Рутинер

Ангелы небесные! Безумно хотелось спросить об этом прямо в лоб, но было слишком рискованно раскрывать карты, прежде чем на руках окажется беспроигрышный расклад. Поэтому решил зайти издалека.

— Крайне неосмотрительно позволять эмоциям брать верх над разумом, — уверил я собеседника. — Иной раз хорошее отношение к человеку заставляет закрывать глаза на его проступки, что недопустимо.

Герберт вон Бальгон прищурился.

— Та-а-ак! — протянул он. — Так!

— Далеко не всегда просчеты совершаются по злому умыслу, но ошибка — это всегда ошибка. И если с рядового магистра спрос невелик, то кому-то более влиятельному способен сломать карьеру любой неверный шаг. И, возможно, мне придется выбирать между просьбой человека и служебным долгом, поймите меня правильно…

Вице-канцлер понял и спросил напрямую:

— Есть конкретные пожелания?

— Мы не сработаемся, — ответил я без экивоков. — В сложившейся ситуации для меня идеальным выходом станет почетная отставка. Не сейчас, не сразу, а когда все успокоится и уход из комиссии не вызовет лишних вопросов.

— С этим проблем не возникнет, — легко согласился на выдвинутое мною условие Гепард.

Я прикоснулся кончиками пальцев к шляпе и, не прощаясь, начал подниматься по лестнице. Человек вице-канцлера препятствовать не стал и посторонился, позволяя пройти. Руки он при этом держал на оружейном поясе, резких движений не совершал и был подчеркнуто бесстрастен.

В приемной председателя дисциплинарного совета меня уже ждали. Сразу провели к конторке писаря и предложили расположиться там, дабы ознакомиться с материалами дела. Казалось бы, в свете заключенной договоренности с Гепардом в тщательном изучении протоколов уже не было никакой нужды, но слово магистра Вселенской комиссии — это вещь в себе; сначала дал, потом забрал — все во имя целесообразности.

Едва ли в документах могли отыскаться улики, изобличающие вон Бальгона в чем-то действительно предосудительном, но и упускать возможность, пусть даже и теоретическую, заполучить рычаг давления на вице-канцлера было никак нельзя. Мало ли что интересного всплывет?

И, что характерно, всплыло. В самих протоколах, показаниях свидетелей и объяснительных по известным событиям в Мархофе ничего важного не нашлось, но я копнул глубже и взялся за личное дело косоглазого книжника. Прежде тот находился под следствием в Острихе, и вот там на одном из пожелтевших листов на глаза попалась размашистая резолюция о прекращении следствия по обвинению в торговле запрещенными сочинениями в связи с недостаточностью улик. Удивительно, но магистром-управляющим Острихского отделения ту пору был именно вон Бальгон! В этом приморском городе и началась карьера Гепарда, кто бы мог подумать!

Я справился с соблазном дождаться, когда секретарь понесет чай Молоту, дабы вырвать лист из сшива, и несколькими длинными вздохами заставил себя успокоиться и очистить сознание от эмоций.

Герберт вон Бальгон знал Эгхарта Новица! Знал, но не обмолвился об этом ни словом. Вкупе с остальными странностями имелась реальная возможность убедить председателя дисциплинарного совета в наличии у Гепарда неких корыстных мотивов для вмешательства в это дело, но даже показания сеньоры Белладонны не могли связать вице-канцлера с орденом Герхарда-чудотворца. А без установления таковой связи все было впустую.

Я мог посеять сомнения, но и сам бы оказался камешком, угодившим в жернова подковерных интриг, а участь такового незавидна — перемелют в пыль. Подобного исхода для себя нисколько не хотелось. К тому же оставалась надежда, что успокоенный моей покладистостью Гепард сдержит слово, этот момент упускать из виду тоже не стоило.

Без лишней спешки я закончил просматривать документы и сказал об этом секретарю, но в итоге еще битый час сидел в приемной, ожидая приглашения на аудиенцию. Секретарь предложил пройти в кабинет лишь после того, как с улицы донеслось три размеренных колокольных удара.

— Магистр! — Гуго Ранит, не глядя, указал на стул, а сам продолжил изучать какие-то бумаги, но при этом отметил: — Мои поздравления, вон Черен! Братство святого Луки отозвало свое требование относительно вашей персоны, заверив, что оно появилось на свет в силу банального недопонимания. Это в значительной степени все упрощает.

Я склонил голову, принимая слова собеседника к сведению.

— И будет совсем хорошо, если перестанет мутить воду Гепард. — Вице-канцлер оторвался от бумаг и уставился на меня покрасневшими глазами. — Что насчет этого выскочки, магистр?

Сегодня председатель дисциплинарного совета отнюдь не в столь благостном настроении, как вчера, но я повременил относить раздражение хозяина кабинета на собственный счет.

— Я лично заверил вице-канцлера в своем искреннем почтении и сообщил, что даже не подозревал об увлечении моего бедного брата запретными практиками.

Гуго Ранит многозначительно хмыкнул и бросил бумаги, которые до того читал, на стол.

— Что такого чрезвычайно важного случилось в Мархофе? — спросил он. — Я бегло просмотрел материалы дела, но так и не понял, по какой причине на вас ополчились вон Бальгон и епископ Вим.

Бегло! Святые небеса, ну кто же изучает подобного рода бумаги бегло? Демоны прячутся в мелочах, уж хозяин кабинета должен это знать лучше других.

Я тяжело вздохнул и решил не нарушать данного Гепарду слова, придержав язык за зубами. Возможно, в будущем об этом еще пожалею, но и сейчас от излишней откровенности особо ничего не выиграю, а вот угодить меж двух огней могу запросто.

— В материалах этого нет, но тот злосчастный пергамент попал в руки племянника его преосвященства не случайно. Бакалавр вон Дален стал жертвой заговора с целью нанесения урона репутации епископа.

Моя трактовка случившегося была отнюдь не лишена логики, поэтому Гуго Ранит моментально подался вперед:

— Кто-то не желал видеть епископа Вима одним из курфюрстов? И какое отношение к этому имеет Гепард?

— Он поторопился, — прямо сказал я. — Посчитал расследование хорошей возможностью наладить отношения с будущим курфюрстом и своим вмешательством помешал мне выявить кукловодов. Исполнитель был убит сразу после задержания, все ниточки оказались оборваны. Формально вице-канцлер ничего не нарушил, но я не преминул сообщить о его роли епископу. Как теперь понимаю — зря…

— Не стоило этого делать, — кивнул председатель дисциплинарного совета. — Это наша внутренняя кухня, она не для посторонних.

— Раскаиваюсь. — Я потупил взгляд и, предупреждая дальнейшие расспросы, продолжил: — Еще с моей стороны было крайне неосмотрительно пообещать епископу докопаться до истины… неофициально. След повел в Регенмар, и хоть оттуда пришлось бежать в силу известных событий, на тот момент мне уже удалось выявить связь между погибшим книжником и его коллегой, проживавшим в Кларне. Я пришел с ним просто поговорить, но все закончилось плохо.

— Тремя смертями? — припомнил Молот.

Я кивнул:

— Мне показалось неразумным давать объяснения на этот счет его преосвященству, и я спешно покинул Кларн.

Гуго Ранит хмыкнул, грузно поднялся из-за стола, отошел к окну.

— Вы сами вырыли себе яму, магистр, — заявил он. — Увы, я не могу просто взять и закрыть на подобный проступок глаза, Скажу честно — я решительно настроен против передачи вашего дела Верховному трибуналу и приложу все усилия, дабы убедить в этом канцлера, но нет никакой гарантии, что его светлость прислушается к моим доводам. Если только…

— Да?


— Вам придется существенно повысить свою значимость для Вселенской комиссии.

— Едва ли это будет просто, — отметил я, воздержавшись от вопроса, кого придется для этого убить.

Прямоугольное лицо вице-канцлера исказилось в недоброй ухмылке, не сулящей ничего хорошего тем, за чей счет мне предстояло повышать свою значимость в его глазах.

— Я знаю верный способ, магистр, но он годится лишь для тех, кто не боится пачкать рук и действовать неофициально.

Разыгрывать оскорбленную невинность мне и в голову не пришло, я просто сказал:

— Весь внимание.

Гуго Ранит покачал головой:

— В семь вечера будьте на площади Первой Проповеди, это в двух кварталах отсюда по улице Книжников.

Я поднялся из-за стола и пообещал:

— Буду.

Пусть и не имелось ровным счетом никакой уверенности, что сочту возможным принять предложение Молота, но выслушать его точно стоило. На встречу я точно приду. Если, разумеется, на то будет воля небес. До вечера ведь еще надо дожить…

В приемной меня поджидал сюрприз, и в кои-то веки он оказался приятным. Секретарь не только вернул истребованные вчера документы, но еще и присовокупил к ним приказ, согласно которому я на неопределенный срок поступал в личное распоряжение главы дисциплинарного совета.

Я внимательно изучил предписание, ухмыльнулся и отправился в канцелярию. Нужно было прояснить один немаловажный момент…



Мои изыскания затянулись надолго, но Микаэль не скучал; когда я заглянул в кордегардию, он увлеченно резался с дежурной сменой в кости и даже особо не горел желанием никуда уходить. Совсем уж полного доверия обещанию Гепарда прекратить охоту у меня не было, поэтому, покинув здание Вселенской комиссии, мы какое-то время крутились по окрестным улочкам, а под конец нырнули в открытую арку и пробежали тесный сырой дворик насквозь, дабы уж точно сбросить с хвоста возможных соглядатаев.

Дальше мы завалились в одну из харчевен поприличней и плотно отобедали фаршированным чечевицей поросенком, томленным на медленном огне. Не обошлось и без вина, и это обстоятельство привело Микаэля в столь благостное расположение духа, что он даже не попенял мне за неосмотрительно данное Молоту обещание встретиться с ним вечером. Лишь спросил:

— Как думаешь, чего он попросит?

— Да уж точно не положить в ноги грелку, подоткнуть одеяльце и прочитать сказку на сон грядущий! — съязвил я.

Маэстро Салазар скривился, словно представил себе эту картину воочию, и повторил свой вопрос:

— Тогда что?

— А какие могут быть варианты? Сто к одному, что придется кого-нибудь убить.

— Другое дело, — усмехнулся бретер и потянулся потереть расчертивший лоб шрам, но сразу опустил руку, поскольку этой своей новой привычки не одобрял и по мере возможности с ней боролся. — Ты согласишься?

Я предпочел не ссылаться на отсутствие выбора — выбор, хвала небесам, есть всегда! — просто сказал:

— Вице-канцлер считает именно так, иначе не стал бы даже затевать разговор, а люди, подобные ему, обычно не ошибаются при выборе исполнителей. Понятия не имею, что именно он задумал, но это определенно не сведение личных счетов. Для таких дел есть ближнее окружение и наемники.

— О да! — приободрил меня Микаэль. — Людей со стороны, готовых работать не за страх, а за совесть, обычно подряжают на самые грязные дела!

— Совесть — это не про нас.

Маэстро Салазар хмыкнул и спросил:

— Куда сейчас?

— Пройдемся по университетской округе, поговорим с людьми, — ответил я, встал из-за стола и крутанул левым запястьем, привычно наматывая на него четки святого Мартина.

Хорошие отношения с кардиналом Роганом еще могли пригодиться, совсем уж откровенно игнорировать его просьбу не стоило. И раз у нас выдалось несколько часов свободного времени, почему бы и не потратить его с пользой?

Маэстро Салазар поднялся вслед за мной, но без всякого энтузиазма.

— Филипп! — вздохнул он. — Почему не зайти с другой стороны? Разве не проще выяснить, с кем из твоих коллег общался тот бдительный педель, прежде чем его отправили на небеса?

— Уж поверь на слово — не проще, — усмехнулся я.

Микаэль вопросительно изогнул бровь, и я развел руками:

— В журналах регистрации за прошлое воссияние визит некоего мастера Юберта не отражен.

— Хочешь сказать, уже проверил этот след?

Я кивнул. Рядовому магистру потребовалось бы как минимум половину дня обивать пороги высокого руководства, дабы получить санкцию на ознакомление со списком визитеров за определенный день или тем более — с реестром зарегистрированных осведомителей, а вот подчиненные Молота ни в каких дополнительных разрешениях для этого не нуждались, и я без зазрения совести воспользовался полученным от секретаря вице-канцлера предписанием. Мой статус в бумагах упомянут не был, поэтому дежурному клерку даже в голову не пришло усомниться в праве магистра вон Черена просмотреть журнал регистрации посетителей.