Сад костей

Устало вздохнув. Роза поглядела на свою племянницу, которая спокойно лежала у нее на руках. Малышка

Мегги унаследовала добродушный нрав Арнии и умела лежать абсолютно спокойно, изучая мир своими широко распахнутыми глазками.

— Я уже обо всем им сказала. Она останется с родными. Со мной.

— Роза, эти люди не из приюта. Я пообещала мисс Пул, что не стану ничего рассказывать, но молчать я не могу.

В ту ночь, когда родился ребенок, а вы вышли из операционной, ваша сестра сказала нам…

Мэри внезапно запнулась, ее взгляд был обращен не к Розе, она смотрела куда-то вдаль.

— Мисс Робинсон!

— Берегите девочку, — сказала Мэри. — Спрячьте ее где-нибудь.

Роза обернулась, чтобы понять, куда смотрит Мэри, но тут увидела, что из тумана выступил Эбен, и в горле у нее пересохло. Пусть руки у девушки задрожали, но она твердо решила, что будет стоять на своем и не позволит себя запутать. Когда он приблизился, Роза заметила, что он несет ее котомку, ту самую, с которой она прибыла в

Бостон четыре месяца назад. Эбен презрительно бросил ее к ногам девушки.

— Я позволил себе собрать твои вещи, — сообщил он. — Раз уж в заведении госпожи О'Киф тебя больше никто не ждет.

Девушка подняла котомку с сырой земли, при мысли о том, что Эбен рылся в ее одежде, ее личных вещах, лицо

Розы вспыхнуло от возмущения.

— Не вздумай приходить и выпрашивать у меня милостыню — добавил он.

— Так ты называешь давешнее насилие? Милостыней?

Она распрямила спину и смело встретила его взгляд, а при виде распухшей губы зятя испытала чувство удовлетворения. «Неужели это моя работа? Какая я молодец!» Судя по всему, резкий ответ Розы взбесил Эбена, и он приблизился еще на шаг, но потом взглянул на двоих землекопов, которые по-прежнему зарывали могилу. Сжав руку в кулак, Эбен остановился. Ну что же ты, подумала Роза. Ударь меня прямо сейчас, когда я держу на руках твою дочь. Покажи всему свету, какой ты трус.

Он разлепил губы, словно оскалившийся зверь, и проговорил напряженным, угрожающим шепотом:

— Ты не имела права ничего говорить Ночной страже. Они явились сегодня утром, во время завтрака. И теперь нее жильцы судачат об этом.

Я сказала им святую правду. То, что ты сделал со мной.

— Как будто тебе кто-нибудь верит! Знаешь, что я сказал господину Пратту? Я поведал ему, кто ты есть на самом деле. Маленькая потаскушка. Я сказал, что приютил и кормил тебя, только чтобы угодить жене. И вот как ты отплатила за мою щедрость!

— Неужели тебе все равно, что ее больше нет? — Роза устремила взгляд на могилу. — Ты пришел не для того, чтобы проститься. А для того, чтобы запугать меня, вот почему ты пришел. А между тем твоя жена…

— Моя дорогая женушка тоже с трудом выносила тебя. Роза подняла на него взгляд.

— Ты лжешь.

— Не веришь? — Он фыркнул. — Слышала бы ты, что она шептала мне, пока ты спала. Какая ты обуза, просто камень на шее, потому что она знала: без нашего попечения ты помрешь с голоду.

— Я отрабатывала свое пропитание. И делала это каждый день.

— Да я мог бы найти с десяток других девиц, умеющих управляться с иголкой и ниткой, и гораздо дешевле!

Давай же, попробуй, увидишь, к чему ты придешь. Поймешь, что скоро помрешь с голоду. Ты вернешься ко мне и станешь умолять о пощаде.

— К тебе? — На этот раз настал черед Розы — и девушка рассмеялась, несмотря на то, что ее желудок сжался в клубок от голода.

Она надеялась: нынче утром Эбен протрезвеет и почувствует хоть каплю сожаления о том, что натворил накануне. Что после смерти Арнии он наконец поймет, какое сокровище потерял, что горе хоть немного облагородит его. Но Роза повторила глупость Арнии, полагая, что Эбен способен подняться над своей ничтожной гордыней. Прошлой ночью она оскорбила его, и теперь при свете дня с него сошло все напускное. В глазах Эбена

Роза не заметила ни тени горя, только уязвленное тщеславие, а потому она не смогла отказать себе в удовольствии и еще разок полоснула по ране.

— Да, может быть, я стану голодать. Но я могу о себе позаботиться. Я сама устроила похороны сестре. Я выращу ее ребенка. А как тебя станут называть люди, когда узнают, что ты отказался от собственной дочери? Что и ломаного гроша не дал на похороны жены?

Лицо Эбена побагровело. Он бросил взгляд на могильщиков, которые, закончив дело, остановились неподалеку и стали с интересом прислушиваться к разговору. Поджав губы, Эбен полез в карман и вытащил целую пригоршню монет.

— Вот! — рявкнул он, протягивая деньги землекопам. — Берите! Пожилой мужчина с тревогой посмотрел на Розу.

— Но эта дама уже заплатила нам, сэр.

— Проклятье! Возьмите эти чертовы деньги! — Схватив испачканную руку землекопа, Эбен быстро вложил в нее монеты. А затем посмотрел на Розу. — Считай, что я выполнил свой долг. И еще — у тебя осталось кое-что, принадлежащее мне.

— Мегги тебя ничуточки не интересует. Зачем же она тебе?

— Нет, отродье мне без надобности. Я говорю о другом. О вещах Арнии. Я муж, поэтому имею полное право унаследовать ее имущество.


— У нее ничего не было.

— В больнице мне сказали, что прошлой ночью они отдали все ее вещи тебе.

— Это тебе нужно? — Она сняла с пояса небольшой сверток и передала его Эбену. — Тогда бери.

Он развязал узелок — грязная ночная рубашка и лента для волос упали на землю.

— А где все остальное?

— Там ее кольцо.

— Эта оловяшка? — Он поднял талисман Арнии, оловянное колечко с цветными стекляшками вместо драгоценных камней. И, фыркнув, бросил его под ноги Розе.

— Безделка. Такую же носит на пальце почти каждая бостонская дешевка.

— Она оставила обручальное кольцо дома. И ты знаешь об этом.

Я говорю об ожерелье. О золотом медальоне. Она никогда не говорила о том, откуда он у нее, и все это время отказывалась продать его, даже несмотря на то, что мне нужны были деньги для мастерской. За все то, что мне пришлось вытерпеть, я заслуживаю хотя бы его.

— Ты не заслуживаешь даже волоска с ее головы.

— Где он?

— Я его заложила. Как бы я иначе заплатила за похороны?

— Он стоил гораздо больше, чем это, — резко ответил Эбен, указывая на могилу.

— У меня его нет. Эту могилу оплатила я, а тебя сюда никто не звал. Пока моя сестра была жива, ты не давал ей покоя. Позволь ей хотя бы сейчас упокоиться с миром.

Эбен посмотрел на старика могильщика, который ответил ему сердитым взглядом. О, Эбену ничего не стоило ударить женщину, когда кругом не было свидетелей, зато теперь пришлось сдерживаться — прижать кулаки к бокам, прикусить безжалостный язык.

— Мы поговорим об этом позже, Роза, — только и смог процедить он.

А затем отвернулся и двинулся прочь.

— Мисс! Мисс!

Роза обернулась к пожилому землекопу, который бросил на нее сочувственный взгляд.

— Вы уже заплатили нам. Думаю, вам это понадобится. На некоторое время монет хватит, чтобы прокормить и себя, и младенца.

Она посмотрела на деньги, которые старик положил ей в ладонь. И подумала: «Некоторое время мы не будем голодать. Этого хватит, чтобы оплатить кормилицу».

Собрав свои инструменты, землекопы оставили Розу одну возле свежей могилы Арнии. Когда земля уляжется, я куплю тебе каменное надгробие. Возможно, дорогая моя, мне удастся накопить достаточно, чтобы выгравировать не только твое имя, но еще и ангела или несколько стихотворных строк, чтобы показать миру, как пусто стало в нем без тебя.

Тут до нее донеслись приглушенные рыдания — люди с других похорон начали один за другим покидать кладбище. Роза смотрела, как мимо нее в тумане проплывали мертвенно бледные лица, обрамленные черной шерстяной тканью. Как много людей оплакивает ребенка. «А почему никто не плачет по тебе, Арния?»

Только теперь она вспомнила Мэри Робинсон. Роза огляделась, но сестры нигде не было. Возможно, появление жаждавшего драки Эбена заставило ее уйти. Еще одна причина для Розы ненавидеть его.

Капли дождя брызгали ей в лицо. Скорбящие, склонив головы, потянулись с кладбища к ожидавшим их экипажам, предвкушая горячий ужин. Только Роза с Мегги на руках задержалась здесь под размывавшим почву дождем.

— Спи спокойно, дорогая, — прошептала она.

Роза подняла с земли котомку и собрала разбросанные пещи Арнии. А потом они с Мегги покинули кладбище

Святого Августина и направились в сторону трущоб Южного Бостона.





10




— Акушерство — раздел медицины, трактующий зачатие и его последствия. И сегодня вы уже слышали о некоторых из них. Многие, увы, прискорбны…

Громкий голос доктора Крауча был слышен уже на главной лестнице, за пределами аудитории, и Норрис, раздосадованный, что так сильно опоздал на утренние лекции, помчался вверх по ступеням. Прошлую ночь ему снова пришлось провести в мрачной компании Косого Джека, они предприняли вылазку на юг, в Квинси. Всю дорогу Джек жаловался на свою спину — только по этой причине он попросил Норриса поехать вместе с ним. Они возвратились в Бостон далеко за полночь с одним единственным образцом, который был в таком плохом состоянии, что даже доктор Сьюэлл, сдернув парусину, поморщился от запаха.

— Этот пролежал в земле несколько дней, — пожаловался он. — У вас что, носы заложены? Да зловоние говорит само за себя!

Норрис чувствовал, что этот запах остался на его волосах и одежде. От него невозможно отделаться — он заползает тебе под кожу, словно личинка, и вскоре каждый вдох наполняется зловонием, и ты не можешь отличить живую плоть от мертвой. Поднимаясь по лестнице в аудиторию, он снова чувствовал вонь, словно был бродячим трупом, за которым шлейфом тянулся дух его собственного разложения. Потянув за ручку и открыв дверь, Норрис тихо проскользнул в лекционную залу, где, расхаживая взад-вперед по сцене, доктор Крауч говорил: