С чем вы смешиваете свои краски?

— Советский человек полетел в космос, — пояснил я. — Мы первые!

— Ох, батюшки, — прислонилась к косяку двери домработница. — Да неужели?

От радио мы не отходили, так и сидели на кухне. Я-то знал, что всё будет хорошо, а Оксана Николаевна сильно переживала и даже всплакнула. ТАСС пока сообщило о начале полёта и запуске. Гагарин ещё летел в космосе. Наконец, без пяти минут одиннадцать:

— После успешного проведения намеченных исследований и выполнения программы полета 12 апреля 1961 года в 10 часов 55 минут по московскому времени советский космический корабль «Восток» совершил благополучную посадку в заданном районе Советского Союза.

— Как там насчёт какао? — напомнил я, прикидывая, через какое время активизируется дядя Вова.

Он не позвонил, а приехал с моим старым рисунком.

— Помнишь? — формально поинтересовался у меня.

— Дядя Вова, не поверите, забыл! Слушал сообщение ТАСС и пытался вспомнить сегодняшнюю дату.

— Сашка, ты же не дурак, сам понимаешь, что это значит.

— Владимир Петрович, вам виднее.

— Сашка, Сашка, тебе же ещё нет и десяти, — приобнял меня товарищ полковник.

— Вы говорили, что я неординарный ребёнок.

Все свои так называемые «озарения», — опомнился комитетчик и покрутил мой рисунок, — сразу, немедленно, ты понял! Немедленно мне!

В глазах полковника его «золотой мальчик» покрылся ещё одним слоем драгметалла.

— Так точно, — шутливо козырнул я.

Примерно я понимал, куда свернули мысли полковника. КГБ этого времени активно исследовала всё паранормальное. Скоро появится Нинель Кулагина и прочие экстрасенсы. Помню, давно читал одну статью, как КГБ на полном серьёзе спонсировал лабораторию, исследующую возможность телепатии у собак. Пять лет! Пять лет тратились деньги на то, чтобы подтвердить или опровергнуть подобное. На телепатов у КГБ были особые планы. Всё надеялись, что кто-то сможет передавать секретную информацию на расстоянии. «Подопытных» людей самолётами доставляли в разные места страны и пытались получить какой-то результат.

На этом фоне я комитетчикам обходился недорого. Зарплату Алексею со мной или без меня платили бы, автомобиль был служебный, бензин дешёвый. Затраты на мои художества легли на плечи родителей. Зато у полковника появились реальные доказательства моей неординарности. Под это дело я рискнул кое-что выпросить. Наглеть так наглеть!

— Можно просьбу? — обратился я.

— Говори.

— Хочу Гагарина нарисовать.

— Где же я тебе его возьму? — невольно опешил дядя Вова.

Я скромно улыбнулся: мол, а это уже ваши проблемы.





Глава 13




Москва словно сошла с ума. Под вечер народу высыпало на улицы столько, будто они собрались на парад. Мне сверху из окна было видно, как люди шли прямо по центру проспекта с самодельными, выполненными на скорую руку плакатами: «Слава первому советскому космонавту!» и подобными. Машины еле ползли, прижимаясь к обочине, не мешая этому стихийному митингу. Всеобщее ликование не поддавалось контролю.

Вернувшийся с работы отец со смехом рассказывал, как москвичи хватали военных в лётной форме и начинали качать, подбрасывая в воздух. Других разговоров, кроме как о первом космонавте, в этот день не было. Да и на следующий тоже. Какая математика, когда наш человек полетел в космос?! Мало того, на следующий день я приехал в институт и никого не застал! Группа полным составом рванула встречать Гагарина. Кто-то рассказал, что первый космонавт прилетит во Внуково и оттуда отправится к Мавзолею.

— Поехали домой, — сказал я Алексею, оценив ситуацию.

— Домой? Не будем Гагарина встречать? — с усмешкой уточнил он.

— Владимиру Петровичу я сказал, что хочу нарисовать портрет первого космонавта. Так что ещё увидим его, не переживай.

Алексей безмолвно открыл и закрыл рот, гадая, отчего мне такая честь. Я же переключил его внимание на другое. Раз уж не получилось занятий в институте, то можно сегодня посвятить день испанскому языку. Пусть и не люблю я его, но дело нужное.

— Саша, ты самый необычный ребёнок, которого я встречал, — выдал всё же Алексей. — Мало кто из взрослых людей может похвастаться таким рвением в учёбе.

Уже дома, в подъезде, встретили Свету Романовну. Эта тараторка сразу выдала все новости. Оказывается, из школы тоже сбежали многие ученики.

— Директор бежал следом и кричал: «Только бы не было как в пятьдесят третьем, когда Сталин умер, там же будет толпа. Вас раздавят!» — рассказывала Света. — Меня мама никуда не пустила. Зверь умчался в числе первых, пообещав рассказать про Гагарина.

— А мы вертолёты видели, которые разбрасывали голубые и розовые листовки, — похвастался я, показывая ей один листок.

— Это что? — не поняла Романова.


— Биография первого космонавта.

— Подари мне, — стала выпрашивать Светка.

— Ещё чего! — не отдал я свою добычу. — Это уже история и уникальная листовка. А биографию Гагарина я тебе и так расскажу.

Пока ехали в лифте, кратко изложил давно известные мне факты. Светочка успокоилась и перестала листовку просить. Зато переступив порог нашей квартиры, мы были атакованы Оксаной Николаевной. Она разузнала заранее, что торжественная встреча Гагарина будет транслироваться по телевидению. Особых восторгов у меня это не вызвало по той причине, что рассмотреть лица в маленький экранчик сложно. Обычно владельцы КВН-ов докупали себе линзу, чтобы увеличить размер экрана. В нашей семье телевизор смотрела одна маман, ей и без линзы было нормально.

Потоптавшись рядом с телевизором, я решил, что оно того не стоит, и уступил своё место Алексею. Эти кадры войдут в историю, их ещё не раз покажут. Пусть домработница и Алексей смотрят, приглядываются, пытаясь запомнить черты лица Гагарина.

Ажиотаж вокруг первого космонавта не стихал до конца весны. На этом фоне все остальные события в мире и стране отошли на задний план. Меня же волновало другое.

Приближалось лето, и нужно было решить, как и где его провести. Неожиданно неплохую идею подала бабушка, посоветовав съездить в Ленинград. Московские выставки я посещал регулярно, но есть же ещё в Ленинграде много чего интересного — музеи, Эрмитаж и сам город, конечно.

Бабушка по какой-то причине считала, что я интересуюсь работами современных художников и должен иметь полное представление о них. На самом деле я не сильно рвался лицезреть полотна советских живописцев. У картин этого времени довольно однотипные сюжеты: прославляется советский народ в целом, всевозможные передовики в частности, стройки, счастливые и радостные колхозники, примерные, трудолюбивые дети, читающие книги.

Отдельной строкой шли художники монументальной живописи. Здесь, как правило, были представлены всевозможные вариации выступающего Ленина, спортсмены и всё те же счастливые колхозники. Более-менее приличный колхозный дом культуры должен был приобрести нечто из этого списка.

Безусловно, уже появился так называемый «суровый стиль». Позже он попадёт в категорию искусства развитого социализма. На этих полотнах изображались «суровые» парни — полярники, строители Братска или плотогоны (те, кто плоты гоняет по рекам). При всей моей широте взглядов этот стиль я никогда не воспринимал как высокое искусство живописи. И их лозунги о выражении героического в повседневном меня не вдохновляли. На картину тех же «Плотогонов» можно посмотреть раз, ну два, затем эта вся «колористическая стихия» начинала напрягать.

Да чёрт с ней, с цветовой подачей и экспрессией! Художники этого направления на такие незначительные, с их точки зрения, детали, как композиция, не обращали внимания. Мне, только что написавшему курсовую работу по теме «золотого сечения и цветового равновесия в живописи», хотелось стонать от всех этих обрезанных конечностей на картинах молодых художников. А прикиньте, когда картина размером со стену? Видимо, подразумевалось, что зритель должен ощутить, как к нему с полотна вот-вот снизойдут все эти суровые парни и девчата.

В общем, лицезреть современное искусство я не жаждал, но сам Ленинград привлекал меня другими музеями. И будет странно, если любознательный ребёнок откажется от поездки. К тому же мы туда ехали с бабушкой всего на две недели. Нам выделили служебную квартиру и даже никого из сопровождающих не дали. Алексей в кои веки получил отпуск, а других сотрудников Владимир Петрович не спешил задействовать. Оставалось самим неспешно насладиться городом Петра.

На Эрмитаж мы потратили три дня, на Русский музей два. Можно было и в один день уложиться, но я не захотел смешивать впечатления от классиков и современной живописи.

С погодой в Питере всегда сложно. Много гулять не получалось, но мне был интересен этот город начала шестидесятых. К тому же от дяди Вовы я получил задание научиться пользоваться фотоаппаратом, выставлять правильную диафрагму и так далее. По этой причине я много фотографировал, чтобы после, в Москве, продемонстрировать свои умения.

Запечатлел крейсер «Аврора», многочисленные памятники и всё остальное, что обычно фотографируют туристы.

Поездка в Ленинград стала моим единственным развлечением этим летом. На пленэр со студентами я не поехал, на дачу отец возил меня только в выходные. Мы с ним неплохо пообщались в эти дни. Даже пару раз затеяли шашлыки во дворе. Почему-то их сейчас мало готовят. Я подал это под предлогом впечатлений от Кавказа. Прутья, заменяющие шампуры, пришлось поискать, но кое-что приспособили и откушали шашлыков.

Среди недели я был предоставлен сам себе. Ходил много в кинотеатры, без чьего-либо надзора. Кажется, все самые известные и популярные картины шестидесятых вышли в этом году. Здесь и комедии Гайдая со знаменитой троицей: Никулин, Моргунов и Вицин, и «Человек амфибия», и «Алые паруса» с Анастасией Вертинской в главной роли.

Я наслаждался летом, каникулами и радовался тому, что наконец уже достиг такого возраста, когда могу сам относительно свободно передвигаться по Москве.

Полёт Германа Титова шестого августа прошёл более спокойно. Второй космонавт — это уже не первый. Советские люди уверовали в успехи советской науки и запуск «Востока-2» восприняли как само собой разумеющееся. Самое интересное, что я действительно не помнил даты полёта Германа Титова. Да что там дата! Я не помнил, кто из космонавтов был вторым. Отчего-то думал, что это Алексей Леонов. Потом-то в памяти высветилось, что Леонов первым вышел в открытый космос, и тоже всё без дат. И предсказаний дядя Вове я не рисовал.

В конце августа мы забрали документы из старой школы и оформили меня в новую, рядом с домом. Некоторое сожаление я испытывал, привык и классу, и к Татьяне Валерьевне. Правда, у неё в этом году новый первый класс.

— Из наших всего пять человек перевелось, — сообщила вернувшаяся с отдыха Светочка.

Это я и сам уже знал. Вместе со мной будут учиться Мишка, Лена Скворцова, Света и Паша Лещук. С Пашей мы особо не дружили, и я плохо его знал. С другой стороны, хорошо, что в классе все будут новичками. Ещё познакомимся. Олег Зверев переехал с родителями куда-то в район станции метро Красносельская.

Новая школа пахла краской, цементом и чем-то ещё таким, что невольно создавало праздничное настроение. Мои друзья-приятели сразу заложили меня по полной программе. Про то, что я учусь два раза в неделю в «самом настоящем институте», обладаю отличнымм знаниями по всем предметам, а стенгазеты и прочие художества можно безбоязненно поручать мне — сделаю на высшем уровне.

Ожидаемо, что наша новая классная Ирина Павловна отнеслась к этой информации с недоверием, но после беседы с товарищем полковником мнение своё поменяла. Предметов в этом году в школе прибавилось, но это никак не отразилось на моих успехах. Автоматически меня избрали в члены совета дружины, нагрузив всевозможными обязанностями, например, поручили организовать по месту жительства клуб по интересам. Я сразу заявил, что это будет спортивная секция и не по месту жительства, а на базе нашей школы. Пока никто не сообразил и не понял, я пришёл к учителю физкультуры и поставил его перед фактом, что у нас вводятся занятия по самообороне для четвёртого и пятого классов. И то, что преподаватель такими навыками не обладал, меня ничуть не смутило. Подключу дядю Вову, чтобы нашёл подходящего тренера.

Дальше всё пошло по обычному плану — школа и институт.

И вдруг через неделю привычный ритм моих занятий прервался. Позвонил дядя Вова и задал странный вопрос, как быстро я могу предоставить лучшие свои работы для выставки.

— Персональной? — не понял я.

— Размечтался, — спустил меня с небес на землю товарищ полковник. — Нужно срочно выставить твои картины в одной из аудиторий института. Комиссия приедет.

Чего-то подобного я ожидал. Комитетчики и так меня давно прятали. Вернее, не стремились к широкой огласке и не приветствовали размещение статей о юном даровании в газетах.

Весь день я был занят сортировкой работ. За некоторыми пришлось смотаться на дачу. Что именно комиссия будет смотреть, мне никто не пояснил. Рисунки и прочую графику я решил не брать. Это не так эффектно. А если будут спецы такие, как дядя Вова, то и не поймут ничего в изображении тех скелетов. Лучше я им букетики яркие да портреты разнообразные предоставлю. Даже прошлогодние пейзажи с горами брать не стал, собирая больше портретов и самый лучший из них — бабушку в полный рост.

Моё удивление происходящим стало усиливаться, когда на следующий день за картинами прислали рафик, а не обычный автомобиль. И всё это делалось в такой поспешности, что меня это начало беспокоить, но оделся я как пионер-отличник — белая рубашка, галстук, школьные брюки, идеально начищенные туфли. Дядя Вова оценивающе на меня глянул, кивнул одобрительно и поторопил народ с выгрузкой работ. Расставляли и развешивали картины без моего участия. Я лишь давал советы, что с чем будет лучше сочетаться, но помощники в виде трёх крепких парней с армейской выправкой очень торопились.

— Стоишь тихо, отвечаешь, когда спросят, — дал последнее напутствие дядя Вова. — Прибудет сам Серов и кое-кто из важных чиновников.

На самом деле меня потом из аудитории выставили. К членам комиссии добавились директор института Модоров и парочка преподавателей. От одного из них я узнал, что прибыл Владимир Александрович Серов, академик, первый секретарь Союза художников РСФСР.

Имя и фамилия мне были знакомы. Этот тот самый Серов, который «Ходоков у Ленина» написал. У нас в школе репродукция этой картины возле кабинета директора висела. Надо же, каких людей я сподобился увидеть! Почти звезду. Не удержавшись, я приоткрыл дверь и стал подглядывать в щёлочку.

Звезда эта вела себя соответствующе. Серов курил, чуть ли не стряхивая пепел на мои работы. Покрутил в руках один из натюрмортов и вынес вердикт:

— Весьма посредственные работы.

— Мальчику десять лет, — вставил Владимир Петрович.