Сейчас и навечно

– Спасибо, – сказала я. – И прикрывайте ей глаза на самых неприличных моментах. – Я наклонилась и поцеловала Оливию в щеку. – Пока, горошинка.

– Пока-пока, мама.

Мое сердце снова сжалось.

– Она умница, – сообщила Элис с понимающей улыбкой. – Стоит ей один раз что-то запомнить, и это не выкинуть из головы. Прямо как у ее папочки.

Она указала на Сойера, который подошел ко мне последним. Все отправились занимать свои места, и мы остались наедине.

– Она снова повторила «мама», Сойер…

Не говоря ни слова, он обнял меня за талию и поцеловал тем самым поцелуем, который всегда сбивал меня с ног, заставляя растекаться лужицей. Я повисла на нем, мои руки хватались за его шею, чтобы хоть как-то устоять, пока его пальцы скользили по моим волосам. Он погладил меня по щеке и разорвал поцелуй, посмотрев на меня своими красивыми темными глазами.

– Я люблю тебя, Дарлин, – сказал он.

– Я тоже тебя люблю, – прошептала я. – Я так счастлива с тобой. И с Оливией.

– Правда? – спросил он, сбивчивое дыхание преследовало его слова. – Понимаю, так много навалилось… жизнь с ребенком…

– Нет, я люблю ее до безумия, чертовски сильно люблю тебя, и мне кажется, что сердце скоро взорвется. Но иногда мне так страшно.

– И мне тоже, – нахмурился Сойер. – Я переживаю, что все исчезнет… это счастье.

– Да! И я. – Я схватила его за воротник пиджака. – Что нам делать?

Он улыбнулся и большим пальцем коснулся моей нижней губы.

– Мы сделаем все, чтобы этого не произошло. Мы держимся друг за друга, помнишь?

Я кивнула и слезы потекли по щекам.

– Да. Помню.

– Мы будем держаться. Вместе. – Сойер снова затянул меня в поцелуй, а затем указал в сторону сцены. – Не хочу, чтобы ты опоздала. Ты потрясающая, и я чертовски счастлив, что твоя семья и друзья здесь. Ты заслужила это, Дарлин. Ты заслужила все.

Я обняла его и крепко поцеловала, а затем унеслась в театр с переполненным сердцем и огромной усмешкой на лице.

«Нет никакого медленного угасания чувств. Все по-настоящему».

В раздевалке меня встретили радостными улыбками участники танцевального коллектива. Все шестеро девушек, – «Веселые убийцы», которые исполняли «Тюремное танго», чтобы рассказать историю о том, как мы оказались в тюрьме за убийство своих мужей, – были для меня как сестры. Здесь я принадлежала себе, как и на собраниях анонимных наркоманов, которые посещала уже в качестве спонсора.

Я переоделась в свой костюм: обтягивающие черные танцевальные шорты, длинные черные нейлоновые сапоги до колена и черный топ, который оставлял мой живот обнаженным. Глаза я выделила черным, а на губы нанесла ярко-красную помаду. После чего парикмахер взлохматила и уложила мои волосы так, словно в них только что зарывались мужские руки.

Шоу началось, и я ожидала начало своего номера. Мне досталась самая первая строчка, с которой начиналась серия ключевых историй «Веселых убийц», и, если бы я не попала вовремя, сбился бы с темпа весь номер.

Сегодня на меня смотрели все, кого я так любила, и я ни за что не хотела их разочаровать. И когда ведущий объявил песню, я ощутила, как меня наполняет сила. Не жесткая и несгибаемая, а текучая и горячая, позволяющая мне танцевать. Чтобы я могла рассказать историю своим телом, отдать публике все, что у меня есть. Потому что теперь мне было что отдавать.

Энергия накалялась, и мы исполняли танго в клетках, а после того как на сцене раздался звуковой эффект захлопывающейся тюремной клетки, зал взорвался аплодисментами, которые зарядили меня счастьем до самого окончания мюзикла.

Когда завершился последний номер, по залу прокатилась волна признательности и восторга, оглушительные крики и свист раздавались на весь зал.

Я стояла за кулисами с другими «убийцами», ожидая сигнала, чтобы выйти на прощальный поклон.

Пришло наше время, и мы медленно вышли на сцену на высоких каблуках. Я положила руку на плечи сокамерниц, стараясь выглядеть сексуальной и строгой, но стоило свету погаснуть, и я принялась искать своих людей в зале.

Они все были там, и я пожалела, что у меня нет фотографической памяти Сойера. Я бы сделала сотни фотографий моих родителей, светящихся от гордости, мамы, вытирающей глаза салфеткой.

Макса, аплодирующего так сильно, что я боялась за его ладони.

Бекетта, изо всех сил скрывающего эмоции, но блеск в его глазах выдавал все.

Зельды, которая даже не старалась спрятать слезы.

И Сойера…

Место Сойера было пустым.

Сердце упало, но прежде чем я успела все осознать, «Веселым убийцам» пришлось уступить место маме Мортон и остальным актерам «Чикаго», которые стали для меня второй семьей.

После того как Велма и Рокси поклонились, весь состав выскочил на сцену, взявшись за руки. Энергия хлынула через край, пронеслась сквозь нас, рука к руке, и теперь мы могли позволить себе выйти из образа и улыбнуться. Но Сойер так и не появился.

«Может, он отлучился в туалет. Или Элис понадобилась помощь с Оливией».


Помощники передавали нам букеты от зрителей, как вдруг на сцену вышел ведущий, в руке которого был зажат букет белоснежных гербер.

– Итак, подождите, ребята, – начал он. – Прежде чем мы закончим, у нас есть особенный маленький гость, который хочет кое-что сказать одной их наших «Веселых убийц». Дарлин? Не могла бы ты выйти вперед?

Я замерла, не в состоянии даже дышать, пока одна из танцовщиц не подтолкнула меня локтем. Я вышла вперед, и ведущий вручил мне букет.

– У тебя появился фанат, Дарлин, – сообщил ведущий и повернулся в сторону. – Иди сюда, маленький ангел.

Сойер за руку вывел Оливию, перебирающую своими маленькими ножками. Зрители умилялись, глядя на Оливию в ее пышном желтом платье, на ее маленькие ножки.

– Вот. – Оливия протянула мне маленькую бархатную коробочку черного цвета. – Это для тебя.

У меня пропал дар речи, но зрители отреагировали за меня своими вздохами и стонами умиления.

– Это должно было произойти позже, – сказал Сойер, встав передо мной. – Я ужасно переживал, что делать это здесь – ужасная идея. Теперь я в этом уверен. – Он оглянулся на переполненный зал. – И как ты выступаешь здесь каждый вечер?

Я пожала плечами и засмеялась. Сердце колотилось в груди с такой силой, что я с трудом могла слышать свои слова.

– Держи, мама. – Оливия все еще пыталась всучить мне коробочку.

Я погладила ее по щеке и посмотрела на Сойера.

– Она продолжает называть меня мамой.

– Ты бы… – голос Сойера сорвался, и он попробовал снова: – Ты бы хотела быть ее мамой? Потому что то, что я собираюсь спросить… я спрашиваю и от ее лица тоже. От нас обоих.

Я кивнула, слезы хлынули из моих глаз, и публика издала очередной коллективный вздох.

– Для меня огромная честь быть ее мамой, – прошептала я.

Сойер опустился на одно колено рядом с Оливией. Охи и ахи прокатились по залу, но я практически ничего не слышала.

– Отдай его сейчас, детка, – шепнул Сойер Оливии.

– Возьми! – повторила Оливия и протянула мне коробочку.

– Спасибо, детка. – Я взяла коробочку в свои руки, но не смогла открыть. – Руки трясутся.

– Мои тоже. – Он забрал ее из моих рук и открыл коробку с кольцом из белого золота и бриллиантом квадратной огранки.

Мои руки подлетели ко рту, и я почувствовала энергию публики, которая заполняла зал в радостном предвкушении.

– Дарлин Монтгомери, – громко и четко сказал Сойер. – Ты выйдешь за меня замуж?

Сперва у меня получилось только кивнуть, потому что мой голос пропал от счастья, слез и будущего, которое ждало по ту сторону вопроса.

– Да, – прошептала я, тоже опускаясь на колени. – Да. Я выйду за тебя замуж. Конечно же выйду.

Зал будто сошел с ума. Под рев толпы и блеск софитов я поцеловала Сойера, ощущая на своих губах вкус его слез. А потом повернулась к Оливии и прижала ее к себе.

– Могу ли я быть твоей мамочкой, сладкий горошек?

Оливия озадаченно посмотрела на меня, словно говоря «Думаю, мы уже давно это решили, глупая ты женщина», а затем сказала:

– Ты моя мама.

Сойер выглядел так, словно готов был прямо сейчас развалиться на части; и я знала, последнее, чего хотел бы мой смелый мужчина, – это разрыдаться на глазах у пятнадцати сотен человек. Я обняла Оливию, и мы вместе поднялись на ноги. Сойер надел кольцо мне на палец и крепко сжал мою руку, снова целуя меня. А зрители не переставали аплодировать и выкрикивать слова одобрения.

В этот прекрасный момент Оливия вложила свою маленькую ручку в мою, а другой взяла за руку Сойера. Она держалась за нас. И мы держались за нее, – и друг за друга – так же крепко.

Конец





* * *





notes