Сгорая дотла

– Но на прошлой неделе ты сказала, что твоя мама со всем справится и что твое расписание останется «блаженно неизменным», – Антуанетта нахмурилась.

– Я тоже это помню, – Минни хлопнула в ладоши. – О, но я так рада, что ты передумала и собираешься принять участие и потратить некоторое время на подготовку своего важного дня. Дрю, должно быть, в восторге. Ты можешь оторвать его от «ЭллисИнтел» на некоторое время, чтобы хотя бы выбрать торт?

– У Дрю нет свободного времени, – медленно проговорила я, и, несмотря на то что мне не хотелось этого делать, я знала, что должна была рассказать им первой. Муж Антуанетты работал с Дрю в «ЭллисИнтел», и не заговори я сейчас о нашем расставании, Антуанетта услышит об этом в своем клубе садоводов, теннисном клубе или в любом другом, где собиралось «семейство» «ЭллисИнтел». – На самом деле мы проведем некоторое время порознь до вечеринки по случаю помолвки. Я вернулась в свой коттедж.

Снова последовали пристальные взгляды, на этот раз от всех, так как я не рассказывала даже Лайле. Минни приложила свою маленькую птичью ладошечку к груди.

– Вы… расстались?

– Честно, Минни, не драматизируй, – сказала я, хотя только что это же слово проскользнуло в моих мыслях. – Мы с Дрю были вместе ежедневно в течение шести лет. Мы оба считаем, что провести время порознь в преддверии большого события – это романтично.

Еще одна ложь, которая легко соскользнула с моего языка. Сквозь стакан чая со льдом я наблюдала за тем, как мои подруги воспримут эту информацию.

– Значит, ты все еще будешь время от времени видеться с ним? – скептически спросила Антуанетта. – Это не конец?

– Конечно, я увижусь с ним. Мы просто пока не будем жить вместе.

Моя ментальная энергия иссякала. А потом помощник официанта уронил огромное блюдо с посудой и столовым серебром где-то позади нас, какофония бьющегося фарфора о твердую плитку была оглушительной. Я вскочила с места и опрокинула чай со льдом.

«О Боже, перестрелка…»

В следующую секунду я вернулась к реальности, но мое сердце бешено колотилось в груди.

– Прошу прощения, – я попыталась вытереть пролитую жидкость сильно дрожащей рукой. – Я в порядке… Я в порядке.

Лайла накрыла мою руку своей, в то время как Рашида позвала официанта, чтобы тот убрал беспорядок.

– Дорогая, – мягко сказала Минни, когда официант ушел, – я думаю, тебе нужна помощь.

– Она права, – Антуанетта откинула с плеча прядь светлых волос и наклонилась над столом, сложив свои идеально ухоженные, недрожащие руки. – Александра, ты не работаешь, ты не живешь с Дрю, и ты явно не оправилась от испытания в банке.

– Явный случай посттравматического стрессового расстройства, – констатировала Минни, словно у нее была степень в области клинической психологии, а не истории искусств.

Антуанетта серьезно кивнула в знак согласия.

– Что ты говорила, Рашида, о возвращении к прежней рутине после переломного момента?

– Она может помочь облегчить оздоровительный процесс, – уверенно заявила Рашида, которая тоже не являлась психологом.

– Вот именно. А ты ничего подобного не делаешь, – Антуанетта полезла в сумочку и вытащила визитную карточку. – Это друг Пола. Я попросила его карточку в ту же секунду, как услышала, что ты в том банке, – она протянула ее через стол. – Нет ничего постыдного в том, чтобы обратиться за помощью.

Я колебалась. Конечно, Антуанетта была права. Бесчисленному множеству людей помогла терапия, что бы ни говорила моя мать.

Тем не менее, взяв эту карточку у Антуанетты Филлипс, я чувствовала себя так, словно признала свое поражение. Однако, не принять ее было бы другим поражением, по крайней мере, за этим столом. Банда уже поставила мне диагноз. Не брать карточку не означало силу – это означало самообман. Слабость.

Я расправила плечи и натянула слабую улыбку. Я немного пришла в себя после разбитых тарелок, но моя рука все еще слегка дрожала, когда я потянулась за карточкой и бросила ее в сумочку.

– Я подумаю об этом.





Мои подруги ушли в час дня, но мне было некуда идти и нечего делать, поэтому я задержалась, чтобы оплатить счет. Все вежливо запротестовали, предлагая пропустить мою очередь в свете последних событий, но я настояла. Моя очередь.

Лайла стояла позади меня. Я чувствовала на себе пристальный взгляд подруги, пока ставила свою подпись на чеке.

– Так, они ушли. Расскажи мне правду, – сказала Лайла. Ее темные миндалевидные глаза были полны теплоты и беспокойства, но в то же время строгости. – Ты действительно в порядке?

– Если бы мне платили по доллару каждый раз, когда кто-то спрашивает меня об этом, я могла бы купить это заведение.

– Мы беспокоимся о тебе. Я беспокоюсь о тебе.

– Не стоит. Я справлюсь.

– Справишься с чем? С тем, что тебя вышвырнули из компании? Я ведь знаю, что это злой босс поступил так с тобой из-за Манро. А что насчет того, что ты живешь отдельно от Дрю? Банда, возможно, и купилась на эту чушь про романтику, но я знаю, что для Дрю романтика – это совместный ужин едой навынос за вашими столами, когда вы оба работаете всю ночь. Сразу после того, как ты получила эту травму, вы внезапно разошлись?

Я вертела в руках ручку. Мне пришли в голову тысячи отговорок, за которыми последовали тысячи оправданий Дрю. Но вымолвила я совсем другое:

– Мы не занимаемся сексом. И не занимались. На протяжении последних шести месяцев.

– Что?.. – Лайла ошеломленно откинулась на спинку стула. – Шесть месяцев.

– И на протяжении шести месяцев до этого. И еще раньше, во время учебы в колледже и на юридическом факультете, возможно, раз в месяц. Возможно.


– Господи, Алекс…

Я смущенно пожала плечами.

– Я списывала это на его занятость. И все еще продолжаю в это верить. Тогда мы были заняты получением дипломов, а затем начали интенсивно заниматься карьерой. Было множество причин. Но все стало еще хуже.

– Ты думаешь, у него кто-то есть? – Лайла понизила голос.

– Нет. Он бы никогда так не поступил. И каждый раз, когда он отменял какие-либо планы или задерживался допоздна, я всегда могла позвонить ему, и он находился там, где и говорил. Более того, он не способен на измену.

«В отличие от меня».

– Но нерегулярность – это еще не самое худшее, – продолжила я. – Что еще хуже, так это полное отсутствие страсти. Нет огня. Обычно он напивается, и все это великое событие длится несколько минут, – я вздохнула. – Я чувствую себя ужасно, обсуждая его в таком ключе, но…

– Что-то случилось?

Я рассказала Лайле о том, как набросилась на Дрю на кухне, и о последовавшем споре.

– Лайла, он почувствовал облегчение, когда я сообщила, что хочу съехать. Облегчение. Я видела это.

– Он гей, – выдала Лайла. – Так? Я имею в виду, что это очевидно.

– Я так не думаю.

– Почему нет?

– По той же причине, по которой я не думаю, что он когда-либо изменял мне. Я не могу представить, чтобы Дрю испытывал страсть к кому бы то ни было. Ни к мужчине, ни к женщине, ни к кому.

Лайла задумчиво кивнула.

– Ладно, – сказала она наконец. – А что насчет работы? Тебя сильно расстроила эта ситуация с делом Манро?

– Честно говоря, не так сильно, как я предполагала. Я рада, что за него возьмется кто-то другой. Проделает всю эту работу снова… оно было…

– Аморальным?

Как и Кори, Лайла была бы именно таким присяжным заседателем, которого я бы отвергла в деле, где Давид собирался напасть на Голиафа.

– Не обращай внимания, – Лайла махнула рукой. – Я не хочу тебе досаждать. Я всего лишь хочу, чтобы тебе стало лучше.

– Я знаю. В любом случае не все идеально. Мой статус в фирме резко упал, но я разберусь с этим, когда вернусь.

– Или уволишься, – добавила Лайла.

Я ухмыльнулась.

– Возможно, у меня и есть посттравматическое стрессовое расстройство, но я не дура.

Лайла пожала плечами.

– Просто сбрасываю со счетов. И, говоря о посттравматическом расстройстве, ты все время твердишь, что с тобой все в порядке, но ты подпрыгнула от страха из-за какой-то разбитой посуды.

– Ты осуждаешь меня?

– Конечно, нет. Но неужели все так плохо?

– Я не могу спать, – призналась я. – Я так привыкла к тому, что плечо Кори заменяло мне подушку.

Я замерла. Я не хотела этого говорить. Не хотела снова говорить о Кори.

– Но это пустяки. Стокгольмский синдром или что-то в этом роде, но его больше нет. Я попрощалась с Кори и… все.

Лайла приподняла бровь.

– Стокгольмский синдром – это когда заложница начинает привязываться к своему похитителю, а не к другому заложнику.

– Ладно, ладно. Назовем это по-другому. Нас сблизил этот ужасный опыт. Но теперь все кончено.

– И ты больше не встретишься с ним?

– Зачем мне это?

Лайла скрестила руки на груди.