасть же по вершине горы с той позиции, откуда ведут огонь духи, практически невозможно. Похоже, что и духи это понимают. За весь день по нам выпущено не более семисот снарядов. Это хорошая новость. Есть и плохая. Даже две.

Первая новость: в полдень духи вытащили на прямую наводку 76-миллиметровую горную пушку. Не очень страшно, но это уже наглость. Вторая новость: по данным радиоперехвата в районе появились арабские наемники. Это уже серьезно! Более серьезно, чем регулярные части моджахедов. В прошлом году в этом районе арабы расстреляли разведроту нашего полка. Так что с ними у нас старые счеты.

После обеда с разведгруппой спускаюсь с горки на нашу сторону. Сегодня должны прилететь вертолеты. Необходимо осмотреться, подобрать вертолетную площадку. Вокруг нас шикарный сосновый бор. Находим небольшую поляну, выставляем боевое охранение. В полусотне метров от поляны Леша Перкин натыкается на систему кяризов. На всякий случай забрасываем их гранатами. Алексей сегодня в ударе! Следующая его находка – небольшой родничок. Ай да Леша! Ай да молодец! Для нас это настоящий праздник. Как говорил кто-то из великих писателей, в жизни всегда есть место празднику. Он говорил о подвиге? Ну это он ошибался. Подвигов в нашей жизни и так хватает, праздников маловато.

Вертолеты уже на подходе. Ми-8 и два Ми-24. Сигнальными дымами обозначаем площадку. МИ-8 идет на посадку. Пока Ми-24 прикрывают нас с воздуха, вертолетчики выгружают сухой паек на пять суток и несколько ящиков с гранатами Ф-1. И за что я так люблю вертолетчиков! За ум и сообразительность! Знают, чем меня можно порадовать. Выгрузка занимает всего несколько секунд. Вертолет поднимается, мы отходим под прикрытие деревьев. Площадку накрывают первые реактивные снаряды. Молодцы духи, оперативно работают. Еще бы немного мы задержались, и ага. Но мы тоже молодцы, не лаптями щи хлебаем.

Возвращаемся на свои позиции. За время нашего отсутствия практически ничего не изменилось. Также разрываются реактивные снаряды, но горной пушки уже нет. Оказывается, поработали наши артиллеристы. Ведь могут же, черти, когда захотят! Это сразу поднимает настроение. Воевать становится гораздо веселее. И весь оставшийся вечер мы бодренько ковыряемся в скальном грунте, углубляем свои окопы.

А ночью работает наша артиллерия. Вы даже не представляете, как это здорово! Когда работает НАША артиллерия. Чувствуешь себя сухо и защищено. Несмотря на то что ночью снова идет дождь…

На рассвете на позиции взвода прилетает два наших снаряда. Не узнать их невозможно. Духи обстреливают нас то ли китайскими, то ли пакистанскими реактивными снарядами. Пятидесятых годов выпуска. Тротил в них совсем никудышный, сам снаряд похож на обычную стомиллиметровую трубу. Шума от него много, а толку практически нет. При разрыве труба разваливается на несколько крупных железных осколков, радиус поражения совсем небольшой. Наши снаряды – другое дело! Светлая инженерная мысль, индустриальная мощь, золотые руки оружейников. Помноженные на чьи-то маниакальные идеи. Всю горку накрывает осколками. Аккуратными, стальными, смертоносными. Это по-настоящему страшно. Возможно, сказалась усталость или обычное российское разгильдяйство, но артиллеристы ошиблись с угломером. С их огневой позиции наша горка видна как на ладони, и просто удивительно, что они никого не зацепили. Не самое хорошее начало нового дня.

Интуиция меня не подводит. С утра духи пристреливают миномет по нашему полковому командному пункту. Четверо раненых. Начальник артиллерии полка подполковник Потатуев (Пришел к нам из десантных войск. Здоровый лось! На операции всегда ходил с огромным ножом, трофейным автоматом и бесшумным пистолетом.), один боец из комендантского взвода и два разведчика из полковой разведроты. Всем взводом выносим их на посадочную площадку, загружаем в вертолеты.

По данным радиоперехвата, ночью в нашей дивизии духи выкрали бойца. Запрашивали транспорт для переброски его в Пакистан. Была попытка нападения на штаб армии. И этим же утром командующий снимает с соседней горки нашу вторую роту. Вместе с Аушевым их перебрасывают на прикрытие штаба армии. Мы остаемся с голым флангом.

В полку прибавляется раненых и убитых. Группа бойцов из третьей роты под командованием старшего лейтенанта Васильева, спускаясь за водой, наткнулась на мину-ловушку. Не выдерживали положенную дистанцию. В результате идущие впереди сапер и Васильев погибли, три бойца тяжело ранены. Обидно. С Васильевым мы сопровождали армейскую артиллерийскую группу. Он не должен был идти в этот рейд. Закончился срок его службы в Афганистане, уже и заменщик был в полку. Тех, кто заменялся, обычно не брали на боевые. Такая была традиция в Афганистане. Но в роте не хватало офицеров, и его попросили сходить на последнюю операцию. Наверное, он мог и отказаться?


А вечером духи нападают на нашу бронегруппу и штаб дивизии. Обстреливают их из безоткатных орудий и пулеметов. Война идет до полуночи. У меня там три экипажа с боевыми машинами. Видно, досталось хлопцам. Но вроде бы все живы.

Ночью начинаем перекрывать окопы бревнами. Это целая эпопея. Топоров и пил нет. Сосны приходится подрубать саперными лопатками, подпиливать штык-ножами и ломать практически вручную. На полутораметровые бревна. Ими мы перекрываем окопы, а затем заваливаем сверху камнями. Должна получиться неплохая защита от миномета. На редкие разрывы реактивных снарядов мы уже практически не обращаем внимания, но миномет всех нас достал. До самой печенки! И хотя на командном пункте движения побольше, весь минометный огонь сосредоточен по ним, нам тоже достается. Изредка постреливает наша артиллерия. Но духовским минометчикам она не страшна. У них позиция, как и у нас, где-то на обратном скате высоты. К утру у артиллеристов заканчиваются снаряды.

Самое смешное, что разведчики мои не унывают. Третью неделю продолжается операция, а они держатся молодцами. Только сильно страдают без курева. Сигареты закончились еще на первой задаче. Пытаются крутить «козьи ножки» из сухой травы. Вообще-то разведчикам курить запрещается. Категорически! Слишком явный демаскирующий признак. К тому же афганцы поголовно некурящие, запах табака чувствуют за версту. Но какие из моих бойцов еще разведчики! Дети. Ничего, отучим. Были бы живы.

Командир полка присылает ко мне авианаводчика. Тот должен засечь огневую позицию духовских минометчиков и навести на нее авиацию. У духов закрытая огневая позиция. Похоже, что работают они по выносной точке прицеливания с арткорректировщиком. Интересно, как их собирается обнаруживать наш авианаводчик? Я сам уже вторые сутки за ними охочусь, но с нашей горки их не засечь. У авианаводчика, старшего лейтенанта Виталика Спивакова, своя методика обнаружения. Он заваливается в мой окоп и начинает травить анекдоты. Вдвоем веселее. А я люблю повеселиться, особенно поспать. Тем более что уже и не помню, когда спал в последний раз. Прошу его разбудить меня через два часа. Ко времени следующего выхода на радиосвязь с КП (командным пунктом) полка.

Через два часа над нами появляются две пары Су-17. Красиво, как на параде они заходят на цель. Навстречу им вылетает две ракеты из переносных зенитно-ракетных комплексов. Самолеты делают противоракетный маневр и снова ложатся на боевой курс. Виталик сигнальными дымами обозначает свое место. Миномет он не засек, но надеется, что летчики обнаружат его сверху. Штурмовики начинают свою работу. Бомбят какие-то цели в двух километрах восточнее нас. По звуку выстрела можно предположить, что минометчики при стрельбе использовали первый заряд. Его достаточно лишь для стрельбы на дальность до восьмисот метров. Но никак не на два километра. Значит, скоро миномет начнет работать снова.

Но нет худа без добра. Миномет летчики не нашли. Зато уничтожили батарею реактивных пусковых установок. Мы целый день наслаждаемся тишиной. В этой тишине особенно отчетливо слышны разрывы осколочных мин.





Ликвидация




Утром следующего дня меня вызывает командир полка. Приказывает выделить двух снайперов. А им – подавить минометный расчет. Голос у подполковника Прудникова тихий и интеллигентный. Такой же, как и он сам. И такой же смертельно усталый. Задача поставлена очень корректно. Уничтожить расчет, находящийся на закрытой огневой позиции, снайперы не могут. Подавить же – означает воспрепятствовать ведению прицельной стрельбы. Это возможно. Стоит лишь обнаружить корректировщика минометного огня. Проблема в другом: оба мои снайпера прослужили в Афганистане меньше месяца. И были снайперами только по должности, но никак не по призванию. Боевого опыта – ноль. Ни одной подтвержденной ликвидации. Ставить им задачу на свободную охоту – значит посылать их на верную гибель. Но приказ есть приказ. Если мы не уберем этих духов, они уберут нас. В горах зверя страшнее, чем миномет, нет!

В любом приказе скрыта небольшая свобода выбора. Выбора способа выполнения поставленной задачи. Только глупцы не понимают этого. Командир должен уметь брать на себя ответственность в этом выборе. Слова о том, что ты солдат и выполнял приказ, достойны солдата. Но не командира.

Передо мною была поставлена задача. Вот только способ ее решения был выбран, на мой взгляд, немного неправильно. Точнее, неправильно были выбраны исполнители. Это была работа не для снайперов. И я даже догадывался, для кого.

Ну почему все лучшее в этом мире – детям? А старикам – все остальное? Ну почем у именно я должен делать эт у работ у? Я стар для нее. Я слишком стар для этой работы. Я стар. Я просто «суперстар». Что это означает по-английски, вы, конечно же, знаете. Я начинал чувствовать себя суперзвездой. Явная мания величия! Созрел очередной клиент для психушки. Конечно же, я не был героем. Никогда не был. Просто был подготовлен немного лучше, чем мои бойцы. И эту работу должен был сделать сам.

Вы, конечно же, представляете, как работает снайпер. Ничего сложного. Берет снайперскую винтовку, выбирает огневую позицию. При появлении цели открывает огонь. И возвращается домой. К ужину. Вот и все. Добавить здесь нечего. Почти нечего. Ну разве что сбор информации о цели иногда занимает довольно много времени. В зависимости от нее выбираются вид оружия и боеприпасов. Боеприпасы порой приходится вручную доводить до ума. И это не только стачивание и различные надпилы оболочки пули. Есть и другие способы повышения эффективности боеприпасов. Ими должен владеть снайпер. Если учесть биоритмы объекта, на его «критические дни» (а то, что они случаются ежемесячно не только у женщин, вы, конечно же, знаете) можно наложить дополнительную психологическую, физическую и эмоциональную нагрузку. В этих целях за два-три дня до ликвидации проводится определенная подготовительная работа. Затем, с учетом положения солнца в момент выстрела, выбирается позиция. Удобная как для стрельбы, так и для отхода. Занимают ее, как правило, ночью. Маскируют. Снайпер рассчитывает поправки на ветер, высоту цели над уровнем моря, температуру и влажность воздуха. Определяет вынос точки прицеливания в зависимости от направления и скорости движения цели. Я вам еще не сказал, что снайпер не работает в одиночку? Значит, я вообще ничего вам еще не сказал. Снайпер – игрок командный. Парочка саперов проделывают для него проход в своем минном поле. Пока он занимает позицию, они прикрывают его фланги осколочными минами направленного действия (МОН-50 или МОН-100). Оператор переносной станции наземной разведки рассказывает ему сказки о движении противника. Ставятся задачи группе прикрытия и группе прикрытия отхода. Выстрел производится при появлении цели. Но если есть выбор, можно произвести его на рассвете либо на закате. На рассвете противник обычно достаточно невнимателен. Но после выстрела тебя целый день будут высматривать, пытаться уничтожить либо захватить. Могут выслать поисковый отряд. Вот тут-то и понадобится группа прикрытия. Как правило, это минометчики либо артиллеристы. А следующей ночью, когда ты будешь возвращаться, тебе пригодится группа прикрытия отхода. Обычно это пулеметчики. Я не стал рассказывать еще о нескольких участниках этой команды. Думаю, что вам эти подробности будут неинтересны. Снайпер – всего лишь вершина айсберга. Если вы не видите всю команду, это не значит, что ее нет.

Да, выстрел можно произвести на рассвете. Но разумнее все-таки сделать это перед закатом, в так называемый «час волка». Вы же знаете, что в это время биологические часы человека делают с ним смешные вещи. Да и день перед позициями противника разумнее проводить, когда никто не подозревает о твоем существовании. И не ищет тебя. К тому же после выстрела ждать ночи придется совсем недолго. Так работает снайпер. Правда, не всегда. Многое здесь зависит от уровня его подготовки и конкретной задачи.

Для чего я вам все это рассказываю? Да так, от нечего делать. Вы же и без меня прекрасно понимаете, что в работе снайпера выстрел – конечная и важная часть работы. Но не самая главная. Особое место в ней занимает и подготовительная часть. Она самая трудоемкая. Но главным все-таки является выполнение задачи и возвращение снайпера живым. В его подготовку вложены достаточно большие средства налогоплательщиков. А их надо беречь.

В этот момент я меньше всего думал о средствах налогоплательщиков. Правда, сохранность моей шкуры была для меня не совсем безразлична. Даже наоборот. Ее-то мне как раз и хотелось сохранить. На память. Но более важным сейчас было продумать план предстоящей операции. Другими словами, я бы поспал часок-другой. Благо командир полка забыл забрать у меня авианаводчика. А Виталик так вдохновенно рассказывал анекдоты. Под них так сладко засыпалось!

Но поспать не удается. Сегодня прилетают вертушки. Приходится снова спускаться к посадочной площадке. Выставлять охранение и выгружать сухой паек. На очередные пять суток. С вертолетом прилетает Виталик Жердев, командир взвода автоматических гранатометов. И тезка нашего авианаводчика. Знакомы мы с ним еще до Афгана. Хороший парнишка. Пробудет у меня два дня. Вот это настоящий подарок! После госпиталя он добирается до своего взвода. Ближайшая оказия туда будет только через двое суток. Это то, что мне надо! Оставить своих разведчиков под началом авианаводчика я не могу – слишком веселый парень. Опыта командования нет. Виталик Жердев – другое дело! Он не подведет. А мне на денек нужно отлучиться. По личному делу.

Вечером начинаю шаманить. Вместе со своими пулеметчиками. Рассматриваю окружающий мир в прорезь прицела, втыкаю в брустверы окопов небольшие колышки. Это защита от шайтана! Все шаманы используют для этого колышки.

Осиновые. У меня под рукой были только сосновые. Но это было несущественно. Я обозначал сектора для ночной стрельбы. Готовил огневые мешки для тех, кто любит бегать по ночам. За мною. И «коридор» для своего выхода.

Со снайперами проверил ночные прицелы. Они должны были им пригодиться следующей ночью. Ночью, когда я должен был возвращаться из самовольной отлучки. Я готовил группу прикрытия отхода. Ставил задачи своему заместителю, саперам и связистам.

Моя же подготовка заняла гораздо меньше времени. Ровно столько, сколько было необходимо, чтобы справиться с суточным горно-летним сухим пайком. Я хорошенько поужинал. Супом «Особым с черносливом» (на самом деле он больше напоминал компот с черносливом и рисом), смолотил 400 граммовую банку овощей. Расправился со стограммовыми банками тушенки и сосисочного фарша. Умял печеночный паштет и стограммовую банку сгущенного молока. Вволю напился чаю с галетами. К чему лукавить: люблю повеселиться, особенно поесть. Врачи-диетологи не рекомендуют много есть на ужин. Так я же практически ничего и не съел. Так, слегка размялся! К тому же следующий день я собирался поститься.

Во время ужина в нескольких метрах от моего окопа падает реактивный снаряд. И не разрывается. Странно! Скорее всего, это хорошая примета. Ведь если хороших примет не хватает, их приходится придумывать. Разве не так? Вот я их и придумываю.

А еще в нашей шаманской работе очень важны амулеты. От злых духов помогают самые разнообразные. Но я беру с собой только проверенные: АКМ с накрученным на ствол прибором бесшумной, беспламенной стрельбы и магазин с тридцатью патронами с ослабленным пороховым зарядом (для бесшумной стрельбы). Тридцать патронов на одну ночь – это очень много! Надеюсь, что мне столько не понадобится. И очень мало! Секунд на двадцать боя. Правда в бою любого количества патронов будет мало! Беру радиостанцию Р-255 и подсумок с двумя осколочными гранатами Ф-1. И два ножа. Это мои главные амулеты! Один сделал еще на заставе. Как учил Шафи. Из латунной гильзы танкового снаряда. Деревянная рукоятка, лезвие обоюдоострое, широкое. Сантиметров пять в длину. Детская игрушка! Было бы побольше времени, сделал бы и вторую такую игрушку. Двумя одинаковыми ножами работать легче. Ведь Бог дал человеку две руки. Но времени не хватило. Второй сделать не успел. Приходится брать с собою обычный армейский штык-нож. Он выглядит гораздо солиднее. Но, как известно, не все то золото, что блестит. В применении он неудобен. После каждого удара его приходится вынимать из противника, а это потеря времени. Моя «игрушка» рассчитана на проходные движения и надрезы. А это хороший выигрыш во времени! Что для меня достаточно важно. Жизненно важно. К тому же ножи позволяют работать тихо. Только ненормальные любят шуметь. По ночам. Да еще в тылу противника. Я работать не люблю. По ночам. И тем более шуметь.

С полчаса уходит на то, чтобы закрепить поверх брезентовой куртки-штормовки маскировочную сетку, несколько веток и пучков сухой травы. Оставляю свои документы и офицерский жетон с личным номером Виталику Жердеву. Ближе к полуночи луна прячется за облаками, начинает моросить дождь. Пора! Последняя молитва на дорогу: «Боже, пусть этой ночью мне приснится самая красивая девушка на свете! Возможно, этой ночью у нее ничего и не получится. Ведь эту ночь я проведу не в своей кроватке. Следующую ночь, возможно, тоже. Но все равно, пусть она мне приснится. Еще раз. Когда-нибудь».

Я шел всю ночь. Шел более четырех часов. Сначала на юг. Потом на восток, потом на север. Духи находились на востоке. Но, как известно, нормальные герои всегда идут в обход. Капитан Немо за это время прошел бы 20 тысяч лье. Под водой. Просто подводная лодка идет слишком медленно. Куда ей до меня. Куда до меня капитану Немо! Я был ракетой, космическим кораблем. По моим расчетам, я прошел почти полтора километра. За ночь. Триста метров на юг, примерно километр – на восток и метров двести – на север. Я двигался со скоростью света. Ну, почти со скоростью света (это у вас скорость света 300 000 километров в секунду; мои же восемь метров в минуту казались мне куда как круче!). Правда, на поворотах меня постоянно обгоняли черепахи, муравьи и какие-то маленькие противные букашки. Ненавижу лихачей! Я шел на первой космической скорости. Своей первой космической (пятьсот метров в час)! В правом ряду. Соблюдая все правила межгалактического движения. Они же, наверное, врубили вторую, а то и третью космическую скорость. Лихачи!

Ну а кого еще можно встретить в горах ночью? Ночью в горах гуляют только последние лихачи. И идиоты. Если бы у меня было зеркало, я бы точно увидел в нем одного из них. К счастью, зеркала у меня не было.

Перед самым рассветом я заполз в какую-то небольшую промоину. Засыпал себя ветками и старой пожухлой травой. Впереди был долгий, долгий день…

Мне повезло. Повезло трижды. Во-первых, ночью я не наткнулся на духов. Во-вторых, я вышел на батарею пусковых реактивных установок. И в-третьих, я не оглох за день. Третье было самым удивительным.

Весь день шли пуски реактивных снарядов по позициям 181-го мотострелкового полка. Причуды горного рельефа: духи сидели под нашим носом, а огонь вели по нашим соседям. Вполне возможно, что батарея, которая вела огонь по нашей горке и которую позавчера накрыла наша авиация, располагалась именно перед позициями 181-го полка. Так бывает.

Забавно было наблюдать со стороны, как все это происходило. Метрах в двухстах от меня на небольшой полянке в ряд стояли шесть машин. Внешне немного напоминающие наши установки «Град». Когда одна из машин отстреливала свой боекомплект, начинала работать другая. Тем временем к первой подъезжал допотопный грузовичок, и с него пятеро бородатых мужиков снаряжали пусковую установку реактивными снарядами. К тому времени, когда заканчивала работать шестая установка, первая уже была готова к работе. На каждую пусковую установку приходилось по машине со снарядами. Плюс две резервных на батарею. Склад боеприпасов у них находился где-то очень близко. Но уже на территории Пакистана. Машины оборачивались менее чем за час. И это с учетом времени погрузки! Заряжающие тоже менялись через час. Работали в три смены по пять человек. Еще несколько человек копошились у машин. Маленький, но хорошо организованный муравейник. Правда, муравьев-стражников я что-то не приметил. Едва ли они не выставили боевое охранение. Просто на позиции стоял такой жуткий грохот, что охранение предпочитало держаться подальше от пусковых установок. При пусках всегда возможны отклонения реактивных снарядов от рассчитанной траектории. Поэтому в секторе стрельбы никого из охранения не было уж точно. На это я и рассчитывал, выбирая свой маршрут движения.

Пока все складывалось как нельзя лучше. Меня не заметили. В мою сторону вообще никто не смотрел. Каждый был занят своим делом. За что я так люблю артиллеристов! Рядом с ними никогда не бывает праздношатающихся бездельников. Тяжелая физическая работа, постоянный грохот приводят к тому, что после смены артиллеристы валятся с ног от усталости. И моментально засыпают мертвецким сном. Милое дело для диверсантов находиться в это время рядом с ними!

Все складывалось хорошо. За одним маленьким исключением. Я никак не мог обнаружить огневую позицию минометчиков. Это попахивало какой-то мистикой! Она находилась не более чем в пятидесяти метрах от меня. Я прекрасно видел корректировщика огня, лежащего на небольшом коврике под поваленной сосной. Точнее его спину. Видел бинокль и крошечную японскую радиостанцию в левой руке. Я прекрасно слышал каждый выстрел миномета, ощущал вибрацию воздуха и земли. Но сам миномет не видел!

Чтобы его обнаружить, необходимо было сменить место. Моя промоина оказалась прекрасным укрытием, но никудышным наблюдательным пунктом. Такое тоже иногда случается. Для смены места необходимо было дождаться темноты и потерять еще одни сутки. Это в мои планы не входило. Но, как известно, человек предполагает, а Аллах располагает. Придется ждать ночи, менять позицию и следующий день вести наблюдение. Пока не обнаружу минометную позицию, дальнейшие действия просто бессмысленны.

И тут мне в очередной раз улыбнулась удача! Выглядела она совсем неказисто. В виде старенького разбитого грузовика. Он отделился от колонны машин, перевозивших снаряды. И остановился в нескольких метрах от меня. К нему подошли пятеро афганцев и начали деловито выгружать мины. И относить их на огневую позицию. Кто бы мог подумать, что она находилась у меня под самым носом. И лишь небольшой куст не позволил мне обнаружить ее раньше. Он рос в паре метров от моего лежбища и закрывал от наблюдения совсем крохотный пятачок земли.

В тридцати метрах от меня находилась огромная воронка от авиабомбы. В этом районе такие воронки встречались довольно часто. Около семи метров в диаметре и трех в глубину. Многие из них, наполненные дождевой водой, превратились в чудесные, декоративные озера. Поначалу меня здорово удивляла геометрическая правильность формы этих озер. Но несколько дней назад мои разведчики случайно наткнулись на корпус авиабомбы. Бомба попала в почти отвесный склон горы и соскользнула по нему вниз. Взрыватель не сработал, но от трения воспламенился тротил. Бомба не взорвалась, а просто выгорела. Довольно редкое явление. На корпусе неплохо сохранилась советская маркировка двухтонной фугасной авиационной бомбы образца 1934 года и год изготовления. Одна тысяча девятьсот сорок третий. Никогда раньше не приходилось видеть таких огромных авиабомб. К тому же я никогда не слышал о том, что в конце Великой Отечественной войны наши самолеты бомбили Великий Шелковый путь и пакистанскую границу. Точнее, в те времена это была граница с Индостаном, колонией наших союзников, англичан. Да и в Афганистане династия Надир-шаха в то время не оказывала такой серьезной поддержки гитлеровскому режиму. Ну, по крайней мере, настолько серьезной, чтобы бомбить его территорию. Или, может быть, я просто не в курсе. Небольшая историческая загадка. Ответа на которую мы, скорее всего, уже не получим.