Сапер

– А чей?

– Бой с ними принял на Хрестиновке, вытаскивал раненых и убитых.

– А остальные где?

– Погибли. Один сбежал по дороге.

– Тоже танкист?

– Ага.

– Ненавижу танки… из-за мужа… он у меня в этой железке сгорел… – помолчав, произнесла Вера. – Я же после мединститута в хирургию пошла. Интересно было. Училась, оперировала. А потом… Замуж вышла. Старлей, танкист, красавец. Егор. Я его отца оперировала, он как раз в отпуск приехал… Полгода переписывались, а потом он замуж позвал. Вот такие дела. А ты, Петя, как с женой познакомился? Расскажешь?

– Расскажу, – начал я, думая, как бы не сболтнуть чего лишнего в рассказе. – Раз у нас такой разговор пошел. У меня как раз ничего интересного. Мне уже сильно за тридцать было, а я все в холостяках ходил. То по работе много ездил, некогда было, а потом… не пошло как-то. Ты извини, я не мастер красиво рассказывать. Знакомили меня друзья-приятели то с одной, то с другой – а они не по мне как-то. Похожу, повстречаюсь, а чувствую – не то.

– Это как в истории про две половинки? – спросила Вера.

– Я читал Платона, это же в «Пире», про андрогинов? – блеснул я знаниями. Знала бы ты, где те знания получены.

– А ты умеешь удивить, – протянула Вера. – На тебя посмотришь, и ни за что не скажешь, что ты мог Платона читать.

Можно было бы пошутить что-нибудь про это, но я не стал, промолчал. Из-за воспоминаний, наверное. Уже и годы прошли, а Нина как живая перед глазами.

– Ты про жену не рассказал, – напомнила Вера.

– Да что рассказывать? Шел домой, а она сидит у дороги и горюет: ехала на велосипеде, цепь слетела, а натянуть обратно не смогла. Я помог, слово за слово, так и познакомились. Встречались недолго, я через пару месяцев ее замуж и позвал. Мы оба люди взрослые уже, папы с мамой рядом не было, сами себя и благословили. Вот и вся история.

– А как… случилось… ты там, у реки говорил… расскажешь? – осторожно, будто боялась что-то испортить, спросила она.

– Потом как-нибудь, извини, – мне и вправду даже вспоминать об этом лишний раз не хочется. – Не сегодня.

– А я расскажу. Тяжело просто после сегодняшнего, мне поговорить с кем-нибудь надо. А здесь… не с кем, наверное. Для всех я или начальница, или подчиненная, или врач.

– И только для меня ни то, ни другое, ни третье, – улыбнулся я. – Рассказывай, Вера…

– Вот еще по отчеству меня назови, – оборвала меня она. – Я же не старая, ты же видел сегодня, – и засмеялась, почти как тогда, у реки, только грустно как-то. – Ладно, слушай. Как замуж вышла, муж меня с собой забрал. Далеко, за Байкал. Он служил, а меня взяли военврачом. Третьего ранга. Сразу в капитаны. А муж у меня – старлей. Я шутила, что он мне подчиняться должен. Начинала в полковом медпункте. Так, ничего особенного. А тут случился Халхин-Гол. Вот мы всей дивизией туда и двинули. Врачей не хватало, меня – в медсанбат. А Егора моего – с японцами воевать. А потом… привезли к нам, еще живого. Из горящего танка вытащили. Я, представляешь, сама его принимала. Никто же не знал, документов нет, танкист и танкист. Обгорелый. А я сразу узнала… Как не узнать? Свое ведь, родное. Восемьдесят процентов тела ожоги. Второй и третьей степени. Сутки на морфине еще протянул… И все… И нет Егора. Не знаю, как пережила тогда это. До сих пор не знаю. – Она замолчала, вздохнула, потом встала и отряхнула юбку. – Извини, нагрузила тебя своими бабьими россказнями. Проводишь меня?

Я проводил. Молча, говорить не хотелось, да и она, наверное, наговорилась. Перед самой своей палаткой она схватила меня за руку, сжала пальцы. А рука у нее сильная, аж хрустнуло у меня что-то.

– Спасибо, Петя, – сказала она. – Спокойной ночи.





* * *


На следующий день, разумеется, никаких машин из дивизии не пришло. Я так думаю, что сама дивизия могла быть разбита или раздергана по разным направлениям. Как и весь восьмой мехкорпус.

Аркадий Алексеевич вызвал меня сразу после завтрака. Веры рядом с ним не было, зато позвали нескольких мужчин. Они были вооружены «мосинками», имели вполне бравый вид. Двое из пятерки щеголяли значками «Ворошиловский стрелок».

– Петр Николаевич, – военврач поначалу замялся, но потом бодро продолжил: – Вас рекомендовали как человека, который, что называется, уже понюхал пороха…

Ага, Вера успела поработать с начальником.

– Допустим… – я решил помолчать, пускай сам говорит, мне лучше послушать.

– Нам срочно нужны машины для эвакуации госпиталя. Я послал связного в штаб, но он пропал. Прошу вас, сходите в Пониковицу, там стояла рота из 8-го мехкорпуса. У них должна быть связь. Вот, даю наших самых боевых товарищей в сопровождение.

Возглавлял товарищей тот самый усатый санитар – Евстолий Терентьевич, что проявил обо мне такую обширную заботу. Впрочем, не бесплатную – пришлось потратить на него и его друзей весь французский коньяк, добытый с пилота.

На выходе из лагеря проходили и Верину палатку. Она стояла, пила что-то горячее из кружки. Увидела меня, улыбнулась.

– Товарищи, – я повернулся к своей новой команде. – Погодите минутку, я сейчас. – И подбежал к Вере.

– Доброе утро, – поздоровалась она. – Будешь какао? Мне тут принесли, я, наверное, столько не одолею.

– Да меня ждут, – кивнул я на санитаров, уже сворачивающих цыгарки.

– Минуточку всего, – попросила она. – Нагоните потом.

А я особо и не сопротивлялся. Взял поданную Верой кружку, отпил.


Моя команда хмуро курила, поглядывая на меня. Им какао никто не предложил. И красивая женщина им не улыбалась.

Я залпом, обжигаясь, выпил напиток, отдал кружку.

– Спасибо, Вера, за угощение. Пойду я.

– Возвращайтесь, – сказала она и вдруг, встав на цыпочки, поцеловала меня в щеку.

Я подошел к мужикам. Они, как по команде, прекратили курить, начали прятать окурки. Санитар Толик крякнул, подкрутил ус.

– А ты парень не промах, Петр… Ой… товарищ лейтенант!

– Ладно, без чинов пока.

Когда подошли к лесу, я дал команду остановиться, познакомился со всеми. На одно дело идем все-таки. Вперед пошел военфельдшер Николай. Оказалось, в селе у него знакомая, к которой он ходил в гости – вот кто у нас не промах, – и он хорошо знает дорогу.

Когда мы проходили мимо той самой курносой девушки, что опять стояла на посту, я тихо поинтересовался у Евстолия Терентьевича, задав сильно волновавший меня вопрос: «А где, собственно, особист медсанбата?»

Выяснилось, что еще позавчера он умотал в дивизию. А дело было в самостреле. Это позже никто с ними возиться не будет: поймали – расстреляли трусливого дурачка перед строем и дальше пошли. А сейчас дело новое, с каждым случаем отдельно возятся.

Самострела поймали на сортировке. Его послали в перевязочную, и Юра, один из санитаров, что шел с нами, заметил, что стреляли в бойца практически в упор, вокруг входного отверстия остался даже отпечаток ствола. На прямой вопрос паренек сразу признался и начал плакать, просить его не наказывать. Ага, когда это органы у нас не карали по всей строгости пролетарских законов? Особист тут же арестовал пацана и увез его в дивизию.

Всю эту историю Толя рассказывал в лицах, пытаясь показать, как они разоблачали преступника и как самострельщик разоблачения реагировал.

– Теперь ясно, – кивнул я и шикнул на санитаров: – По лесу идем тихо, молча.

Вокруг нас вполне уже могли быть немцы. Я бы вообще с собой взял одного Николая – тот с самого начала как закрыл рот, так и не открывал.

Несмотря на мой запрет разговаривать, мужики все равно время от времени начинали тихо базарить. Что поделаешь: медики, люди насквозь невоенные, хоть ты их в три формы сразу одень.

К разговору я почти не прислушивался, так, следил, чтобы не очень шумно себя вели.

Сквозь самую чащобу, часа за полтора, мы прошли весь лес. Где-то были тропинки, где-то пришлось перебираться через завалы.

Внезапно Николай остановился, повернулся ко мне.

– Почти пришли, – прошептал он. – Пойдемте, посмотрим.

Мы с ним вышли к опушке, спрятались за деревья. Я достал бинокль, отрегулировал резкость. В принципе, все было хорошо видно и без бинокля: в Пониковицах уже стояли немцы.





Глава 9




Я посмотрел еще раз на пространство между нами и селом, а затем вернулся к нашим.

– В Пониковицах немцы. Скорее всего, вошли недавно, вон, возле дороги еще наша полуторка дымится и два танка разбитых. Бэтэшки.

– Что же делать? – спросил санитар Толик. – Возвращаться?

– Ага, а лучше сразу пойти и сдаться, – ответил Николай. Что-то между ними было, вон как Евстолий зыркнул на него в ответ.

– Подождите, это мы позже обсудим, – закончил я спор. – Если наших машин нет, то надо брать чужие…

– Это как еще? – не успокаивался Толик. – Нас тут пять человек. С винтовками против пулеметов? И водить никто не умеет, повести не получится.

– Почему «никто»? – удивился Николай. – Водить я могу.

– Двое нас, – добавил я. – А машины как забрать, я, кажется, знаю.

Все посмотрели на меня, будто я среди засухи им дождь пообещал. Не совсем доверчиво, короче.

– Командир, а поточнее можно? – спросил до этого момента молчавший военфельдшер. Кажется, Никита. Он представился украинским вариантом, Мыкыта, хотя разговаривал по-русски, даже если к нему обращались по-украински.

– Вон там, возле разбитой полуторки, лежат снарядные ящики, – показал я рукой направление. – Нам хорошо видно, а немцам ее закрывает от села пригорок, с дороги – кусты. Если там снаряды, остальное – дело техники. Можно захватить машины на дороге, если колонна не очень большая. Фугасы заложить я смогу, обучен. Надо понаблюдать за дорогой, как немцы ездят.

Санитары пожали плечами, но возражать никто не стал. Аккуратно, ползком, мимо бэтэшек мы пробрались к грузовику.

Возле полуторки лежало целое богатство, если думать об устройстве взрыва. Четыре ящика снарядов для гаубицы и ящик «лимонок». Да тут взорвать можно много чего! А у погибшего старлея, сидевшего возле водителя, был еще ППД с двумя полными барабанными магазинами. Маловато, конечно, но для нашей задумки все же помощь.