Сэхсвет

– Понятно. Приношу свои извинения.

– Принято. – Госпожа Председатель снова сделала глоток. – Возвращаясь к последствиям. Главная проблема – синтетический айон. Да, Максим, мы считали его спасением, но вышло так же, как и с бессмертием, – последствия наступили не сразу.

В фабричном айоне – корень наших сегодняшних бед. Во-первых, именно благодаря ему человечество страдает от всевозможных психических расстройств. Эмоции синтеков – не настоящие, их жизни – тоже. Ни один бессмертный, потребляющий лишь натуральный айон, не страдает психическими заболеваниями. Таких крайне мало, но эти люди необходимы, и вот почему.

Вторая причина, почему айон синтеков плох, более пугающая. Человек, долгое время потребляющий его, глупеет. Я имею в виду буквально – со временем он станет идиотом. Даже после одного вдоха запускается процесс дегенерации. Если прекратить потребление такого айона, то процесс остановится, но после определённого порога – десятилетий употребления – он становится необратимым. Абсолютное же большинство бессмертных употребляет синтетический айон всю жизнь.

Госпожа Председатель взглянула на Максима:

– Довольно страшная картина вырисовывается, не так ли? Человечество в массе своей тупеет, но отказаться от фабричного айона не может. Перспективные люди, могущие в дальнейшем решить проблему бессмертия, превращаются в имбецилов либо ложатся в анабиоз. А те, кто пытается потратить всё отведённое им время на открытия, до того как мозг трансформируется в кисель, мучаются от психических болезней. Поэтому развитие цивилизации практически остановилось. Уже давно почти нет прорывов, сравнимых с бессмертием, нанобиотами и червоточинами. Нет, конечно, мы пытаемся находить умных людей, выдавая им гранты в виде обеспечения настоящим айоном, но ведь он не бесконечен! Так что в итоге над разгадкой и, в общем, над наукой работает очень узкий круг учёных, но рано или поздно, если выход не будет найден… бессмертные вымрут. На опустевшей Земле останутся только те, кто не принял бессмертия. И нет гарантии, что в конце своей короткой жизни они не соблазнятся вечностью, замкнув круг.

Максиму стало не по себе. Всего этого он не знал. Он вдруг вспомнил о Венлинг и о её психических расстройствах, хотя айон она ещё не принимала. Максим хотел сказать об этом, но подумал, что обычные проблемы психики никто не отменял.

Дождавшись паузы в речи Орланы, Максим спросил:

– Госпожа Председатель, но теперь мы нашли Редим. Это ли не решение?

– О да, – кивнула Орлана. – Редим оказался подарком. Такое совпадение кажется невероятным. Мы делаем на это ставку. Все запасы айона брошены на Экспедицию, и поэтому так важен успех. Провал означает гибель человечества – по крайней мере, того, каким мы его знаем сегодня.

– Но Рэй Суокил так не считает?

– Да. Он уверен, что мы недостаточно хорошо изучили айон, в чём я с ним согласна. Рэй убеждён, что сбор айона редимеров в дальнейшем приведёт к непредсказуемому исходу. И тогда всё запутается, станет ещё хуже. Я хочу, чтобы он ошибся, но… вспомни Луиза, – с горечью сказала Орлана. – В любом случае выбора у нас нет.

Госпожа Председатель встала и нервно зашагала вдоль стола.

– Всё это я рассказываю тебе, Максим, чтобы ты понимал, в какой мы находимся тяжёлой ситуации и какие решения мы вынуждены иногда принимать. Тебе как члену Совета нужно это знать.

Орлана замолкла, пристально глядя на Максима. Он гадал, к чему клонит женщина, и в один момент детали головоломки вдруг встали на свои места.

– «Добытчики», – прошептал Максим. – Это ваша инициатива.

– Не моя личная, – так же тихо ответила Госпожа Председатель. – Это решение всего Совета.

Глаза Максима заволокло туманом. Он вспомнил рассказ Алана: бомба, истерящие люди вокруг… ребёнок! Он резко встал, уперев ладони в стол. Орлана не шелохнулась.

– Вы с ума сошли?! – заорал Максим, прожигая её взглядом. – Вы хоть знаете, как «добытчики» это делают? Они… вы… Вы не гнушаетесь даже детьми!

– Дети не должны попадать под программу. Это был просчёт…

– Ах, программа? Просчёт?! – Он врезал кулаком по столу. Вода в стаканах пошла рябью. – Просчётом было ваше решение сделать меня советником. Я не хочу иметь ничего общего с вами!

Максим развернулся и успел сделать несколько шагов, прежде чем тихий голос Орланы остановил его:

– Максим, я тебя не отпускала. Сядь в кресло, сейчас же.

Что-то в её голосе заставило Максима повиноваться. Теперь они вновь сидели друг напротив друга.

Госпожа Председатель заговорила, и в её голосе звучала сталь:

– Громче всех о морали и этике кричат те, кому не приходится принимать сложных решений. Итак, во-первых. Больше ты не будешь повышать на меня голос. Это понятно?

– Да.

– Хорошо. – Лицо Орланы превратилось в маску. – Во-вторых, со знаниями, которыми ты теперь обладаешь, есть только два пути: в Совет либо в бессрочный анабиоз. Я не могу допустить утечки информации.

– Есть амнезиак. Обработайте меня.

– Амнезиак на тебя не подействует.

Что?

Максим выпрямился:

– Как это понимать?

– Узнаешь, если выберешь дорогу. Прямо сейчас. Подумай, я подожду.

Максим был в замешательстве. Почти вся его злость испарилась – тихий и спокойный тембр голоса Орланы действовал не хуже потока воды. И ещё то, что в глубине души Максим знал: женщина противна самой себе так же, как она сейчас была противна ему.

Удары сердца отсчитывали время. Ответ был очевиден, и Максим озвучил его:

– Совет.

– Не сомневалась, – холодно ответила Госпожа Председатель. – И в-третьих. Если «добытчики» прекратят существование, Экспедиция завершится через тридцать лет.


Последние «холодные капли» окончательно вернули Максиму способность трезво рассуждать.

– У нас настолько мало айона?

– К сожалению, – вздохнула Орлана, и лёд в её голосе треснул.

– Но Лу Альтера сказал… ладно, я понимаю, почему он так сказал, – спохватился Максим.

Орлана достала из ящика стола ингалятор и с каким-то надсадным хрипом вдохнула айон. Выражение нескрываемой брезгливости, появившееся в этот момент на лице женщины, почти обелило её в глазах Максима.

Госпожа Председатель с придыханием заговорила:

– Мы столкнулись с древней, но никогда не теряющей актуальности «проблемой вагонетки». Знаешь про неё?

– Что-то слышал. Название знакомое, но…

– Я расскажу. – Орлана швырнула ингалятор обратно в ящик. – Этот мысленный эксперимент был сформулирован ещё в двадцатом веке. В оригинальной формулировке мы имеем неконтролируемую вагонетку – это такой небольшой вагон, – несущуюся по рельсам. Возможности остановить её нет, только повернуть. Прямо – пятеро человек, привязанных на железнодорожных путях. Если ничего не делать, вагонетка задавит их. Но на другом пути, запасном, привязан всего один человек. Если свернуть, погибнет только он. Как поступить?

– Очевидно, что нужно повернуть, – не задумываясь, сказал Максим.

– Для тебя это очевидно, для меня тоже. Но некоторые – меньшинство – предпочли ничего не делать, потому что в случае поворота, по их мнению, они становились причастными к смерти, а в случае их бездействия смерть наступала в результате стечения обстоятельств. Более того, один из вариантов задачи поставлен так, что вместо поворота тебе нужно столкнуть человека под колёса. В этом варианте задачи ещё больше людей выбирало ничего не делать.

– Это бессмысленно и неправильно. Одна жизнь не может быть ценнее пяти.

– Да, в мысленном эксперименте это так. Но в жизни могут сложиться иные обстоятельства. За годы эта задача обросла множеством модификаций, когда решение становилось не столь очевидным. Что, если тот единственный человек – твой ребёнок или родитель? Или же если этот человек сам и привязал тех пятерых? В зависимости от условий менялся и ответ, от однозначного «ничего не делать» в случае с близкими людьми до однозначного «повернуть» в случае со злодеем. Суть в том, что, сталкиваясь с подобной проблемой в жизни, мы вынуждены каждый раз заново решать эту задачу, исходя из ситуации. И время на решение ограничено. Времени нет, понимаешь?

Времени нет. Слова, будто эхом, звучали в голове Максима.

– Понимаю, – негромко сказал он.

– Из всех решений на посту председателя Совета это далось мне тяжелее всего. – Орлана устало потёрла виски. – Чтобы хоть как-то успокоить глас совести, «добытчики» не делают исключений ни для кого, кроме маленьких детей. Случая, подобного тому, больше не повторится.

Максим вдруг вспомнил эпизод из прошлого:

– Тогда, на Земле, за пару дней перед отлётом я видел вас в гибернатории. Вы…

– Я навещала сына. У него тяжёлое психическое расстройство, которое пока не лечится.

У Орланы, оказывается, был ребёнок. Если подумать, то ничего удивительного, конечно, но… почему-то при взгляде на эту женщину таких мыслей не возникало. И теперь стало понятно, почему она это скрывала.

– Из-за специфики заболевания общаться мы можем лишь раз в несколько лет. Сейчас же я не уверена, что снова его увижу. – Орлана вздохнула. – В анабиоз укладывается всё больше людей, и «добытчикам» становится легче действовать. А они не делают исключений.

– Но можно же было спрятать вашего сына…

– Нет. Нельзя. Это груз, который я должна нести. Я просто буду надеяться, что мне выпал классический вариант задачи с вагонеткой. Остальные советники поступили так же. Если у тебя есть кто-то, кто подвергается такой опасности, ты можешь сообщить на Землю, и их защитят. Ты ведь не принимал этого решения. Можешь сделать это хоть сейчас – Лу Альтера доработал квантовую связь, пока ты был в отпуске.

– Спасибо, – прошептал Максим. – После разговора обязательно воспользуюсь.

– Только помни, что никто не должен знать истинных причин.

– Да, я… – Максим сглотнул ком в горле. – Понимаю.

Воцарилось молчание. Максим переваривал услышанное. Почему молчала Госпожа Председатель, он не знал.

– Орлана! – выпалил Максим неожиданно для самого себя. Она улыбнулась, едва заметно. – То, что мы делаем на Редиме, – ошибка. Должен быть другой способ.

– Думаешь, мне не хотелось бы найти альтернативу? – Максим заметил, что после того, как он осознанно выбрал Совет, в их отношениях с Орланой появились неуловимые изменения. – Думаешь, мне не больно от того, что первый в истории контакт с внеземной разумной цивилизацией происходит вот так? Я ведь мечтала об этом дне, когда была совсем ребёнком. Мечтала о галактическом содружестве, культурном обмене, межзвёздной торговле… и всё оказалось лишь фантазиями. Звёзды кишат жизнью, но жизнью примитивной, и, скорее всего, мы просто первые. Мы – и бедняги редимеры. Мы ищем, Максим, ищем другие пути, но время – безжалостный палач, и оно работает против нас.

Речь Орланы тронула Максима. Теперь он видел женщину совсем с другой стороны, с той, которую она никогда не показывала на публике. Хорошо это или плохо, но теперь Госпожа Председатель стала много человечней в его глазах.

– Гос… – Максим запнулся. – Орлана. Мне непонятна одна вещь. Если Совет не видит иного выхода, то почему Рэй Суокил так активно выступает против Экспедиции?

– Потому что Совет решил, что пусть лучше у нас будет видимая, контролируемая оппозиция, вокруг которой могут объединиться противники Экспедиции, чем стихийно возникающие ячейки. И то, что лидер оппозиции состоит в Совете, позволяет людям думать о существенном весе их мнения в политике Экспедиции. И они правы в этом, не смотри на меня так. Рэй действительно, мягко говоря, не в восторге от происходящего, и его слово влияет на… жёсткость наших действий.

– А как же «добытчики»?

– В любом движении может возникнуть радикальное течение. По легенде, мы делаем всё возможное, чтобы остановить их. – Орлана поправила прядь волос. – Ещё вопросы?

Максим на минуту задумался и покачал головой.

– Тогда перейдём к тому, зачем ты был приглашён в Совет, – сказала Орлана.

– И зачем же? – Максим готовился услышать что-то невероятное. И услышал: