Сама дура виновата

А потом вдруг как понимаю!

— Хочу индивидуальную экскурсию от Дарины, — хрипло шепчет Егор, отрываясь от меня на мгновение и обнимая ладонями мое лицо. — Проведешь?

И он снова жадно набрасывается на мой рот, даже не дав ответить.

Разве есть варианты?





Глава седьмая, в которой у таксиста, лифтера и швейцара остаются горячие воспоминания





Целовалась я в жизни чуть чаще, чем занималась сексом.

И всякий раз поцелуи были про что-то свое.

Иногда — про то, как нам не о чем разговаривать друг с другом, поэтому давай делать то, что не требует слов.

Иногда — про неловкость первого свидания и настороженность практически незнакомых людей.

Иногда — про то, что так положено — целоваться девушке с мужчиной, раз уж они собираются что-то замутить.

Наверняка на психфаках всего мира не раз писали дипломы, кандидатские и докторские на тему невербальной коммуникации посредством поцелуев. Но все гениальные открытия в этой области остались в пыльных архивах, там же примерно, где и мои изыскания о роли варенья из крыжовника в личной жизни литературных героинь викторианской эпохи.

А жаль.

Я бы почитала.

Потому что внезапно вся вот эта невербальная коммуникация и ее сложный анализ вылетели из головы, выдутые холодным ветром.

С Егором целоваться было просто… вкусно.

Совершенно бездумно, бездуховно и бесстыдно.

У него были упругие губы, горячее дыхание и умелое нетерпение — и это все, что я могла бы сказать, потому что вместо размышлений — я целовалась.

Мне хотелось еще и еще — не отрываться от его рта, чуть-чуть привставать на цыпочки, держаться за твердые плечи под влажной футболкой.

И наслаждаться его вкусом.

Его руки, лежавшие у меня на талии, потихоньку сползали на бедра, а там было недалеко и до задницы, которую он стиснул, резко втягивая носом воздух.

— Мммм… — сказал Егор, отстраняясь и окидывая меня немного мутным, но по-мужски оценивающим взглядом с головы до ног.

Оп!

И куда теперь делось мое «бездумно»?

Три коктейля и лихое безумие покинули чат. Я начала опасно трезветь и осознавать, что я все еще осталась собой — довольно крупной девочкой в наш век, когда лишний вес куда большее преступление, чем колдовство или разврат в былые времена.

В полутьме бара, сидя за столом, мне еще удавалось скрывать свои истинные габариты, а тут он их оценил самым надежным способом — облапав со всех сторон.

Если он сейчас что-нибудь скажет про то, что мне надо похудеть…

На всякий случай я тоже отстранилась и приготовилась мужественно выдержать это испытание. Я ведь не только большая, я еще очень сильная девочка, не впервой.

Ну же, не тяни! Пока я еще не окончательно сошла по тебе с ума!

Но Егор тут же рывком вернул меня обратно, впечатался твердыми бедрами в мой живот, еще сильнее сжимая пальцами ягодицы и выдохнул мне на ухо:

— Я охренеть как тебя хочу! Поехали ко мне!

Жар ударил мне в голову, прокатился волной по телу, превращая все мышцы в трясущееся желе.

Вместо ответа я сама пригнула его за шею к себе и впилась губами в губы.

Он тихонько то ли зарычал, то ли мурлыкнул, и, не отрываясь от поцелуя, выудил из кармана телефон и быстро ткнул на иконку вызова такси.


Меня всегда удивляли парочки в кино и сериалах, которые отчаянно, несмотря на присутствие таксиста, целуются, ругаются, трахаются в салоне машины. Он же человек, а не робот! Он же все это видит, имеет какое-то свое мнение.

Друзьям потом наверняка рассказывает, что вот, вчера вез молодоженов, так они даже за руки держаться стеснялись, а сегодня бесстыдную парочку — так они чуть друг друга не сожрали! Причем от девки еще можно было ожидать — такая толстуха кого угодно сожрет, а вот парень со своими широчайшими мышцами спины и бицепсами мог бы найти себе кого-нибудь получше, но поди ж ты — так ее валял на заднем сиденье, что после заказа пришлось перекурить.

Но оказалось, когда ты сама целуешься в такси с охренительным мужчиной с этими самыми прокачанными широчайшими мышцами, царапаешь их ногтями под футболкой, едва удерживаешься от стонов и чувствуешь наглые руки, забравшиеся под платье и обнаружившие полоску нежной кожи над резинкой чулка, то как-то совершенно наплевать, что там думает водитель. Пусть завидует молча.

Я была уже совершенно трезва, но меня несло какой-то горячей волной, которая предварительно уже снесла крышу и дальше хозяйничала в моей голове в свое удовольствие.

Егор тоже дрожал, вжимаясь в мое тело напряженным своим, резко дышал и стискивал то бедро, то грудь, то выдыхал на ухо что-то неразборчивое, но возбуждающее до вставших дыбом волосков на коже.

Перед входом в довольно дорогой и приличный отель нам пришлось привести себя в порядок и чуть-чуть выдохнуть. В холле, встречавшем натертым паркетом, позолоченными люстрами и умиротворяющей тишиной было бы совсем не к месту целоваться как бешеные лисы.

Мы переглянулись, выпустили друг друга из объятий, поправили волосы и сделали шаг друг от друга.

В лобби отеля царила такая тишина, что слышно было тиканье часов над стойкой ресепшена. Красные ковровые дорожки приглушали шаги, швейцары и носильщики провожали нас понимающими взглядами, седой лифтер косился то ли с осуждением, то ли — ожидая, что мы набросимся друг на друга, едва сомкнутся двери лифта.

От нас шарашило атомным возбуждением и нетерпением, но внешне придраться было не к чему, Егор даже свитер накинул, скрывая залитую пивом футболку.

Идти с ним по длинным коридорам отеля к номеру, не разговаривая, не прикасаясь друг к другу, в ожидании того, что сейчас будет за закрытыми дверями его номера — было пугающе, странно, сладко, непривычно.

Когда Егор отпер дверь, пропустил меня вперед, медленно запер замок и повернулся ко мне, я вдохнула и забыла выдохнуть.

Никто никогда не смотрел на меня так.

В его глазах было все, о чем я только читала до сих пор в романах: восторг, страсть, обещание и нетерпеливое желание, от которого кружилась голова.

Никто никогда не хотел меня — так.

— Индивидуальная экскурсия? — проговорила я срывающимся голосом, надеясь шуткой разрядить невыносимое напряжение между нами.

— Сейчас проведу… — хрипло пообещал Егор и сделал шаг ко мне, одним движением стягивая свитер вместе с футболкой.





Глава восьмая, в которой героиня открывает кое-что новое





Егор целовал меня жадно и нетерпеливо, засасывая губы, атакуя языком мой язык и пресекая все попытки отстраниться. Да я не успевала толком ничего сделать — он уже спускался на шею, оставляя на ней горящие огнем отпечатки зубов, и ловя ртом бьющийся в ямке горла пульс.

Его руки путешествовали по моему телу, сжимая грудь, переходя дальше, ниже, лапая мою задницу и задирая платье.

Никакой романтики, никакой нежности — бешеное желание — и только оно.

Он развернул меня спиной, притискивая к себе, одна рука легла на грудь, пальцы другой нащупали край трусиков под бесстыдно задранным платьем и скользнули под него.

Прикусил ухо, оглушив меня громким дыханием, прижался и потерся бедрами и кое-чем еще очень твердым, одновременно настойчиво подталкивая к широкой, застеленной покрывалом кровати.

Дернул платье вверх, не оставляя шансов возразить и отбросил его куда-то к своему свитеру. Это было жарко, это было хорошо — и не давало мне возможности задуматься и затормозить.

Только когда его пальцы ловко щелкнули застежкой бюстгальтера, я на секунду очнулась и пискнула:

— Свет!

— Что? — Егор замер, кажется, пытаясь сообразить, чего такого странного я от него хочу.

— Свет выключи, — попросила я.

На фоне его безупречно вылепленного тела, которым я бы как раз не отказалась полюбоваться при свете, мои складки на боках, висящий живот и бесформенная грудь не выдерживали никакой конкуренции. Пусть лучше щупает, на ощупь оно не так страшно, только слишком уж мягковато.

— Зачем выключать? — изумился Егор, разворачивая меня снова лицом к себе и кладя ладони на бедра и сжимая их.

Лифчик я придерживала на груди одной рукой, но он выдернул его и отбросил в сторону — и ладони переместились на грудь, пальцы зажали соски, а взгляд стегнул по коже огненной плетью. У меня перехватило дыхание от горящей огнем откровенной похоти в нем.

Егор был похож на туриста, после долгой экскурсии по городу дорвавшегося до буфета «съешь сколько сможешь» и планирующего попробовать сразу все! И этим всем была я.

— Я толстая, — сообщила я очевидное.

Брови Егора взметнулись вверх, он расширил глаза и покачал головой, словно не веря, что я говорю такую глупость.

— Ты охрененная, — сообщил он без тени сомнения. — Безумно красивая. Я тебя хочу так, что нихрена уже не соображаю, но…