Сама дура виновата
Часть 18 из 52 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Но если серьезно…
— Нет у меня никаких свиданий, — пробормотала я, натягивая на себя одеяло. Скажите спасибо, что не спряталась под него с головой. — И никаких мужчин. И уликами палиться не перед кем.
И когда у меня был последний раз секс я ему тоже говорить не буду.
— Почему, Дарина? — Егор деловито отодвинул край одеяла, чтобы добраться до моей груди и снова потеребить сосок, который было обмяк, но он не дал ему этого шанса. — Почему ты не ходишь на свидания?
Я вздохнула.
Вот зачем он прямо в больное место?
— Потому что я не из тех девушек, которые ножкой топнут — и мужики сразу штабелями укладываются, — призналась я. Не то, чтобы в первый раз, я часто говорила об этом с Элкой, но… — Егор, ну я не верю, что ты ничего не понимаешь! Не слишком-то приятно познакомиться с кем-нибудь в интернете, прийти на свидание и увидеть, как он разворачивается и уходит, едва меня увидев! Или даже рассказав сначала, почему именно уходит.
— Ну и дураки, — убежденно сказал Егор, отодвигая одеяло еще дальше, чтобы добраться до моей задницы.
— Значит и я дура! Потому что я их понимаю! — очень тяжело возмущаться и рассуждать о том, как меня никто не хочет, когда меня прямо в этот момент активно щипают за задницу, но я старательная, у меня получалось. — Я ведь тоже росла на фильмах со стройными красотками. Мне самой на себя тяжело в зеркало смотреть, потому что отражение си-и-и-ильно отличается от того идеала красоты, который я вижу по телевизору, в журналах и рекламе.
— Уверен, Анжелина Джоли когда-то тоже смотрела на себя в зеркало и думала: «Ох, губы эти торчат, челюсть квадратная, как я отличаюсь от красоток в рекламе! Ну — что выдали, то выдали, придется донашивать», — засмеялся Егор. — Ты ведь не в зеркале настоящая, а тут, со мной. Какая разница, кто там в рекламе, если ты тут?
— Элка тоже не понимает. Начинает жаловаться, что ее бабушка пытается откормить и называет «костями». Есть разница между просто не модной внешностью и… — я запнулась, потому что произнести это было очень страшно. Я не смогла. — И тем, что я… такая. Но она не чувствует себя каждую минуту, каждую секунду, что она женщина третьего сорта!
Егор посмотрел на меня так изумленно, что я устыдилась своего эмоционального взрыва.
— Ты чего? — спросил он. — Что случилось? Только что ведь все было хорошо. Ты ведь мне ужасно нравишься… — он придвинулся поближе и провел горячей ладонью по моей спине. — Я без ума от твоей задницы!
— Опять задницы… — пробормотала я.
— Согласен, перебор! Тогда без ума от твоих сисек, — он сжал рукой мою грудь и лизнул многострадальный сосок, ареола вокруг которого тут же с готовностью сморщилась. — Как их можно не любить? Такие мягкие и податливые… Уррр…
На этот раз внимания удостоился и второй сосок. Потрудиться ему пришлось немного дольше, его-то он не теребил все это время. Но Егор схитрил и сжал его губами, мгновенно превратив в твердую горошину.
— Обожаю сжимать их, когда трахаю тебя.
— А я их ненавижу, — сообщила я мрачно. — Ненавижу, как они трясутся, когда ты меня трахаешь.
— Да ты что говоришь-то? — опешил Егор. — Ты знаешь, я в юности в порнухе спецом искал сцены, где девок ставят раком, потому что у них в этот момент болтались сиськи — это же самый смак! Охрененно возбуждает!
— А когда живот свисает и болтается — тоже возбуждает? — огрызнулась я. — А когда ты шлепаешь меня по попе, и она трясется? А когда хватаешь меня за толстый бок — тоже нравится?
— Ты серьезно думаешь об этом в постели? Вот когда я тебя… ты прямо это все думаешь?
Кажется, я наконец донесла до него, что я серьезно. Егор нахмурился и даже перестал меня тискать во всех местах, глядя как-то печально и тревожно.
А чего он первый начал?
— Нет… — я прерывисто вдохнула, надеясь, что застарелая истерическая обида уйдет обратно в глубину и можно будет опять смеяться и обниматься. — В процессе я вообще ни о чем не думаю. Но потом, то есть, сейчас, — да.
— Вот именно, Дарина! — обрадовался Егор. — Ты вся в моменте — чувствуешь что чувствуешь, не любуешься собой, не представляешь, как ты выглядишь со стороны, не думаешь о чем-то постороннем. Ты вся целиком со мной. Это же выносит начисто! Я сам с утра подумать ничего не успел, кроме того, что хочу тебя обратно!
— Но… Ты же сам такой…
Я благоговейно провела по его животу, твердому как доска, совершенно нереально упругому на ощупь, словно он с другими мужчинами вроде моего бывшего — вообще из разных видов. Он вырезан из мрамора — мягкого, теплого, конечно, но у Бернини или Микеланджело мрамор тоже кажется теплым — но мрамора. А те — собраны из шариков моцареллы.
И плечи… Какие у него плечи — широкие, но выглядят пропорционально, только так и должно быть. После его фигуры обычные, среднестатистические мужчины кажутся какими-то странноватыми.
А руки — жилы — пальцы…
— Какой?
— Ну… — я замялась, стесняясь озвучивать все то, что только что подумала. И так уже наговорила на «странную девочку». — Красивый.
— Но при чем тут секс? Это же не главное для него.
— А что тогда главное?
— Ну-у-у-у…
Егор на мгновение задумался, а потом…
Его ладонь легла мне на спину и резко придвинула к себе. Я уткнулась лицом в его грудь и невольно вдохнула его аромат. Остро-мужской, состоящий из запаха горячего пота, пряной спермы, чего-то свежего, вроде средства для бритья и чего-то неуловимого, его собственного.
Ужасно захотелось его облизать.
Всего.
Целиком.
Он ведь не уйдет сейчас, испугавшись моей истерики?
Не уйдет.
Потому что он приник губами к моему плечу, и я почувствовала, как кончик его языка танцует по моей коже.
— В сексе главное, — проговорил он и провел влажную дорожку языком до ямочки у горла. — Трахаться как животное. Не париться! Это же не показательное выступление в балете. — Его язык продолжил путешествие от горла вниз, до точки между грудей. Егор сжал их ладонями, соединяя, и по очереди поцеловал оба соска. — В сексе нет безупречно выученных партий и выверенных до секунды и миллиметра движений. Это хаос.
Он приподнялся, чтобы посмотреть мне в глаза и усмехнулся:
— Неловкий хаос. Стремные звуки, знаешь? Эти пукающие смазки, хлюпающие влагалища, кряхтение… — он снова склонился, скользя языком вниз по моему животу.
Я замерла, как обычно остро ощущая чужое внимание на этой, самой ненавидимой части тела. Но кожа там была невероятно чувствительной, и когда ее коснулся язык, я прерывисто вдохнула, ощущая нечто непривычное. Такое… нежно-эротичное, дразнящее…
— Капающий со лба кому-то на нос пот, судороги в ногах, презервативы, которые никак не открываются, а потом улетают под кровать…
Егор обвел языком мой пупок и спустился еще ниже, к еще одной области, которой я боялась. Но и там он просто оставил несколько поцелуев на моей коже и сделал совсем невероятную вещь — провел языком по тем местам, где ноги соединяются с туловищем. На них никто никогда не обращает внимание — и вдруг оказалось, что там у меня тоже эрогенная зона!
Впрочем, наверное, не только у меня — Егор делал все уверенно, без малейших сомнений.
Да и говорил тоже.
— А минет? Рвотный рефлекс, сперма в глаз, укусы! Анальный секс? Все может случиться!
Он развел пальцами мои нижние губы и поставил точку в своем путешествии, обведя языком узелок клитора.
— Секс — это очень животное, очень грязное занятие. В этом его прелесть, Дарина. И главное — не париться. Как ты. Ты была такой естественной, не рассматривала, где у тебя какой волосок лишний или складка.
Егор выпрямился и… свел мои разведенные колени.
— Поэтому я тащусь от секса с тобой. Ты умеешь трахаться как животное. Как я, — он протянул мне обе руки, поднимаясь с кровати. — Иди сюда. Хочу тебе кое-что показать.
Глава девятнадцатая, в которой что-то восстает, а что-то — увы, безнадежно рушится
Егор безошибочно обнаружил зеркало, которое я тщательно прятала от самой себя рядом с платяным шкафом. Отодвинул от него заваленный одеждой стул, который благополучно перекрывал половину отражения и притянул меня к себе, обняв сзади.
Голую.
Он и сам был обнажен, но его тело не выглядело таким… физиологически откровенным как у меня.
Он был безупречной статуей, а я…
Я зажмурилась и попыталась отвернуться, но нежные пальцы Егора, мимоходом погладив мои губы, повернули меня обратно за подбородок.
— Смотри, — велел он.
Другая его рука по-хозяйски прошлась по всему моему телу.
Приподняла и взвесила грудь, погладила то место, где у других людей бывает талия, растопыренными пальцами сжала бедро.
— Я толстая! — снова сообщила я ему очевидное.
Вдруг забыл?
— Дарина! — сердито сказал Егор, сжимая бедро чуть сильнее. — Я тебя отшлепаю! Прямо по твоей роскошной попе!
Но вместо этого — погладил.
Прямо по роскошной попе. Я уже начала смиряться с тем, что у этой части моего тела появился личный поклонник. Еще немного — и даже поверю, что не притворяется, чтобы сделать мне приятное.
А потом его ладонь скользнула мне между бедер, закрывая лобок целиком. И средний палец медленно, чтобы я как следует рассмотрела, вошел внутрь. Легко, потому что я текла, как никогда в жизни. И чем больше смотрела на то, как он погружается внутрь, тем сильнее текла.
Голова кружилась, в голове пульсировало жаркое марево. Где-то между неловкостью и стыдом рождалось нечто горячее, требующее немедленно заполнить меня изнутри. Пальцами, языком, членом — чем получится, только скорее! Никогда не подозревала в себе такой развратности. Я, женщина, дожившая до тридцати с одним любовником в анамнезе. Кто бы поверил?
— Нет у меня никаких свиданий, — пробормотала я, натягивая на себя одеяло. Скажите спасибо, что не спряталась под него с головой. — И никаких мужчин. И уликами палиться не перед кем.
И когда у меня был последний раз секс я ему тоже говорить не буду.
— Почему, Дарина? — Егор деловито отодвинул край одеяла, чтобы добраться до моей груди и снова потеребить сосок, который было обмяк, но он не дал ему этого шанса. — Почему ты не ходишь на свидания?
Я вздохнула.
Вот зачем он прямо в больное место?
— Потому что я не из тех девушек, которые ножкой топнут — и мужики сразу штабелями укладываются, — призналась я. Не то, чтобы в первый раз, я часто говорила об этом с Элкой, но… — Егор, ну я не верю, что ты ничего не понимаешь! Не слишком-то приятно познакомиться с кем-нибудь в интернете, прийти на свидание и увидеть, как он разворачивается и уходит, едва меня увидев! Или даже рассказав сначала, почему именно уходит.
— Ну и дураки, — убежденно сказал Егор, отодвигая одеяло еще дальше, чтобы добраться до моей задницы.
— Значит и я дура! Потому что я их понимаю! — очень тяжело возмущаться и рассуждать о том, как меня никто не хочет, когда меня прямо в этот момент активно щипают за задницу, но я старательная, у меня получалось. — Я ведь тоже росла на фильмах со стройными красотками. Мне самой на себя тяжело в зеркало смотреть, потому что отражение си-и-и-ильно отличается от того идеала красоты, который я вижу по телевизору, в журналах и рекламе.
— Уверен, Анжелина Джоли когда-то тоже смотрела на себя в зеркало и думала: «Ох, губы эти торчат, челюсть квадратная, как я отличаюсь от красоток в рекламе! Ну — что выдали, то выдали, придется донашивать», — засмеялся Егор. — Ты ведь не в зеркале настоящая, а тут, со мной. Какая разница, кто там в рекламе, если ты тут?
— Элка тоже не понимает. Начинает жаловаться, что ее бабушка пытается откормить и называет «костями». Есть разница между просто не модной внешностью и… — я запнулась, потому что произнести это было очень страшно. Я не смогла. — И тем, что я… такая. Но она не чувствует себя каждую минуту, каждую секунду, что она женщина третьего сорта!
Егор посмотрел на меня так изумленно, что я устыдилась своего эмоционального взрыва.
— Ты чего? — спросил он. — Что случилось? Только что ведь все было хорошо. Ты ведь мне ужасно нравишься… — он придвинулся поближе и провел горячей ладонью по моей спине. — Я без ума от твоей задницы!
— Опять задницы… — пробормотала я.
— Согласен, перебор! Тогда без ума от твоих сисек, — он сжал рукой мою грудь и лизнул многострадальный сосок, ареола вокруг которого тут же с готовностью сморщилась. — Как их можно не любить? Такие мягкие и податливые… Уррр…
На этот раз внимания удостоился и второй сосок. Потрудиться ему пришлось немного дольше, его-то он не теребил все это время. Но Егор схитрил и сжал его губами, мгновенно превратив в твердую горошину.
— Обожаю сжимать их, когда трахаю тебя.
— А я их ненавижу, — сообщила я мрачно. — Ненавижу, как они трясутся, когда ты меня трахаешь.
— Да ты что говоришь-то? — опешил Егор. — Ты знаешь, я в юности в порнухе спецом искал сцены, где девок ставят раком, потому что у них в этот момент болтались сиськи — это же самый смак! Охрененно возбуждает!
— А когда живот свисает и болтается — тоже возбуждает? — огрызнулась я. — А когда ты шлепаешь меня по попе, и она трясется? А когда хватаешь меня за толстый бок — тоже нравится?
— Ты серьезно думаешь об этом в постели? Вот когда я тебя… ты прямо это все думаешь?
Кажется, я наконец донесла до него, что я серьезно. Егор нахмурился и даже перестал меня тискать во всех местах, глядя как-то печально и тревожно.
А чего он первый начал?
— Нет… — я прерывисто вдохнула, надеясь, что застарелая истерическая обида уйдет обратно в глубину и можно будет опять смеяться и обниматься. — В процессе я вообще ни о чем не думаю. Но потом, то есть, сейчас, — да.
— Вот именно, Дарина! — обрадовался Егор. — Ты вся в моменте — чувствуешь что чувствуешь, не любуешься собой, не представляешь, как ты выглядишь со стороны, не думаешь о чем-то постороннем. Ты вся целиком со мной. Это же выносит начисто! Я сам с утра подумать ничего не успел, кроме того, что хочу тебя обратно!
— Но… Ты же сам такой…
Я благоговейно провела по его животу, твердому как доска, совершенно нереально упругому на ощупь, словно он с другими мужчинами вроде моего бывшего — вообще из разных видов. Он вырезан из мрамора — мягкого, теплого, конечно, но у Бернини или Микеланджело мрамор тоже кажется теплым — но мрамора. А те — собраны из шариков моцареллы.
И плечи… Какие у него плечи — широкие, но выглядят пропорционально, только так и должно быть. После его фигуры обычные, среднестатистические мужчины кажутся какими-то странноватыми.
А руки — жилы — пальцы…
— Какой?
— Ну… — я замялась, стесняясь озвучивать все то, что только что подумала. И так уже наговорила на «странную девочку». — Красивый.
— Но при чем тут секс? Это же не главное для него.
— А что тогда главное?
— Ну-у-у-у…
Егор на мгновение задумался, а потом…
Его ладонь легла мне на спину и резко придвинула к себе. Я уткнулась лицом в его грудь и невольно вдохнула его аромат. Остро-мужской, состоящий из запаха горячего пота, пряной спермы, чего-то свежего, вроде средства для бритья и чего-то неуловимого, его собственного.
Ужасно захотелось его облизать.
Всего.
Целиком.
Он ведь не уйдет сейчас, испугавшись моей истерики?
Не уйдет.
Потому что он приник губами к моему плечу, и я почувствовала, как кончик его языка танцует по моей коже.
— В сексе главное, — проговорил он и провел влажную дорожку языком до ямочки у горла. — Трахаться как животное. Не париться! Это же не показательное выступление в балете. — Его язык продолжил путешествие от горла вниз, до точки между грудей. Егор сжал их ладонями, соединяя, и по очереди поцеловал оба соска. — В сексе нет безупречно выученных партий и выверенных до секунды и миллиметра движений. Это хаос.
Он приподнялся, чтобы посмотреть мне в глаза и усмехнулся:
— Неловкий хаос. Стремные звуки, знаешь? Эти пукающие смазки, хлюпающие влагалища, кряхтение… — он снова склонился, скользя языком вниз по моему животу.
Я замерла, как обычно остро ощущая чужое внимание на этой, самой ненавидимой части тела. Но кожа там была невероятно чувствительной, и когда ее коснулся язык, я прерывисто вдохнула, ощущая нечто непривычное. Такое… нежно-эротичное, дразнящее…
— Капающий со лба кому-то на нос пот, судороги в ногах, презервативы, которые никак не открываются, а потом улетают под кровать…
Егор обвел языком мой пупок и спустился еще ниже, к еще одной области, которой я боялась. Но и там он просто оставил несколько поцелуев на моей коже и сделал совсем невероятную вещь — провел языком по тем местам, где ноги соединяются с туловищем. На них никто никогда не обращает внимание — и вдруг оказалось, что там у меня тоже эрогенная зона!
Впрочем, наверное, не только у меня — Егор делал все уверенно, без малейших сомнений.
Да и говорил тоже.
— А минет? Рвотный рефлекс, сперма в глаз, укусы! Анальный секс? Все может случиться!
Он развел пальцами мои нижние губы и поставил точку в своем путешествии, обведя языком узелок клитора.
— Секс — это очень животное, очень грязное занятие. В этом его прелесть, Дарина. И главное — не париться. Как ты. Ты была такой естественной, не рассматривала, где у тебя какой волосок лишний или складка.
Егор выпрямился и… свел мои разведенные колени.
— Поэтому я тащусь от секса с тобой. Ты умеешь трахаться как животное. Как я, — он протянул мне обе руки, поднимаясь с кровати. — Иди сюда. Хочу тебе кое-что показать.
Глава девятнадцатая, в которой что-то восстает, а что-то — увы, безнадежно рушится
Егор безошибочно обнаружил зеркало, которое я тщательно прятала от самой себя рядом с платяным шкафом. Отодвинул от него заваленный одеждой стул, который благополучно перекрывал половину отражения и притянул меня к себе, обняв сзади.
Голую.
Он и сам был обнажен, но его тело не выглядело таким… физиологически откровенным как у меня.
Он был безупречной статуей, а я…
Я зажмурилась и попыталась отвернуться, но нежные пальцы Егора, мимоходом погладив мои губы, повернули меня обратно за подбородок.
— Смотри, — велел он.
Другая его рука по-хозяйски прошлась по всему моему телу.
Приподняла и взвесила грудь, погладила то место, где у других людей бывает талия, растопыренными пальцами сжала бедро.
— Я толстая! — снова сообщила я ему очевидное.
Вдруг забыл?
— Дарина! — сердито сказал Егор, сжимая бедро чуть сильнее. — Я тебя отшлепаю! Прямо по твоей роскошной попе!
Но вместо этого — погладил.
Прямо по роскошной попе. Я уже начала смиряться с тем, что у этой части моего тела появился личный поклонник. Еще немного — и даже поверю, что не притворяется, чтобы сделать мне приятное.
А потом его ладонь скользнула мне между бедер, закрывая лобок целиком. И средний палец медленно, чтобы я как следует рассмотрела, вошел внутрь. Легко, потому что я текла, как никогда в жизни. И чем больше смотрела на то, как он погружается внутрь, тем сильнее текла.
Голова кружилась, в голове пульсировало жаркое марево. Где-то между неловкостью и стыдом рождалось нечто горячее, требующее немедленно заполнить меня изнутри. Пальцами, языком, членом — чем получится, только скорее! Никогда не подозревала в себе такой развратности. Я, женщина, дожившая до тридцати с одним любовником в анамнезе. Кто бы поверил?