Семь мужей Эвелин Хьюго
Часть 48 из 79 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Через секунду Гарри показался в дверном проеме.
– Гарри, тебе не кажется, что нам тоже нужно быть там, со всеми? – спросила Селия. Закурив, она сделала затяжку и протянула сигарету мне.
Я сразу же покачала головой. Джон прямо сказал ей «нет».
– Почему «нет»?
– Ты не пойдешь туда, – ответил Джон. – Тебе нельзя. Никто из нас не пойдет.
– Мне все можно, – возразила Селия, взглядом ища поддержки у меня.
– Извини. – Я вернула ей сигарету. – Но тут я на стороне Джона.
– Гарри? – Селия посмотрела на него.
Гарри покачал головой.
– Если мы пойдем туда, то добьемся лишь того, что все внимание будет обращено на нас, а не на настоящую проблему. Все будет снова вертеться вокруг того, гомосексуалы мы или нет, и всем будет плевать на права геев.
Селия затянулась и, нахмурившись, выдохнула струю дыма.
– И что же мы будем делать? Нельзя же просто сидеть здесь сложа руки. Мы что, будем просто наблюдать, как люди там борются за нас?
– Мы можем дать им то, что есть у нас, но чего нет у них, – сказал Гарри.
– Деньги, – догадалась я.
Джон кивнул.
– Я позвоню Питеру. Он скажет, как нам поддержать их финансово. Он знает, кому нужно переводить средства.
– Нам уже давно следовало бы их поддерживать, – продолжил Гарри, – поэтому давайте уже начнем хотя бы сейчас. Неважно, что там произойдет сегодня вечером. Неважно, чем закончится протест. Давайте просто определимся, что наше участие в этой борьбе – это деньги.
– Я за, – сказала я.
– Да, конечно, – кивнул Джон.
– Ладно, – согласилась Селия. – Если вы уверены, что это действительно все, что мы можем сделать.
– Я в этом уверен, – подытожил Гарри.
С того дня мы начали тайно переводить участникам движения деньги, и я делаю это до сих пор.
Думаю, участвуя в большом деле, люди могут приносить пользу по-разному. Я всегда считала, что моя главная задача в той борьбе состояла в том, чтобы заработать как можно больше денег и потом переводить их нуждающимся группам. Конечно, это отчасти эгоистично. Но зато я могла принести движению куда больше денег, чем любой другой его участник. И я горжусь этим.
Но это не значит, что я не конфликтовала сама с собой. И зачастую эта двойственность определялась моими личными, а не политическими мотивами.
Я понимала, что мне необходимо скрываться, но уже не была до конца уверена, что это нужно делать дальше. То, что мы принимаем как правильное, не всегда справедливо.
Селия получила свой второй «Оскар» в 1970-м за роль в фильме «Наши мужчины», где она сыграла женщину, переодевшуюся в мужчину, чтобы стать солдатом Первой мировой войны.
Я не смогла быть с ней в ту ночь, потому что я находилась на съемках «Джейд Даймонд» в Майами. Я играла роль проститутки, живущей в одной квартире с алкашом. Но мы обе знали, что, даже если бы у меня не было работы, я бы не смогла просто так пройти с ней под руку по красной ковровой дорожке. Тем вечером Селия позвонила мне, когда вернулась с вечеринки после церемонии.
Я буквально закричала от счастья:
– Ты сделала это! Ты сделала это дважды!
– Ты можешь в это поверить? У меня теперь две статуэтки!
– И ты их заслуживаешь. На мой взгляд, мир должен вручать тебе «Оскара» каждый день просто за то, что ты существуешь.
– Жаль, что тебя нет рядом, – сказала она обиженно.
Я поняла, что она пьяна. На ее месте я бы тоже была пьяна. Но меня раздражало, что она так любит все усложнять. Разве она не понимала, что я тоже хотела быть рядом? Разве не понимала, что я просто не могла? И что это убивало меня так же, как и ее? Почему все всегда должно было быть именно так, как хочет она?
– Мне тоже жаль, – сказала я, – но так лучше для нас обеих. И ты это знаешь.
– Ах да. Так никто не узнает, что ты лесбиянка.
Я терпеть не могла, когда меня называли лесбиянкой. И не подумайте, дело не в том, что я считала, что это неправильно, когда женщина любит женщину. Я уже давно приняла это для себя. Но Селия все видела в черно-белом цвете. Она любила исключительно женщин. А я любила ее. Но иногда она отвергала другую часть меня.
Она игнорировала тот факт, что когда-то я действительно любила Дона Адлера. Игнорировала то, что я занималась любовью с мужчинами и что иногда мне это даже нравилось. По ее мнению, я была лесбиянкой, когда она любила меня, но стоило нам только поссориться, я сразу становилась гетеросексуалкой.
В то время люди только начали говорить о бисексуальности, но, мне кажется, я тогда даже не понимала, что это слово может как-то относиться ко мне. Мне не хотелось вешать на себя ярлык. Я любила мужчин. Я любила Селию. И меня все устраивало.
– Селия, прекрати. Не хочу продолжать этот разговор. Ведешь себя, как капризный ребенок.
Она холодно рассмеялась.
– Именно это я слышу уже который год. Ничего не меняется. Ты все так же боишься саму себя, и у тебя до сих пор нет «Оскара». Ты все еще та, кем и была всегда: пара красивых сисек.
В воздухе повисла тишина. Были слышны только помехи на телефонной линии.
И тут Селия расплакалась.
– Прости меня, – сказала она. – Мне не стоило этого говорить. Я правда так не считаю. Прости, мне очень, очень жаль. Я перебрала и очень по тебе скучаю. Прости за такие ужасные слова.
– Ничего. Все в порядке, – ответила я. – Мне нужно идти. У нас здесь уже поздно, ты знаешь. Еще раз поздравляю, милая.
Я повесила трубку, не дождавшись ее ответа.
В этом была вся Селия. Когда ей отказывали в том, чего она хотела, когда ее задевали, она обязательно отвечала тем же.
38
– И вы даже ни разу не припоминали ей этот разговор? – спрашиваю я у Эвелин.
В сумочке звенит телефон, судя по рингтону, это Дэвид. Я так и не ответила на его сообщение в выходные, потому что не знала, что сказать. А утром, когда я пришла сюда, у меня это просто вылетело из головы.
Я протягиваю руку к телефону и выключаю звонок.
– Когда Селия злилась, спорить с ней было бессмысленно, – говорит Эвелин. – Так что, когда атмосфера накалялась, я всегда отступала, чтобы не сделать хуже. Обычно я просто говорила, что люблю ее и не могу жить без нее, снимала топ, и на этом наш разговор подходил к концу. Что бы она из себя ни строила, одно объединяло ее со всеми мужчинами Америки: больше всего она всегда хотела потискать мою грудь.
– Но вы же не могли просто взять и забыть? Те ее слова?
– Конечно, я не забыла. Послушай, в молодости я бы первая сказала, что у меня нет ничего, кроме пары классных сисек. Моя главная валюта – это моя сексуальность, и я часто пользовалась ею вместо денег. В Голливуд я приехала плохо образованной, слабо знающей литературу, не обученной как актриса. Кроме красоты, у меня не было ничего. А гордиться своей красотой – дело опасное. Потому что ты позволяешь себе поверить, что единственное твое достоинство – это то, что имеет недолгий срок годности.
Когда Селия сказала мне это, я уже перешагнула за тридцать. И, по правде говоря, я думала, что мне осталось не так уж много лет. Я знала, что у Селии работа будет и дальше, хотя бы уже потому, что режиссеры приглашали ее сниматься благодаря ее таланту. Но я не была уверена, что смогу работать, когда у меня появятся первые морщины, когда замедлится метаболизм. И да, конечно, те слова Селии меня очень обидели.
– Но вы же и в самом деле талантливы, – возражаю я. – И к тому времени вас уже трижды номинировали на «Оскар».
– Ты руководствуешься здравомыслием, – улыбается Эвелин. – К сожалению, здравый смысл работает не всегда.
39
– В 1974-м, в мой тридцать шестой день рождения, я, Селия, Гарри и Джон пошли в «Пэлас», самый дорогой, как считалось, на тот момент ресторан в мире. А мне тогда нравилось быть экстравагантной и чуднóй.
Вспоминаю сейчас и не понимаю, как я могла так спокойно разбрасываться деньгами, словно тот факт, что они так легко мне доставались, означал, что я не должна знать им цену. Сейчас это выглядит даже оскорбительно. Все эти частные самолеты, икра, целая бейсбольная команда помощников.
Но тогда мы пошли в «Пэлас».
Мы позировали для фотографий, зная, что они вскоре появятся во всех таблоидах. Селия заказала для нас бутылку «Дом Периньон». Гарри – четыре «Манхэттена». И когда нам принесли десерт с зажженной свечкой, мои друзья на глазах у всех спели мне поздравительную песню.
Гарри был единственным, кто попробовал торт. Мы с Селией тщательно следили за фигурой, а Джон придерживался строгой диеты, поэтому ел практически только протеины.
– Ив, ну попробуй хотя бы кусочек, – добродушно предложил Джон, придвинув ко мне тарелку с тортом. – Сегодня же как-никак твой день рождения.
Я подняла бровь, взяла вилку и соскребла с торта немного шоколадной глазури.
– Что ж, ты прав, когда прав, – сказала я Джону.
– Да он просто не хочет, чтобы я его ел, – усмехнулся Гарри.
– Ну да, двух зайцев разом, – рассмеялся Джон.
Селия постучала вилкой по бокалу.
– Ладно, ладно. Дайте сказать.