Северный сфинкс
Часть 36 из 46 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Никогда не слышал о таком корабле.
– Сэр, мы как раз в ту проклятую осень доставили груз тканей русским, а они нас интернировали.
– То есть вы моряк, но не военный?
– Так точно, сэр!
Напыщенное лицо «капитана» приняло еще более брезгливое выражение, и Вильсон поспешил вмешаться:
– Капитан, этот человек показал себя весьма полезным службе короля Георга. Позвольте ему рассказать вам последние новости.
– Сэр Роберт, и вы, сэр капитан… Русские, как я вам уже рассказывал, прибыли в город, где местные власти разместили их в западном флигеле замка. Туда теперь никого не пускают – даже кузену моего знакомого Мюллера не удалось там побывать. Но они иногда выходят, и он рассказал, что их главный – некий граф Ростофф…
– Ростопчин, – отрезал капитан, – изрядная каналья, между прочим.
– Может, и так. Он действительно русский вельможа. Но другие… Сколько их, он точно не знает, и языка их не понимает…
– Кому вообще нужен этот варварский язык? – усмехнулся «капитан».
– Но они сильно отличаются от прочих русских и манерами, и даже… взглядом. Уж очень он у них цепкий.
– Такой, как у вашей ревельской знакомой Дарьи? – вставил Вильсон.
– Она… В общем, она немного другая. – Тут я смутился – между прочим, достаточно правдоподобно. – Ну как так можно – вести себя столь… дружелюбно, а потом…
– Ну ладно, ладно. Итак, что вы еще узнали?
– Этот мсье Дюрок и его французы также поселились в замке – только в другом его флигеле. Встречаются они с русскими где-то внутри замка – кузен Мюллера полагает, что, возможно, в пивной, находящейся в западном флигеле.
– Вы что, даже имени этого кузена не знаете? – пробурчал капитан.
– Скажите спасибо, что у нас вообще появился подобный источник информации, – криво усмехнулся Вильсон. – И, насколько я знаю нашего друга, это не все. Так что с той пивной?
– Неплохая пивная, хоть цены и немного кусаются, – продолжил я. – Я даже успел в ней побывать – именуется она «Блютгерихт»… А дня три-четыре назад посетителей перестали пускать не только в пивную, но и в сам флигель.
– Интересно, конечно, но что нам это дает? – брюзгливо спросил «капитан».
– Вообще-то мало что, – согласился я, – кроме одного. Слугам никто не запрещает сплетничать, и вчера кто-то из тех, кто служит именно в западном флигеле, рассказал, что туда заходил человек, отрекомендовавшийся поставщиком мозельских вин для «Блютгерихта». Вот только известно, что это заведение пользуется услугами винной конторы, принадлежащей племяннику супруги хозяина.
– Это уже кое-что, – кивнул Вильсон. – Но вы хотя бы знаете, как этот человек выглядит, чтобы мы могли его отследить?
– Полагаю, что да. Вчера я заметил человека, не похожего ни на гостя замка, ни на прислугу. Я бы сказал, что он больше смахивает на контрабандиста – иногда наша «Веселая Мэри» выгружала в какой-нибудь укромной бухточке груз для таких парней. Да и, похоже, он не был знаком с замком – он не сразу нашел вход в тот самый флигель. Я как раз перебирался из «Старого замка» в «Альте Зонне», и мне бросилось в глаза, что охранники его сначала не хотели пускать, но потом все-таки пропустили.
Я решил немного подождать и посмотреть, чем все это кончится, тем более, в этой части замкового парка можно находиться всем, и даже есть бревна, на которые не возбраняется примоститься. Примерно через час этот самый контрабандист, или кто он там еще, ушел из флигеля и направился в гостиницу «Кроне» неподалеку – там еще вывеска такая, в форме короны с четырьмя зубцами. Я ее знаю – там находится неплохая пивная. Дороговато для меня, но для негоцианта – самое то. А потом я увидел этого контрабандиста в окне третьего этажа – причем не одного, а в компании некого купца, если судить по его одежке.
– И что? – проворчал уже Вильсон. – Если этот, как ты говоришь, контрабандист и правда приторговывает вином, то он встретился в «Кроне» то ли со своим поставщиком, то ли компаньоном.
– Осанка его и поведение наводят на мысль, что он никакой не негоциант, а военный – и не солдат, а офицер, и по манерам было похоже, что привык отдавать команды. Да и поза контрабандиста во время общения с тем человеком тоже была весьма почтительной. Лицо этого купца-офицера я, впрочем, увидел только раз и не смог разглядеть – разве что черные волосы и небольшие залысины. Да и нос скорее испанский либо итальянский, чем немецкий.
– А какого он был роста, этот купец?
– Трудно сказать – ведь я видел его с улицы, снизу вверх, но, как мне кажется, он был чуть пониже меня. Да, и еще. Мне показалось, что ладонь его была засунута за борт сюртука.
– Сдается мне, – впервые за все время нашего общения в голосе «капитана» я почувствовал живой интерес, – что это мнимый виноторговец… Впрочем, этого не может быть!
– Чего не может быть, Сидни? – спросил его Вильсон.
– Говорил я тебе, не называй меня по имени при посторонних, – раздраженно произнес «капитан». – Так вот, ставлю гинею против шиллинга, что этот «купец» – наш друг Наполеон Бонапарт. Собственной персоной. О’Нил, вы покажете мне потом, где находится эта гостиница?
– Конечно, сэр! Но чем мне заниматься в ближайшее время?
– Тем же, чем и раньше – ходить по пивным и в гости к вашему Мюллеру, а главное – внимательно слушать то, о чем говорят другие. Но будьте готовы к тому, что вам придется пострелять из пистолета и помахать кортиком. Я слышал, что вы это умеете делать с большим искусством. Возможно, что вы понадобитесь нам в ближайшие два-три дня. За день до этого вы узнаете от сэра Роберта, в чем будут заключаться ваши обязанности…
28 мая (9 июня) 1801 года.
Королевство Пруссия. Кёнигсберг.
Майор ФСБ Никитин Андрей Кириллович.
РССН УФСБ по Санкт-Петербургу
и Ленинградской области «Град»
Нет, это мы здорово придумали, решив взять с собой Ганса из Ревеля. С таким пройдохой можно отправляться хоть на край света. Я готов поверить, что даже в джунглях Амазонки Ганс найдет знакомого, ну или знакомого знакомого, и с помощью своих связей поможет нам решить любую задачу.
Да, именно знакомства и таланты Ганса позволили нашей группе меньше чем за неделю добраться до Кёнигсберга. Конечно, за все следовало платить, причем немало. Но, как говорил Бенджамин Франклин: «Time is money», что в переводе на наш «великий и могучий» означало: «Время – деньги». А этого самого времени у нас как раз и не было.
Задачу, которую поставили нам Пан и Патрикеев, была одновременно простой и сложной. Мы должны были как можно быстрее прибыть в Кёнигсберг, где шли переговоры наших с французами, и не дать инглизам помешать этим переговорам. Ну, и обезопасить их участников от возможных покушений. Обитатели Туманного Альбиона обожали тайные убийства и похищения тех, кто мешал им строить империю, над которой никогда не заходит солнце. Такая вот у них вредная привычка.
Помимо всего прочего, нам следовало взять во внимание «фактор Наполеона». Патрикеев почему-то считал, что будущий император Франции непременно захочет посетить Кёнигсберг, чтобы лично встретиться с генералом Михайловым и графом Ростопчиным. Мне поначалу показалось, что предположение Василия Васильевича слишком уж невероятное, но потом, раскинув мозгами, понял, что сие вполне возможно. Мсье Бонапарт всегда был склонен к разного рода авантюрам. Да и трусом назвать его было трудно. Я, правда, не стал рассказывать об этом «факторе» своим спутникам, решив сделать это по прибытии в Кёнигсберг. На месте будет виднее.
Отправиться в будущий Калининград мы решили морем. Ганс заявил, что в Ревеле он легко найдет быстроходное судно с опытным экипажем, которое доставит нас прямо к цели нашего путешествия. Тем более что никаких опасных для нас встреч не предвидится, а ветра в это время года благоприятствуют для желающих попасть в столицу Восточной Пруссии. Кстати, это мне подтвердил и Иван Крузенштерн, в знаниях морского дела которого я не сомневался.
Именно так все и произошло. Наша «великолепная десятка» на курьерских тройках за сутки домчалась до Ревеля, где Ганс на время покинул нас, чтобы встретиться со своими приятелями из числа контрабандистов. Похоже, что он был среди них весьма уважаемым человеком.
Уже вечером мы вышли в море на быстроходной шхуне, взяв курс на запад. Правда, мне пришлось изрядно облегчить свой кошелек, дабы шкипер и его команда побыстрее доставили нас к месту назначения. Ветер был попутный, шхуна, носившая игривое название «Kokette»74, мчалась, рассекая волны Балтики. Ее экипаж, внешний вид которого смахивал на персонажей фильмов о Джеке Воробье, в общении с нами был подчеркнуто вежлив. Не знаю, что такого жуткого наговорил про нас Ганс, но, как мне показалось, моряки посматривали в нашу сторону с некоторым опасением, хотя мы были одеты в цивильное, и оружие свое старались не держать на виду. Условия обитания на корабле оказались спартанскими, но нам было не привыкать спать и в такой обстановке. Правда, спальные мешки и прочие предметы амуниции мы с собой не взяли. Во избежание, так сказать, ненужных подозрений…
В сам Кёнигсберг шхуна не заходила. Нас высадили у поселка Раушен75, известного своими мельницами. С недавних пор эти места стали посещать состоятельные жители Кёнигсберга, чтобы искупаться в море и в небольшом озере, отделенном от моря песчаной дюной. Местное население промышляло рыбной ловлей и охотой. Немало среди жителей Раушена было и контрабандистов. С ними Ганс быстро столковался, и вот мы уже через пару часов отправились в Кёнигсберг на трех пароконных телегах.
Через несколько часов мы уже были в городе, где Ганс, пошептавшись о чем-то с двумя подозрительного вида личностями, сказал нам, что мы обоснуемся в Кнайпхофе, районе Кёнигсберга, расположенном на острове в устье Преголя. Здесь жили в основном торговцы и моряки, так что нам будет сравнительно легко затеряться среди пестрого по своему составу населения Кнайпхофа. Кроме того, отсюда было рукой подать до Королевского дворца, где разместились французская и российская миссии. Нашим пристанищем станет одна из гостиниц. Ганс пояснил мне, что хозяин гостиницы начисто лишен дурной привычки – задавать вопросы своим постояльцам, а повар неплохо готовит. У этой гостиницы было еще одно достоинство – она имела потайной выход, через который посетители, в чьи планы не входило близкое знакомство с представителями здешних правоохранительных органов, могли незаметно ее покинуть.
Я согласился с доводами Ганса, и мы вскоре заняли отведенные нам номера. Развернув рацию, я связался с Михайловым. Тот обговорил со мной время и место встречи, которое, как известно, изменить нельзя…
29 мая (10 июня) 1801 года. Кёнигсберг.
Мсье Пьер Бланшар. Негоциант из Марселя.
Он же Первый консул Франции
Наполеон Бонапарт
Я, наверное, сойду с ума. В Королевском замке уже идут переговоры между моим верным Дюроком и русскими. А я вынужден торчать в дыре, пышно именуемой «Кроне», сиречь «Короной», и по вечерам получать отчеты о беседах моих дипломатов с графом Ростопчиным. Мне было известно, кто этот граф и насколько он близок русскому императору. А вот второй русский, тот, собственно, ради встречи с которым я и совершил столь рискованное путешествие, пока больше молчал. Но пара сказанных им фраз дали понять Дюроку, что он очень даже неплохо знаком с политическим раскладом во Франции. Он даже обмолвился и один раз назвал меня императором. Гм… Откуда этому русскому известны мои замыслы? Нет, я обязательно должен с ним встретиться.
Союз с Россией – это единственный шанс для Франции сокрушить эту подлую Англию. Я говорил об этом не раз и готов повторить это столько, сколько понадобится для наших тугодумов. Господи, сколько сил я потратил, чтобы убедить в своей правоте этих глупцов из Директории. Ведь дурак имеет великое преимущество перед человеком образованным: он всегда доволен собой.
Я вздохнул и подошел к зашторенному окну гостиницы. По улице неспешно шли пруссаки. Они старались быть серьезными и довольными собой. Хотя нет, вот один из пешеходов внимательно зыркнул по сторонам и что-то забубнил себе под нос. Пьяный, наверное? Или шпион?
За свою безопасность я не беспокоился – трое моих телохранителей постоянно дежурили в прихожей и готовы были с оружием в руках встретить незваных гостей. Они были моими старыми боевыми соратниками и готовы были умереть, защищая меня.
Я еще раз перебрал лежащие на столе бумаги. Да, Россия – это спящий исполин. И если он проснется… Россия обильна людьми – как мне сообщили, в ней живет примерно 47 миллионов человек. С русской армией мне лично не доводилось встречаться, но в Италии и Швейцарии она показала чудеса храбрости и военного искусства. Еще осенью 1799 года французский агент в России Гюттен прислал в Директорию две записки, в которых он доказывал необходимость союза с Россией. О них я узнал лишь тогда, когда стал Первым консулом. Гюттен считал, что Россия по своему географическому положению была достаточно удалена от Франции и могла себя считать в безопасности от действий французской армии и революционных принципов.
«Франция, – писал Гюттен, – и Россия, объединившись, могли диктовать законы всей Европе». Он также считал, что обе сильнейшие в Европе державы могли объединить свои силы для действий в Азии и Африке.
Надо сказать спасибо австрийцам, которые своим предательским поведением отвратили от себя императора Павла и заставили его перестать смотреть на Францию, как на врага. Во Францию русский царь отправил в качестве своего доверенного лица генерала Спренгпортена. Официально он должен был разрешить все вопросы, связанные с возвращением русских пленных. Тайно же генерал должен был восстановить отношения с Францией. Я и пройдоха Талейран лично встретились со Спренгпортеном. Я старался убедить эмиссара императора Павла в том, что две наши державы созданы географически, чтобы быть тесно связанными между собой. Тем более что между нами нет глубоких непримиримых противоречий и территориальных споров. Внешняя экспансия России и Франции шла по несоприкасающимся направлениям.
Но Спренгпортен не был русским. Он служил России, но прежде всего думал о своей Финляндии, мечтая отобрать ее у Швеции и сделать самостоятельным государством, во главе с собой любимым. Поэтому Павел отправил в Париж официальную миссию во главе с тайным советником Колычевым. Этот опытный дипломат сообщил мне о том, что Россия готова признать нынешние границы Франции по Рейну и заключить с нами торговый договор. Кроме того, мсье Колычев приватно дал мне понять, что император Павел не будет против, если я провозглашу себя королем Франции.
В подтверждение этих слов Колычев рассказал мне, что Павел предложил претенденту на французский престол герцогу Прованскому покинуть пределы России. В свою очередь, русские попросили меня вернуть Мальту Мальтийскому ордену (то есть императору Павлу, который был главой этого ордена), восстановить права короля Сардинии, гарантировать границы Баварии и Вюртемберга. Ну и еще вернуть Египет Османской империи. Сказать по правде, не все предложения русского царя были мне по душе, но ради заключения союза России и Франции я дал общее согласие на эти предложения. Детали мы договорились обсудить позднее.
Переговоры с Колычевым шли успешно. Граф Ростопчин, который сейчас ведет переговоры с Дюроком, предложил разделить Османскую империю. Я мечтал о полном контроле французского и русского флота на Средиземном море, организовать экспедиции в Ирландию, Индию, Суринам, Америку. Понятно, что эти планы были рассчитаны не на один год, но ведь главное сделать первый шаг…
Неожиданно в дверь моего номера кто-то осторожно постучал. Я выдвинул ящик стола и достал лежавший там пистолет. Мои спутники насторожились и приготовили оружие. Стук повторился.
– Кто там? Какого черта вам надо? – грозно спросил по-немецки Пьер, гигант с лихо закрученными усами и сабельным шрамом на щеке.
– Мне надо передать записку одному господину… Меня послал мсье Маршан. И еще один русский генерал, с которым господин, которому предназначена эта записка, очень хотел бы увидеться…
– Это ловушка, – шепнул мне Жак, возглавлявший мою охрану. – Хотя…
– Жак, впустите посланца Маршана. – велел я. – Ведь если мы будем шарахаться от каждой тени, то наше путешествие в эту варварскую Пруссию окажется пустой тратой времени.
Жак кивнул мне и, подойдя к двери, осторожно отодвинул массивную задвижку…
29 мая (10 июня) 1801 года. Кёнигсберг.
Капитан ФСБ Денис Мечников.
РССН УФСБ по Санкт-Петербургу
и Ленинградской области «Град»
Ну вот, сподобил меня Господь встретиться лично с самим Наполеоном Карловичем Буонапарте, без пяти минут императором Франции. А отправился я в гостиницу «Кроне», чтобы лицезреть эту знаменитость по приказу шефа. Майор Никитин сказал:
– Сэр, мы как раз в ту проклятую осень доставили груз тканей русским, а они нас интернировали.
– То есть вы моряк, но не военный?
– Так точно, сэр!
Напыщенное лицо «капитана» приняло еще более брезгливое выражение, и Вильсон поспешил вмешаться:
– Капитан, этот человек показал себя весьма полезным службе короля Георга. Позвольте ему рассказать вам последние новости.
– Сэр Роберт, и вы, сэр капитан… Русские, как я вам уже рассказывал, прибыли в город, где местные власти разместили их в западном флигеле замка. Туда теперь никого не пускают – даже кузену моего знакомого Мюллера не удалось там побывать. Но они иногда выходят, и он рассказал, что их главный – некий граф Ростофф…
– Ростопчин, – отрезал капитан, – изрядная каналья, между прочим.
– Может, и так. Он действительно русский вельможа. Но другие… Сколько их, он точно не знает, и языка их не понимает…
– Кому вообще нужен этот варварский язык? – усмехнулся «капитан».
– Но они сильно отличаются от прочих русских и манерами, и даже… взглядом. Уж очень он у них цепкий.
– Такой, как у вашей ревельской знакомой Дарьи? – вставил Вильсон.
– Она… В общем, она немного другая. – Тут я смутился – между прочим, достаточно правдоподобно. – Ну как так можно – вести себя столь… дружелюбно, а потом…
– Ну ладно, ладно. Итак, что вы еще узнали?
– Этот мсье Дюрок и его французы также поселились в замке – только в другом его флигеле. Встречаются они с русскими где-то внутри замка – кузен Мюллера полагает, что, возможно, в пивной, находящейся в западном флигеле.
– Вы что, даже имени этого кузена не знаете? – пробурчал капитан.
– Скажите спасибо, что у нас вообще появился подобный источник информации, – криво усмехнулся Вильсон. – И, насколько я знаю нашего друга, это не все. Так что с той пивной?
– Неплохая пивная, хоть цены и немного кусаются, – продолжил я. – Я даже успел в ней побывать – именуется она «Блютгерихт»… А дня три-четыре назад посетителей перестали пускать не только в пивную, но и в сам флигель.
– Интересно, конечно, но что нам это дает? – брюзгливо спросил «капитан».
– Вообще-то мало что, – согласился я, – кроме одного. Слугам никто не запрещает сплетничать, и вчера кто-то из тех, кто служит именно в западном флигеле, рассказал, что туда заходил человек, отрекомендовавшийся поставщиком мозельских вин для «Блютгерихта». Вот только известно, что это заведение пользуется услугами винной конторы, принадлежащей племяннику супруги хозяина.
– Это уже кое-что, – кивнул Вильсон. – Но вы хотя бы знаете, как этот человек выглядит, чтобы мы могли его отследить?
– Полагаю, что да. Вчера я заметил человека, не похожего ни на гостя замка, ни на прислугу. Я бы сказал, что он больше смахивает на контрабандиста – иногда наша «Веселая Мэри» выгружала в какой-нибудь укромной бухточке груз для таких парней. Да и, похоже, он не был знаком с замком – он не сразу нашел вход в тот самый флигель. Я как раз перебирался из «Старого замка» в «Альте Зонне», и мне бросилось в глаза, что охранники его сначала не хотели пускать, но потом все-таки пропустили.
Я решил немного подождать и посмотреть, чем все это кончится, тем более, в этой части замкового парка можно находиться всем, и даже есть бревна, на которые не возбраняется примоститься. Примерно через час этот самый контрабандист, или кто он там еще, ушел из флигеля и направился в гостиницу «Кроне» неподалеку – там еще вывеска такая, в форме короны с четырьмя зубцами. Я ее знаю – там находится неплохая пивная. Дороговато для меня, но для негоцианта – самое то. А потом я увидел этого контрабандиста в окне третьего этажа – причем не одного, а в компании некого купца, если судить по его одежке.
– И что? – проворчал уже Вильсон. – Если этот, как ты говоришь, контрабандист и правда приторговывает вином, то он встретился в «Кроне» то ли со своим поставщиком, то ли компаньоном.
– Осанка его и поведение наводят на мысль, что он никакой не негоциант, а военный – и не солдат, а офицер, и по манерам было похоже, что привык отдавать команды. Да и поза контрабандиста во время общения с тем человеком тоже была весьма почтительной. Лицо этого купца-офицера я, впрочем, увидел только раз и не смог разглядеть – разве что черные волосы и небольшие залысины. Да и нос скорее испанский либо итальянский, чем немецкий.
– А какого он был роста, этот купец?
– Трудно сказать – ведь я видел его с улицы, снизу вверх, но, как мне кажется, он был чуть пониже меня. Да, и еще. Мне показалось, что ладонь его была засунута за борт сюртука.
– Сдается мне, – впервые за все время нашего общения в голосе «капитана» я почувствовал живой интерес, – что это мнимый виноторговец… Впрочем, этого не может быть!
– Чего не может быть, Сидни? – спросил его Вильсон.
– Говорил я тебе, не называй меня по имени при посторонних, – раздраженно произнес «капитан». – Так вот, ставлю гинею против шиллинга, что этот «купец» – наш друг Наполеон Бонапарт. Собственной персоной. О’Нил, вы покажете мне потом, где находится эта гостиница?
– Конечно, сэр! Но чем мне заниматься в ближайшее время?
– Тем же, чем и раньше – ходить по пивным и в гости к вашему Мюллеру, а главное – внимательно слушать то, о чем говорят другие. Но будьте готовы к тому, что вам придется пострелять из пистолета и помахать кортиком. Я слышал, что вы это умеете делать с большим искусством. Возможно, что вы понадобитесь нам в ближайшие два-три дня. За день до этого вы узнаете от сэра Роберта, в чем будут заключаться ваши обязанности…
28 мая (9 июня) 1801 года.
Королевство Пруссия. Кёнигсберг.
Майор ФСБ Никитин Андрей Кириллович.
РССН УФСБ по Санкт-Петербургу
и Ленинградской области «Град»
Нет, это мы здорово придумали, решив взять с собой Ганса из Ревеля. С таким пройдохой можно отправляться хоть на край света. Я готов поверить, что даже в джунглях Амазонки Ганс найдет знакомого, ну или знакомого знакомого, и с помощью своих связей поможет нам решить любую задачу.
Да, именно знакомства и таланты Ганса позволили нашей группе меньше чем за неделю добраться до Кёнигсберга. Конечно, за все следовало платить, причем немало. Но, как говорил Бенджамин Франклин: «Time is money», что в переводе на наш «великий и могучий» означало: «Время – деньги». А этого самого времени у нас как раз и не было.
Задачу, которую поставили нам Пан и Патрикеев, была одновременно простой и сложной. Мы должны были как можно быстрее прибыть в Кёнигсберг, где шли переговоры наших с французами, и не дать инглизам помешать этим переговорам. Ну, и обезопасить их участников от возможных покушений. Обитатели Туманного Альбиона обожали тайные убийства и похищения тех, кто мешал им строить империю, над которой никогда не заходит солнце. Такая вот у них вредная привычка.
Помимо всего прочего, нам следовало взять во внимание «фактор Наполеона». Патрикеев почему-то считал, что будущий император Франции непременно захочет посетить Кёнигсберг, чтобы лично встретиться с генералом Михайловым и графом Ростопчиным. Мне поначалу показалось, что предположение Василия Васильевича слишком уж невероятное, но потом, раскинув мозгами, понял, что сие вполне возможно. Мсье Бонапарт всегда был склонен к разного рода авантюрам. Да и трусом назвать его было трудно. Я, правда, не стал рассказывать об этом «факторе» своим спутникам, решив сделать это по прибытии в Кёнигсберг. На месте будет виднее.
Отправиться в будущий Калининград мы решили морем. Ганс заявил, что в Ревеле он легко найдет быстроходное судно с опытным экипажем, которое доставит нас прямо к цели нашего путешествия. Тем более что никаких опасных для нас встреч не предвидится, а ветра в это время года благоприятствуют для желающих попасть в столицу Восточной Пруссии. Кстати, это мне подтвердил и Иван Крузенштерн, в знаниях морского дела которого я не сомневался.
Именно так все и произошло. Наша «великолепная десятка» на курьерских тройках за сутки домчалась до Ревеля, где Ганс на время покинул нас, чтобы встретиться со своими приятелями из числа контрабандистов. Похоже, что он был среди них весьма уважаемым человеком.
Уже вечером мы вышли в море на быстроходной шхуне, взяв курс на запад. Правда, мне пришлось изрядно облегчить свой кошелек, дабы шкипер и его команда побыстрее доставили нас к месту назначения. Ветер был попутный, шхуна, носившая игривое название «Kokette»74, мчалась, рассекая волны Балтики. Ее экипаж, внешний вид которого смахивал на персонажей фильмов о Джеке Воробье, в общении с нами был подчеркнуто вежлив. Не знаю, что такого жуткого наговорил про нас Ганс, но, как мне показалось, моряки посматривали в нашу сторону с некоторым опасением, хотя мы были одеты в цивильное, и оружие свое старались не держать на виду. Условия обитания на корабле оказались спартанскими, но нам было не привыкать спать и в такой обстановке. Правда, спальные мешки и прочие предметы амуниции мы с собой не взяли. Во избежание, так сказать, ненужных подозрений…
В сам Кёнигсберг шхуна не заходила. Нас высадили у поселка Раушен75, известного своими мельницами. С недавних пор эти места стали посещать состоятельные жители Кёнигсберга, чтобы искупаться в море и в небольшом озере, отделенном от моря песчаной дюной. Местное население промышляло рыбной ловлей и охотой. Немало среди жителей Раушена было и контрабандистов. С ними Ганс быстро столковался, и вот мы уже через пару часов отправились в Кёнигсберг на трех пароконных телегах.
Через несколько часов мы уже были в городе, где Ганс, пошептавшись о чем-то с двумя подозрительного вида личностями, сказал нам, что мы обоснуемся в Кнайпхофе, районе Кёнигсберга, расположенном на острове в устье Преголя. Здесь жили в основном торговцы и моряки, так что нам будет сравнительно легко затеряться среди пестрого по своему составу населения Кнайпхофа. Кроме того, отсюда было рукой подать до Королевского дворца, где разместились французская и российская миссии. Нашим пристанищем станет одна из гостиниц. Ганс пояснил мне, что хозяин гостиницы начисто лишен дурной привычки – задавать вопросы своим постояльцам, а повар неплохо готовит. У этой гостиницы было еще одно достоинство – она имела потайной выход, через который посетители, в чьи планы не входило близкое знакомство с представителями здешних правоохранительных органов, могли незаметно ее покинуть.
Я согласился с доводами Ганса, и мы вскоре заняли отведенные нам номера. Развернув рацию, я связался с Михайловым. Тот обговорил со мной время и место встречи, которое, как известно, изменить нельзя…
29 мая (10 июня) 1801 года. Кёнигсберг.
Мсье Пьер Бланшар. Негоциант из Марселя.
Он же Первый консул Франции
Наполеон Бонапарт
Я, наверное, сойду с ума. В Королевском замке уже идут переговоры между моим верным Дюроком и русскими. А я вынужден торчать в дыре, пышно именуемой «Кроне», сиречь «Короной», и по вечерам получать отчеты о беседах моих дипломатов с графом Ростопчиным. Мне было известно, кто этот граф и насколько он близок русскому императору. А вот второй русский, тот, собственно, ради встречи с которым я и совершил столь рискованное путешествие, пока больше молчал. Но пара сказанных им фраз дали понять Дюроку, что он очень даже неплохо знаком с политическим раскладом во Франции. Он даже обмолвился и один раз назвал меня императором. Гм… Откуда этому русскому известны мои замыслы? Нет, я обязательно должен с ним встретиться.
Союз с Россией – это единственный шанс для Франции сокрушить эту подлую Англию. Я говорил об этом не раз и готов повторить это столько, сколько понадобится для наших тугодумов. Господи, сколько сил я потратил, чтобы убедить в своей правоте этих глупцов из Директории. Ведь дурак имеет великое преимущество перед человеком образованным: он всегда доволен собой.
Я вздохнул и подошел к зашторенному окну гостиницы. По улице неспешно шли пруссаки. Они старались быть серьезными и довольными собой. Хотя нет, вот один из пешеходов внимательно зыркнул по сторонам и что-то забубнил себе под нос. Пьяный, наверное? Или шпион?
За свою безопасность я не беспокоился – трое моих телохранителей постоянно дежурили в прихожей и готовы были с оружием в руках встретить незваных гостей. Они были моими старыми боевыми соратниками и готовы были умереть, защищая меня.
Я еще раз перебрал лежащие на столе бумаги. Да, Россия – это спящий исполин. И если он проснется… Россия обильна людьми – как мне сообщили, в ней живет примерно 47 миллионов человек. С русской армией мне лично не доводилось встречаться, но в Италии и Швейцарии она показала чудеса храбрости и военного искусства. Еще осенью 1799 года французский агент в России Гюттен прислал в Директорию две записки, в которых он доказывал необходимость союза с Россией. О них я узнал лишь тогда, когда стал Первым консулом. Гюттен считал, что Россия по своему географическому положению была достаточно удалена от Франции и могла себя считать в безопасности от действий французской армии и революционных принципов.
«Франция, – писал Гюттен, – и Россия, объединившись, могли диктовать законы всей Европе». Он также считал, что обе сильнейшие в Европе державы могли объединить свои силы для действий в Азии и Африке.
Надо сказать спасибо австрийцам, которые своим предательским поведением отвратили от себя императора Павла и заставили его перестать смотреть на Францию, как на врага. Во Францию русский царь отправил в качестве своего доверенного лица генерала Спренгпортена. Официально он должен был разрешить все вопросы, связанные с возвращением русских пленных. Тайно же генерал должен был восстановить отношения с Францией. Я и пройдоха Талейран лично встретились со Спренгпортеном. Я старался убедить эмиссара императора Павла в том, что две наши державы созданы географически, чтобы быть тесно связанными между собой. Тем более что между нами нет глубоких непримиримых противоречий и территориальных споров. Внешняя экспансия России и Франции шла по несоприкасающимся направлениям.
Но Спренгпортен не был русским. Он служил России, но прежде всего думал о своей Финляндии, мечтая отобрать ее у Швеции и сделать самостоятельным государством, во главе с собой любимым. Поэтому Павел отправил в Париж официальную миссию во главе с тайным советником Колычевым. Этот опытный дипломат сообщил мне о том, что Россия готова признать нынешние границы Франции по Рейну и заключить с нами торговый договор. Кроме того, мсье Колычев приватно дал мне понять, что император Павел не будет против, если я провозглашу себя королем Франции.
В подтверждение этих слов Колычев рассказал мне, что Павел предложил претенденту на французский престол герцогу Прованскому покинуть пределы России. В свою очередь, русские попросили меня вернуть Мальту Мальтийскому ордену (то есть императору Павлу, который был главой этого ордена), восстановить права короля Сардинии, гарантировать границы Баварии и Вюртемберга. Ну и еще вернуть Египет Османской империи. Сказать по правде, не все предложения русского царя были мне по душе, но ради заключения союза России и Франции я дал общее согласие на эти предложения. Детали мы договорились обсудить позднее.
Переговоры с Колычевым шли успешно. Граф Ростопчин, который сейчас ведет переговоры с Дюроком, предложил разделить Османскую империю. Я мечтал о полном контроле французского и русского флота на Средиземном море, организовать экспедиции в Ирландию, Индию, Суринам, Америку. Понятно, что эти планы были рассчитаны не на один год, но ведь главное сделать первый шаг…
Неожиданно в дверь моего номера кто-то осторожно постучал. Я выдвинул ящик стола и достал лежавший там пистолет. Мои спутники насторожились и приготовили оружие. Стук повторился.
– Кто там? Какого черта вам надо? – грозно спросил по-немецки Пьер, гигант с лихо закрученными усами и сабельным шрамом на щеке.
– Мне надо передать записку одному господину… Меня послал мсье Маршан. И еще один русский генерал, с которым господин, которому предназначена эта записка, очень хотел бы увидеться…
– Это ловушка, – шепнул мне Жак, возглавлявший мою охрану. – Хотя…
– Жак, впустите посланца Маршана. – велел я. – Ведь если мы будем шарахаться от каждой тени, то наше путешествие в эту варварскую Пруссию окажется пустой тратой времени.
Жак кивнул мне и, подойдя к двери, осторожно отодвинул массивную задвижку…
29 мая (10 июня) 1801 года. Кёнигсберг.
Капитан ФСБ Денис Мечников.
РССН УФСБ по Санкт-Петербургу
и Ленинградской области «Град»
Ну вот, сподобил меня Господь встретиться лично с самим Наполеоном Карловичем Буонапарте, без пяти минут императором Франции. А отправился я в гостиницу «Кроне», чтобы лицезреть эту знаменитость по приказу шефа. Майор Никитин сказал: