Сейчас и навечно
Часть 26 из 63 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Так и есть. Порой я задаюсь вопросом, почему он рассматривает мою кандидатуру одной их первых.
– Потому что ты полон чувств, – проговорила я, удивляясь собственной смелости, но слова уже не вернуть. – И он видит это.
Сойер внимательно посмотрел на меня. Между нами дремала Оливия, и он прикрыл ее головку небольшой соломенной шляпой, защищая от солнца.
– Я верю во второй шанс. Ради нее – да. А ради преступников вроде того парня, который убил мою маму? – Он покачал головой. – Если человек преступает черту, слишком велики шансы, что это повторится вновь.
– Какую черту?
– Нарушение закона. Наркотики, алкоголь, воровство, убийство или любое другое преступное деяние.
Я кивнула и отвела взгляд в сторону, в огромную пропасть печали, которая разверзлась между нами. Мысль о том, чтобы рассказать ему о моем прошлом, теперь казалась еще более невозможной.
«Он перестанет видеть меня, лишь мой послужной список. Преступницу».
Я прочистила горло.
– Расскажи о своем брате, Эмметте. Где он сейчас?
– Хороший вопрос. Последнее, что я слышал, он направлялся в Тибет. Путешествует по всему миру без постоянного места жительства. После смерти мамы он часто сбегал из дома. Но всегда возвращался, а когда стал старше, отсутствовал все дольше. Его выгнали из школы, несмотря на высокий IQ. А может, и из-за него.
Легкая, гордая улыбка коснулась губ Сойера, а затем испарилась.
– Мне всегда казалось, что мир не может сдержать Эмметта. Или он слишком умен, чтобы пытаться справиться с ним. Как будто он видит все его движущиеся части, и для него это слишком. Ему нужно продолжать идти. Может, чтобы обогнать мир.
– Ты скучаешь по нему?
– Да, очень. У меня осталось не так много родственников. Отец снова женился и теперь живет в Айдахо. У Пэтти, его жены, там семья, так что я никогда не вижу отца. Лишь изредка созваниваемся и обмениваемся открытками.
Он взглянул на меня, уловив мое омрачившееся лицо.
– Эй, прости, что вывалил на тебя все это о маме. Обычно я не говорю о своем дерьме. Ни с кем.
– Я рада, что ты рассказал мне, – улыбнулась я. – Рада, что ты смог довериться.
– Не самая приятная история.
– Как и у многих людей, я думаю.
– А что насчет тебя? – спросил он. – Я не имею в виду, что ты должна рассказать мне свою неприглядную историю, если она есть. Но, кажется, ты говорила про свою сестру?
– Одна сестра, живет в Квинсе, – ответила я. – Она старше. Замужем. Идеальный муж, идеальный дом, идеальное все.
– А ты не заполучила ген идеальности?
– О нет, я сплошное разочарование, – отозвалась я.
Сойер нахмурился.
– Ты совсем не похожа на разочарование.
«Если бы ты только знал».
– Сестра поступила в колледж, а я нет. Она строит «нормальную» карьеру в дизайне интерьеров. Я – нет. Мне всегда хотелось танцевать и связать свою жизнь с этим, а этим, как известно, на жизнь не заработаешь. По крайней мере, так считают мои родители.
– Ты поэтому переехала сюда? Чтобы заниматься любимым делом?
– Да, – согласилась я. – Начать жизнь с чистого лица.
– Новая жизнь – это хорошо. Эмметт начинает ее каждый день, – улыбнулся Сойер. – Когда я получу работу, вернее, если получу работу, то тоже начну.
– Ты получишь ее, – уверила его. – И сдашь экзамен. Не только у твоего брата имеется гениальный IQ.
Сойер махнул рукой.
– Не, он чертов гений.
– А у тебя фотографическая память, верно? – засмеялась я. – Мне же с трудом удается вспомнить, во что я была вчера одета.
– На тебе были джинсовые шорты поверх черных рваных колготок, черная шелковая блузка с золотыми цветами и черепами, – сообщил Сойер. – И армейские ботинки.
Я уставилась на него, пока румянец расползался по моим щекам.
– Откуда ты это знаешь?
– Прошлым вечером я выходил из поезда, на который ты садилась и не заметила меня.
– Я торопилась на репетицию, – выпалила я.
«И на собрание АН после».
Но эту часть своей жизни я решила держать при себе. Мне хотелось выстроить максимально высокую стену между нынешней собой и бывшей наркоманкой.
– Ну ладно, мегамозг, а что на мне было надето, когда я сидела с Оливией?
– Черные легинсы, длинная белая футболка и армейские ботинки.
– А в день нашего знакомства?
– Бежевая юбка – льняная, кажется, – джинсовая рубашка на пуговицах, бордовые гетры до колена, – он усмехнулся. – И армейские ботинки.
– Господи, тебя послушать, так я хожу, как неряха.
– Ты не неряха, – быстро сказал он. – Ты выглядишь собой. Я еще никогда не встречал человека, чей внешний вид так совпадал бы с личностью.
– Спасибо. – Щеки снова залились румянцем.
Момент захватит нас и застыл, весь город погрузился в абсолютную тишину. Я едва ли моргала, пытаясь запечатлеть каждую секунду мгновения. Как золотистого цвета волосы переливались в лучах яркого солнца, как его темно-карие глаза смотрели на меня.
Оливия зашевелилась во сне.
– Она сегодня рано встала, и это означает, что я тоже проснулся вместе с ней. Нам пора возвращаться.
– Да, мне тоже. У меня еще репетиция.
Мы собрали мини-пикник, и Сойер осторожно уложил Оливию в коляску. Мы шли обратно к дому в тишине, и в кои-то веки у меня не было искушения заполнить ее разговорами. Я не знала, что сказать. Одна моя половина была опустошена идеями Сойера о том, что наркоманы никогда не искупят свою вину, а другая половина пьянела от его взгляда в тот идеально прекрасный момент на солнце.
– Значит, репетиция, – сказал Сойер, когда мы вошли в дом. – Это для того шоу, куда ты прослушивалась?
Он отстегнул спящую Оливию и аккуратно поднял ее на руки. Я сложила коляску и последовала за ним наверх, будто мы делали это долгие годы.
– Да, в Академии танца. До пяти.
Он отпер дверь и понес Оливию в кроватку, пока я ставила коляску возле входа. Сойер вернулся спустя мгновение, засунув руки в карманы джинсов.
Тишина между нами ощущалась иначе. Больше не было Оливии, чтобы служить буфером. Были только я и Сойер. Я не знала, чем заполнить тишину, поэтому выпалила первое, что пришло в голову:
– Трудно ли иметь память, которая не позволяет тебе забыть любую мелочь?
– Иногда, – ответил он, и слово повисло между нами.
– Думаю, это раздражает – помнить каждую бессмысленную мелочь. Например, что носит твоя соседка.
Он задержал взгляд на мне.
– Не все так плохо. – Он на секунду отвернулся. – Я помню, во что ты была одета той ночью, когда пришла рассказать о прослушивании.
– И что же на мне было надето? – тихо спросила я.
– Платье. На тебе было персиковое платье, похожее больше на комбинацию. – В его взгляде я увидела то, чего раньше не было, когда он снова посмотрел на меня. – И больше ничего.
– Ты запомнил это?
– Я помню все о той ночи, Дарлин.
– Ох, – я сглотнула. – Это мило.
«Это мило?»
Я поморщилась.
– Ну, мне пора.
– Позволь открыть тебе дверь.
Он придвинулся ближе ко мне и наклонился, чтобы открыть дверь, но каким-то образом мы оказались лицом к лицу, а я – прижата спиной к двери. Сердце бешено колотилось, глаза были прикованы к нему, не в силах оторваться.
Выражение лица Сойера было обеспокоенным, неуверенным.
– Потому что ты полон чувств, – проговорила я, удивляясь собственной смелости, но слова уже не вернуть. – И он видит это.
Сойер внимательно посмотрел на меня. Между нами дремала Оливия, и он прикрыл ее головку небольшой соломенной шляпой, защищая от солнца.
– Я верю во второй шанс. Ради нее – да. А ради преступников вроде того парня, который убил мою маму? – Он покачал головой. – Если человек преступает черту, слишком велики шансы, что это повторится вновь.
– Какую черту?
– Нарушение закона. Наркотики, алкоголь, воровство, убийство или любое другое преступное деяние.
Я кивнула и отвела взгляд в сторону, в огромную пропасть печали, которая разверзлась между нами. Мысль о том, чтобы рассказать ему о моем прошлом, теперь казалась еще более невозможной.
«Он перестанет видеть меня, лишь мой послужной список. Преступницу».
Я прочистила горло.
– Расскажи о своем брате, Эмметте. Где он сейчас?
– Хороший вопрос. Последнее, что я слышал, он направлялся в Тибет. Путешествует по всему миру без постоянного места жительства. После смерти мамы он часто сбегал из дома. Но всегда возвращался, а когда стал старше, отсутствовал все дольше. Его выгнали из школы, несмотря на высокий IQ. А может, и из-за него.
Легкая, гордая улыбка коснулась губ Сойера, а затем испарилась.
– Мне всегда казалось, что мир не может сдержать Эмметта. Или он слишком умен, чтобы пытаться справиться с ним. Как будто он видит все его движущиеся части, и для него это слишком. Ему нужно продолжать идти. Может, чтобы обогнать мир.
– Ты скучаешь по нему?
– Да, очень. У меня осталось не так много родственников. Отец снова женился и теперь живет в Айдахо. У Пэтти, его жены, там семья, так что я никогда не вижу отца. Лишь изредка созваниваемся и обмениваемся открытками.
Он взглянул на меня, уловив мое омрачившееся лицо.
– Эй, прости, что вывалил на тебя все это о маме. Обычно я не говорю о своем дерьме. Ни с кем.
– Я рада, что ты рассказал мне, – улыбнулась я. – Рада, что ты смог довериться.
– Не самая приятная история.
– Как и у многих людей, я думаю.
– А что насчет тебя? – спросил он. – Я не имею в виду, что ты должна рассказать мне свою неприглядную историю, если она есть. Но, кажется, ты говорила про свою сестру?
– Одна сестра, живет в Квинсе, – ответила я. – Она старше. Замужем. Идеальный муж, идеальный дом, идеальное все.
– А ты не заполучила ген идеальности?
– О нет, я сплошное разочарование, – отозвалась я.
Сойер нахмурился.
– Ты совсем не похожа на разочарование.
«Если бы ты только знал».
– Сестра поступила в колледж, а я нет. Она строит «нормальную» карьеру в дизайне интерьеров. Я – нет. Мне всегда хотелось танцевать и связать свою жизнь с этим, а этим, как известно, на жизнь не заработаешь. По крайней мере, так считают мои родители.
– Ты поэтому переехала сюда? Чтобы заниматься любимым делом?
– Да, – согласилась я. – Начать жизнь с чистого лица.
– Новая жизнь – это хорошо. Эмметт начинает ее каждый день, – улыбнулся Сойер. – Когда я получу работу, вернее, если получу работу, то тоже начну.
– Ты получишь ее, – уверила его. – И сдашь экзамен. Не только у твоего брата имеется гениальный IQ.
Сойер махнул рукой.
– Не, он чертов гений.
– А у тебя фотографическая память, верно? – засмеялась я. – Мне же с трудом удается вспомнить, во что я была вчера одета.
– На тебе были джинсовые шорты поверх черных рваных колготок, черная шелковая блузка с золотыми цветами и черепами, – сообщил Сойер. – И армейские ботинки.
Я уставилась на него, пока румянец расползался по моим щекам.
– Откуда ты это знаешь?
– Прошлым вечером я выходил из поезда, на который ты садилась и не заметила меня.
– Я торопилась на репетицию, – выпалила я.
«И на собрание АН после».
Но эту часть своей жизни я решила держать при себе. Мне хотелось выстроить максимально высокую стену между нынешней собой и бывшей наркоманкой.
– Ну ладно, мегамозг, а что на мне было надето, когда я сидела с Оливией?
– Черные легинсы, длинная белая футболка и армейские ботинки.
– А в день нашего знакомства?
– Бежевая юбка – льняная, кажется, – джинсовая рубашка на пуговицах, бордовые гетры до колена, – он усмехнулся. – И армейские ботинки.
– Господи, тебя послушать, так я хожу, как неряха.
– Ты не неряха, – быстро сказал он. – Ты выглядишь собой. Я еще никогда не встречал человека, чей внешний вид так совпадал бы с личностью.
– Спасибо. – Щеки снова залились румянцем.
Момент захватит нас и застыл, весь город погрузился в абсолютную тишину. Я едва ли моргала, пытаясь запечатлеть каждую секунду мгновения. Как золотистого цвета волосы переливались в лучах яркого солнца, как его темно-карие глаза смотрели на меня.
Оливия зашевелилась во сне.
– Она сегодня рано встала, и это означает, что я тоже проснулся вместе с ней. Нам пора возвращаться.
– Да, мне тоже. У меня еще репетиция.
Мы собрали мини-пикник, и Сойер осторожно уложил Оливию в коляску. Мы шли обратно к дому в тишине, и в кои-то веки у меня не было искушения заполнить ее разговорами. Я не знала, что сказать. Одна моя половина была опустошена идеями Сойера о том, что наркоманы никогда не искупят свою вину, а другая половина пьянела от его взгляда в тот идеально прекрасный момент на солнце.
– Значит, репетиция, – сказал Сойер, когда мы вошли в дом. – Это для того шоу, куда ты прослушивалась?
Он отстегнул спящую Оливию и аккуратно поднял ее на руки. Я сложила коляску и последовала за ним наверх, будто мы делали это долгие годы.
– Да, в Академии танца. До пяти.
Он отпер дверь и понес Оливию в кроватку, пока я ставила коляску возле входа. Сойер вернулся спустя мгновение, засунув руки в карманы джинсов.
Тишина между нами ощущалась иначе. Больше не было Оливии, чтобы служить буфером. Были только я и Сойер. Я не знала, чем заполнить тишину, поэтому выпалила первое, что пришло в голову:
– Трудно ли иметь память, которая не позволяет тебе забыть любую мелочь?
– Иногда, – ответил он, и слово повисло между нами.
– Думаю, это раздражает – помнить каждую бессмысленную мелочь. Например, что носит твоя соседка.
Он задержал взгляд на мне.
– Не все так плохо. – Он на секунду отвернулся. – Я помню, во что ты была одета той ночью, когда пришла рассказать о прослушивании.
– И что же на мне было надето? – тихо спросила я.
– Платье. На тебе было персиковое платье, похожее больше на комбинацию. – В его взгляде я увидела то, чего раньше не было, когда он снова посмотрел на меня. – И больше ничего.
– Ты запомнил это?
– Я помню все о той ночи, Дарлин.
– Ох, – я сглотнула. – Это мило.
«Это мило?»
Я поморщилась.
– Ну, мне пора.
– Позволь открыть тебе дверь.
Он придвинулся ближе ко мне и наклонился, чтобы открыть дверь, но каким-то образом мы оказались лицом к лицу, а я – прижата спиной к двери. Сердце бешено колотилось, глаза были прикованы к нему, не в силах оторваться.
Выражение лица Сойера было обеспокоенным, неуверенным.