Рутинер

В качестве наблюдательного пункта и временной базы я выбрал центральный остров, где росли кусты и даже деревья; его соседи представляли собой перепачканные птичьим пометом скалы, там нас точно сжили бы со свету гнездившиеся на камнях чайки. И так, пока подплывали, от их беспрестанного гвалта начало звенеть в ушах.

Маэстро Салазар первым выскочил на берег, воздел над головой руки и вознес благодарственную молитву небесам. Вытянуть лодку из воды не получилось, и я привязал ее за железное кольцо на носу к стволу нависавшего над рекой деревца, потом распустил затянувшую горловину мешка веревку и начал разбирать снаряжение и одежду.

Снял шляпу, камзол и белую льняную сорочку, взамен натянул просторную черную рубаху с длинными рукавами, а скроенный из такой же материи колпак с прорезями для глаз пока заткнул за пояс. Для бесшумного устранения вахтенных, буде те станут бодрствовать посреди ночи, нам выдали два легких арбалета с тулами на полдюжины болтов каждый, но ни от пистолей, ни от волшебной палочки я отказываться не собирался. Затянул поверх рубахи перевязь, закрепил в ней оружие, а сигнальный фонарь убрал в лодку. Туда же положил шпагу, оставив при себе лишь кинжал.

Маэстро Салазар негромко, но со зверским выражением лица ругался на лаварском, я не стал отвлекать его, взял подзорную трубу и перебрался на другую сторону острова. Там расположился в развилке клонившегося к воде дерева и принялся изучать в зрительный прибор реку и видневшиеся тут и там суда.

Торговцы обходили Гребень стороной, рыбаки тоже старались держаться от него подальше, опасаясь коварных водоворотов, и рядом с островами маячила одна-единственная яхта, целиком и полностью подпадавшая под описание судна маркиза аус Саза. Паруса на мачте были спущены, а якорь выброшен за борт, удалось разглядеть его натянутый канат. На палубе, как и предполагал вице-канцлер, ошивались трое загорелых до черноты матросов, но вот о чем Гуго Ранит забыл упомянуть, так это о фальконете на корме.

И ведь наверняка орудие заряжено, и заряжено картечью! Если нашу лодку заметит вахтенный, шансов уцелеть попросту не будет.

Я посмотрел на медленно темнеющее небо и негромко ругнулся при виде бледного пока еще пятна растущей луны. Устроившийся неподалеку Микаэль проследил за моим взглядом, отрезал сыра, отломил краюху белого хлеба и сказал:

— Тучи идут. Идут-идут.

— Будем сидеть и ждать, пока они не закроют эту драную луну, — процедил я с нескрываемым раздражением. — При полной иллюминации плыть — чистое самоубийство. Если вахтенные не перепьются, они нас точно заметят. В запределье такие задания, мне шкура дороже.

Маэстро Салазар только плечами пожал. На острове бретер вновь обрел душевное спокойствие, чему в немалой степени поспособствовала обнаруженная в одном из мешков баклага вина. Я обреченно вздохнул и, решив не мотать себе нервы попусту, спустился с дерева и присоединился к трапезе.

С востока дул ветер, гнал мелкую волну, на небе злорадно скалилась мертвая луна, наливалась понемногу серебряным сиянием надраенного гроша. А сожравшие закатное солнце облака так и продолжали клубиться на горизонте.

Ангелы небесные! До чего же все непросто!



Тучи наползли на луну только после полуночи. Серебристая рябь невысокой волны моментально померкла, Рейг вмиг почернел и раскинулся полотном беспросветно-черного бархата. Небо тоже потемнело, но при этом осталось заметно светлее реки; западный его край расцвел сиянием мириад звезд.

Я бы полюбовался их красотой, жаль, не было времени.

— Идем! — поторопил Микаэля, и тут в предательской прорехе вновь мелькнула луна.

Полуночный мрак истаял, и я скрежетнул зубами от бешенства, но косматые облака сдвинулись, закрыли сиявший холодным серебром глаз ночи и снова погрузили реку во мрак.

— Святые небеса! — в сердцах выругался я. — Если это повторится, пока будем плыть, — нам конец!

— Быть может, и нет, — возразил маэстро Салазар и протянул мне подзорную трубу. — Взгляни!

Я попытался отыскать зрительным прибором шхуну и, к своему превеликому удивлению, очень быстро в этом преуспел. Правда, разглядеть получилось лишь светлое пятно, словно в ночи горел фонарь.

— Неужто вахтенные сидят с огнем? — пробормотал я, складывая подзорную трубу.

— Увидим, — пожал плечами Микаэль и натянул на голову колпак, завозился, закрывая черной тканью лицо и совмещая с глазами дыры в материи. — Идем!

Я последовал примеру бретера, и мы поспешили к оставленной на другой стороне острова лодке. Прежде чем забраться в нее, натянули кожаные перчатки и разулись, затем взвели и зарядили арбалеты. Маэстро Салазар уселся на носу, я оттолкнулся от берега и принялся работать веслом. Плеск далеко разносился над водой, пришлось приноравливаться и действовать мягче и осторожней.

Лодка обогнула остров, вышла на открытую воду, и нас тут же начала раскачивать волна, да еще стало ощутимо сносить в сторону. Микаэль прошипел сдавленное проклятие, но взял себя в руки, разложил подзорную трубу и принялся громким шепотом руководить моими действиями.

Тихо. Тихо. Тихо. Только предательски поплескивает о воду весло.

Блеск фонаря становился все ярче, мы быстро сближались; лодку тянуло навстречу шхуне сильным течением. Небо над головой то светлело, то вновь наливалось мраком, но в любом случае тучи не давали проглянуть луне, и на фоне бездонной черноты нас было не разглядеть даже самому остроглазому наблюдателю. Если только он не воспользуется истинным зрением…

Мысль эта воткнулась в сердце ледяным шипом, и то забилось будто сумасшедшее, руки задрожали, перехватило дыхание. Я заставил себя успокоиться и, продолжая размеренно работать веслом, столь же медленно и неторопливо погрузил себя в легкий транс.

Вокруг — лишь чернота. Чернота настолько глубокая, что сознание едва не утянуло в такие дали, куда смертному дорога заказана. Точнее — откуда под силу вернуться разве что святому. Это все река!

Я хрипло выдохнул и мысленно обругал себя последними словами. Водный поток подобной мощи предельно искажал незримую стихию, любой охранный контур оказался бы смыт в считаные минуты. И даже зачаровать яхту — задача не из простых, это под силу разве что выпускнику специализированных кафедр, а таких не берут в телохранители, не их профиль.

— Не разгоняйся, — почти беззвучно выдохнул Микаэль. — Табань!

Легко сказать — табань! Опытный человек точно не спутает шум входящего в воду весла с плеском случайной рыбины! Течение оказалось слишком сильным, свет фонаря стремительно приближался и делался все ярче и ярче. Худо-бедно я замедлял лодку, направлял ее в нужном направлении и молился, чтобы не проскочить мимо яхты.

В одном нам несомненно повезло — судно стояло на носовом якоре, а вахтенные расположились на корме, где и горел фонарь. Нас разделяла вся длина корпуса, именно поэтому они и не услышали стука, когда Микаэль ухватился за уходивший в воду канат, лодку повело и я уперся в яхту лопастью весла, дабы избежать столкновения бортами.

— Хоть бы чем-нибудь обмотал, — прошипел Микаэль, свободной рукой обвязывая якорный канат веревкой с кольца на носу лодки.

Я ничего не ответил, поскольку уже завалился на спину и нацелил арбалет на верхний край фальшборта в ожидании, когда на фоне темно-серого неба проявится силуэт вахтенного матроса. Но все было тихо, стрелять не пришлось.

Мы какое-то время прислушивались к легкому плеску волн, затем Микаэль ухватился за канат и ловко взобрался по нему до самого верха, а там нашарил ногой упор и высвободил одну из рук. Я встал в лодке и покачнулся, с трудом удержал равновесие и протянул бретеру арбалет.

Маэстро Салазар бесшумно выбрался на палубу и скрылся из виду, но тут же перегнулся обратно и принял у меня второй самострел. Тогда уже начал взбираться наверх и я; Микаэлю пришлось помогать, тянуть к себе. Дальше мы разошлись по иным бортам и, мягко ступая по доскам босыми ступнями, синхронно двинулись к корме. Пока подплывали, надстройка рубки с черными круглыми провалами иллюминаторов не позволяла рассмотреть вахтенных, не видели мы их и сейчас, и оставалось лишь молить ангелов небесных, чтобы на палубу не выбрались подышать свежим речным воздухом еще и телохранители маркиза. Да и бодрствующий в полном составе экипаж тоже мог доставить немало проблем.

Обошлось. Микаэль присел и первым заглянул за рубку, сразу отодвинулся обратно и поднял над головой руку; отблески фонаря позволили разглядеть два выставленных вверх пальца. Бретер махнул рукой, и мы разом вышли из темноты на корму, где, помимо фальконета, оказался установлен низенький столик, на котором и стояла масляная лампа.


Початая бутылка вина, кружки, немудреная снедь. И два вахтенных, слишком увлеченных выпивкой и стаканчиком с костями, чтобы вовремя среагировать на появление чужаков.

Стук! Стук! — почти одновременно ударили арбалетные струны, и тут же прозвучали куда более глухие отзвуки. Черненые наконечники болтов пробили тела, матросы повалились с лавок, а Микаэль ринулся к их дремавшему на тюфяке товарищу, зажал тому ладонью рот, дважды ткнул кинжалом под грудину.

Я тоже не бездействовал. Если сам всадил болт вахтенному в затылок и уложил его наповал, то маэстро Салазар, не терпевший ни пистолей, ни арбалетов, побоялся промахнуться и выстрелил своей жертве в корпус. И сейчас матрос сипел, харкал кровью и сучил ногами, но не спешил умирать; вот его мне и пришлось добивать.

Опасаясь, как бы вахтенный не начал голосить, я вскрыл ему глотку от уха до уха, и клинок рассек жилы, трахею и голосовые связки. На палубу плеснула кровь, хрип перешел в бульканье и сип, потом все смолкло.

— Порядок? — шепотом спросил Микаэль, стянув с головы ненужный больше колпак с прорезями для глаз.

— Да!

Я тоже избавился от маски, сунул ногу в стремя арбалета и потянул, взводя тетиву. Маэстро Салазар последовал моему примеру, мы перезарядили оружие и встали по обе стороны от двери в надстройке.

— Жди! — беззвучно выдохнул я, закрыл глаза и прибегнул к истинному зрению.

Из левой ноздри засочилась струйка крови, мир вокруг налился непроглядной чернотой, а потом и вовсе обернулся бездной, в которой едва не кануло сознание при прошлой попытке погрузиться в транс. Во всем мире остался лишь крохотный островок яхты; неимоверным усилием воли я вцепился в него и не позволил эфирным потокам смыть себя за борт и утянуть во тьму. Перед мысленным взором проявились перегородки, а только проник за них, и волной тошноты накатило головокружение. Но призрачное свечение двух пар эфирных тел заметил и так. Ближайшие ауры показались слишком яркими, а одна из дальних, напротив, едва мерцала, но разобраться с этими странностями уже не успел; меня выбросило из транса.

— Трап, кубрик, двое, — прошептал я, кое-как отдышавшись. — Дальше каюта, в ней тоже двое.

Микаэль потянулся к ручке, и я дотронулся до его руки, а после постучал себя по перевязи. Бретер все понял верно и слегка отступил, позволяя идти первым.

— Мой ближний, твой дальний, — лишь шепнул он.

Дверь рубки оказалась не заперта, мы бесшумно проникли внутрь и сразу двинулись к люку в полу. Ступени трапа начали легонько поскрипывать под босыми ступнями, но яхта и без того переваливалась на волнах, шорохи наполняли ее и без нас. Под потолком просторного кубрика покачивалась масляная лампа, телохранители маркиза расположились прямо под ней, все их внимание занимали разложенные на столе игральные карты.

Мы с Микаэлем выстрелили одновременно, прямо из узкого коридора. Тот, что сидел к нам спиной, не успел даже повернуться, лишь навалился грудью на стол и безжизненно сполз на пол, а вот мой болт снесла в сторону резкая судорога незримой стихии, и он воткнулся в переборку.

— Маг! — крикнул я и спешно шагнул из коридорчика в кубрик, на ходу выдернув из перевязи пистоль.

Белокурый сеньор в легкомысленной шелковой сорочке с кружевными манжетами соскочил с лавки и вскинул перед собой руки, меж ними мигнуло белым отблеском боевое плетение. Моложавое лицо превратилось в жесткую маску, и мы атаковали друг друга практически одновременно, но все же сыпанувший искрами пистоль исторг из ствола клубы дыма и увесистую свинцовую пулю за миг до того, как в меня устремилось заклинание.

Я стрелял навскидку и попал истинному магу в бок, его откинуло на переборку, и чары ушли выше, стеганули потолок невидимой циркулярной пилой, оставили в прыснувших щепой досках сквозной разрез.

Разряженное оружие полетело на пол; правой я выдернул из перевязи второй пистоль, левой выхватил волшебную палочку и едва успел отбить ею в сторону вылетевший из порохового дыма сгусток эфира. Раненый маг шибанул чистой силой, но зато ударил от души. Пальцы враз онемели, а принявший на себя удар борт шхуны оказался пробит насквозь, словно в него угодило пушечное ядро.

Руку от кисти и до ключицы пронзила острая боль, кожу словно содрали, а плоть натерли солью. Пропитка жезла не заморозила ладонь, и я почти перестал ощущать судорожно стиснутые на деревяшке пальцы, но все же шагнул вперед, стремясь опередить противника. Не вышло.

— Ублюдок! — рыкнул колдун и резко махнул рукой.

Росчерк эфирного плетения едва не развалил меня надвое, подставленный под него жезл вывернуло из пальцев, и перенаправить в борт атакующие чары не вышло, они ушли левее и ниже, пропороли доски под ногами, с мерзким треском пробили днище и погасли в воде. Меня тряхнуло и качнуло, но я сохранил равновесие, с расстояния в пару шагов наставил пистоль на голову мага и утопил спуск. Пуля прорвала пелену защитных чар, оставила дыру во лбу, снесла затылок, забрызгала переборку кровью, мозгами и обрывками скальпа.

Из пробоины под ногами начала с хлюпаньем выплескиваться речная вода, Микаэль в голос помянул милость небесную и ринулся к дальней двери. Горло и легкие рвало от пороховой гари, а левая рука обвисла; я с трудом ухватил негнущимися пальцами волшебную палочку, переборол головокружение и устремился за подручным. Попутно сунул разряженный пистоль в петлю на перевязи и выхватил из ножен кинжал, но маэстро Салазар справился и сам.

Вернер аус Саз кинулся на него из каюты, размахивая изогнутым ножом, больше напоминавшим стальной коготь или серп, получил босой ступней промеж ног, сложился пополам и пропустил сильнейший удар рукоятью даги в голову. Маркиз был в чем мать родила, голой оказалась и его прикованная лицом к стене жертва — голой и залитой кровью с головы до ног; та сочилась из бесчисленных разрезов на коже и невесть откуда еще.

Впрочем — не до того.

— Потащили! — крикнул мне бретер. — Скорее, Филипп! Давай!

Вода быстро прибывала и уже начала доходить до середины щиколотки, яхта трещала и словно бы даже стонала, так что я медлить не стал, ухватил маркиза под мышки и потащил его через кубрик. Микаэль поначалу помогал, взявшись за ноги, потом отвлекся и невесть зачем склонился над телом застреленного мною колдуна.

— Пистоль! — крикнул я, продолжая волочь пленника. — Найди пистоль!

Маэстро Салазар выругался и принялся шарить руками в воде, которой в кубрике набралось уже по колено.

— Быстрее! — поторопил я подручного, втаскивая маркиза вверх по трапу.

Микаэль бросился следом, а уже на палубе ухватил нашего пленника под колени и помог перетащить того на нос яхты. Судно заметно просело, да еще накренилось на этот борт, но сейчас это сыграло нам на руку. Я первым спустился в лодку и принял маркиза; маэстро Салазар присоединился ко мне и без промедления несколько раз рубанул шпагой якорный канат.

Волокна стали быстро распускаться, до предела натянутый трос не выдержал и лопнул, полузатопленную яхту начало сносить вниз по течению, прямиком к водоворотам. Наша лодка тяжело закачалась на волнах, и я принялся усиленно работать веслом, спеша удалиться от опасного места.

К берегу! Нужно забирать к берегу!

Микаэль запалил сигнальный фонарь и подвесил его на носу лодки, не забыв открыть перед тем заслонку. Какое-то время бретер хрипло дышал, затем сказал:

— Предполагалось, что мы допросим его светлость, а после отправим на корм рыбам, но не похитим!

— Все течет, все меняется, — проворчал я, продолжая усердно работать веслом.

Левая рука толком не ворочалась и горела огнем, особо не помогло даже ополаскивание в прохладной речной воде. Мокрый рукав лип к покрасневшей коже, но нисколько ее не охлаждал.

— Меняется-меняется, — кивнул Микаэль, вытянул из-за пояса пистоль и протянул его мне. — Только в худшую сторону, Филипп. Исключительно в худшую.

— Не так все плохо! — отмахнулся я.