Рутинер

И так — снова и снова. Разгоряченные лица, распахнутые в крике рты, мокрые от пота рубахи. И просто море агрессии и азарта.

Микаэль уставился на меня с немым изумлением, но я лишь махнул рукой. Видят небеса, не имело смысла надрывать глотку, пытаясь переорать толпу. Слова попросту канули бы в творящемся кругом бедламе.

В отличие от подручного, для меня происходящее загадки не составляло. Просто в сопровождении многочисленных болельщиков выдвигалась на игру в мяч команда университетского округа. Забава эта была чрезвычайно популярна в Ренмеле, участвовали в ней решительно все кварталы, цеха и общины, благо особой сложностью правила не отличались. По сути, правил было два: запрещалось использовать любое оружие и доспехи, а для победы требовалось занести набитый рваньем кожаный мяч на базу противника. И не имело никакого значения, получится добиться этого хитроумными передачами-бросками или путем прорыва обороны соперника в кулачной сшибке. Без драк, к слову, не обходился ни один матч, и знакомые профессора-медики утверждали, что по тяжести травм и количеству жертв игра уступала разве что дуэлям.

Команда наконец миновала переулок, мы с Микаэлем вломились в поредевший хвост процессии, перешли через дорогу и двинулись в обход университета к столичной резиденции Вселенской комиссии по этике. На ходу я просветил бретера о правилах игры в мяч, и тот презрительно фыркнул:

— Развлечение черни!

— А вот тут, друг мой, ты не прав. Случалось сходиться в схватке за обладание кубком маркизам и герцогам.

Маэстро Салазар лишь скептически хмыкнул, а я придержал его и сказал:

— Нам сюда.

Бретер удивленно вскинулся, оглядел вывеску в форме щита с перекрещенными на нем шпагой и мушкетом и уточнил:

— Оружейник?

— Именно, — подтвердил я и толкнул дверь.

Звякнувший колокольчик привлек внимание подметавшего пол вихрастого паренька, он выпрямился и спросил:

— Чем могу служить, сеньоры?

Я не обратил ни малейшего внимания на увешанные шпагами, кинжалами и арбалетами стены и болванов в кольчугах, кирасах и шлемах, прошел мимо зарешеченных шкафов с мушкетами и пистолями прямо к прилавку и выставил на него саквояж.

— Мастера позови, — потребовал у парня.

Тот обернулся к сидевшему в темной нише охраннику, и громила с изуродованной ножевым шрамом физиономией поднялся с табурета, повел мощными плечами, хрустнул пальцами.

— Зови, — разрешил он, а сам остался стоять.

Вид Микаэля ему доверия явно не внушил, да и мой, полагаю, тоже.

А вот когда через несколько минут со второго этажа спустился хозяин оружейной лавки, он всплеснул руками и расплылся в широкой улыбке:

— Магистр вон Черен! Безмерно рад вас видеть!

— У вас поразительная память на лица, мастер Корнас, — улыбнулся в ответ и я.

Костлявый старик с клочковатой седой бородой постучал себя указательным пальцем по морщинистому виску.

— Вы мне льстите, магистр! Просто не до конца еще прокисло содержимое этого бурдюка, только и всего! — Он вытер ладони о ветошь, сунул ее в карман кожаного фартука и перешел к делу: — С чем пожаловали?

Я расстегнул саквояж и выудил из него матерчатый сверток с кольчугой, которую в свое время приобрел именно в этой лавке. Мастер развернул ткань, разложил доспех на прилавке, оценивающе оглядел распоротые кольца и покачал головой:

— Ну что за безобразие! Испортили такую замечательную вещь!

— И чуть не испортили меня, — поддакнул я. — Мерзавцы, что и говорить!

Старик покривил уголок рта:

— На вас, молодых, все заживает как на собаках, а такое плетение сам я восстанавливать не возьмусь. Слишком тонкая работа. Придется отсыпать мастеру. Иначе никак, иначе никаких гарантий!

Я не стал спорить, только уточнил:

— И много времени это займет?

Хозяин лавки поднял глаза к потолку, беззвучно пошевелил губами, затем объявил:

— В седмицу-две уложимся. Устроит?

— Еще понадобится новый стеганый жакет, — предупредил я, поскольку старый не только изрядно пропитался кровью, но и поистрепался. — И вот. Возьметесь почистить замки?

Старик взглянул на футляр с колесцовыми пистолями и кивнул:

— Дело знакомое, возьмусь. К утру будут как новенькие.

Меня озвученный срок всецело устроил, и я достал кошель. Не стал справляться о задатке и внес всю сумму сразу, заодно оставил мастеру и саквояж. Когда после скрепившего сделку рукопожатия попрощался с хозяином и вышел за дверь, Микаэль не преминул проворчать:


— Не самое удачное время расставаться с оружием.

— После купания в ручье полагаться на пистоли не такая уж хорошая идея, — резонно возразил я. — И при мне шпага!

Микаэль только вздохнул и давать оценку моим способностям фехтовальщика не стал. Я искоса глянул на него, дошел до небольшой площади, на которую выходил фасад дворца Вселенской комиссии — а иначе этот особняк было и не назвать! — и предупредил:

— За мной не иди, подыщи трактир поблизости и займи стол, чтобы оттуда просматривался парадный ход.

— Ждешь проблем? — уточнил Микаэль.

— Хочу быть к ним готовым. Не вижу смысла проявлять беспечность, знаешь ли.

— Уверен, что тебя выпустят, а не кинут в каменный мешок или не сунут нож в спину? Не лучше мне пойти с тобой?

— Не льсти себе, решат арестовать, ты не поможешь, — усмехнулся я. — И нет, меня не станут убивать в отделении, там слишком много лишних глаз. Если Гепард отдаст такого рода распоряжение или уведомит о моем появлении герхардианцев, то нападут на выходе.

— И мне, получается, много не пить… — с недовольной миной проворчал бретер.

— Именно! — рассмеялся я, похлопал его по плечу и двинулся навстречу неизвестности.

И хорошо, если только ей…

Столичное отделение Вселенской комиссии занимало дворец о пяти этажах, выстроенный огромным квадратом, с просторным внутренним двором и башенками по углам здания. Белый мрамор облицовки вкупе с мраморными статуями львов на фронтоне и по обеим сторонам от парадного входа придавал зданию возвышенный вид, но даже школяры-желторотики знали — человеку со стороны внутри ничего хорошего не светит.

Идти туда нисколько не хотелось, да только по прибытии в город следовало незамедлительно отметиться в канцелярии, и в моем случае всякое промедление могло обернуться неприятностями серьезней некуда. Я передернул плечами и решительно двинулся через площадь. На ходу застегнул на все пуговицы сорочку, дабы не выглядеть в глазах коллег не знающим правил приличия невежде, поднялся по гранитным ступеням крыльца и потянул на себя ручку входных дверей со створками высотой в полтора человеческих роста. После не без душевного волнения шагнул в полумрак коридора, продемонстрировал караульному служебный перстень и знакомой дорогой двинулся докладывать о своем прибытии дежурному клерку.

Тот долго рылся в бумагах, поднял целую тучу пыли и в итоге сообщил, что распоряжения на мой счет отсутствуют, но согласно отметке все необходимые пояснения должен дать его непосредственный руководитель. Заведующий канцелярией оказался на редкость занятым человеком, я сумел попасть к нему на прием только через час, и это еще пришлось ломиться в кабинет чуть ли не силой. Ситуацию разговор нисколько не прояснил; мне было предложено проявить терпение и дать время подчиненным магистра-заведующего следовать установленным процедурам. Письменным приказом канцлера я не располагал, поэтому был вынужден ждать, пока клерки уведомят о появлении опального магистра Филиппа Олеандра вон Черена всех заинтересованных лиц, но до конца рабочего дня обо мне так никто и не вспомнил.

Разумеется, я вполне мог пройтись по знакомым или даже попытаться получить аудиенцию у куратора из числа вице-канцлеров, но решил не мозолить лишний раз глаза коллегам и делать этого не стал. Если уж на то пошло, столь откровенное пренебрежение со стороны руководства отнюдь не ввергло меня в уныние — скорее наоборот, подарило надежду на благоприятное развитие событий.

Вот только и отправляться восвояси несолоно хлебавши я не пожелал и вновь пошел на приступ кабинета заведующего канцелярией. Сухопарый сеньор лет пятидесяти оторвался от заполнения гроссбуха, страдальчески вздохнул и развел руками:

— Ничем не могу помочь, магистр. Пока что насчет вас никаких распоряжений не поступало. Приходите завтра.

— Непременно приду, — пообещал я. — Но хотелось бы получить свидетельство, что я приходил сюда и сегодня.

Заведующий канцелярии скорчил кислую мину и все же соизволил поставить свою закорючку на выложенной перед ним подорожной.

— Благодарю, — улыбнулся я и покинул кабинет, а уже за дверью рассмотрел надпись и беззвучно выругался.

Ангелы небесные! Ну что за крючкотвор?! Не преминул сделать приписку к дате «шесть часов пополудни». Ну вот какие «шесть часов», скажите на милость, а? Полдня здесь впустую убил!

Отделение Вселенской комиссии в итоге я покинул безмерно раздраженным, но вместе с тем с надеждой на лучшее. В конце концов, если сразу не вручили повестку на дисциплинарное разбирательство или тем паче не взяли под белы рученьки и не поволокли на допрос магистры-дознаватели, значит, недавние события в Регенмаре в той или иной мере свою актуальность уже утратили. Иначе бы обо мне точно не забыли.

С крыльца я внимательно оглядел площадь, благо, в отличие от университетской округи, праздная публика обходила ее стороной, разве что в тавернах степенно ужинали почтенные сеньоры да караулили на углу клиентов извозчики и носильщики портшезов. К вечеру белесые облачка заметно потемнели и затянули все небо, где-то вдалеке уже рокотали приглушенные раскаты грома. Прохладней при этом особо не стало, все же напарило за день изрядно, и мостовые только-только начинали остывать.

Не заметив ничего подозрительного, я спустился с крыльца и двинулся к переулку, в котором расстался с Микаэлем. Прошелся, разглядывая вынесенные в галереи столы, заметил бретера и замедлил шаг, но после мимолетной заминки двинулся дальше. Очень уж безразличным взглядом скользнул по мне маэстро Салазар, да еще и не подумал помахать рукой, лишь приложился к оловянной кружке и демонстративно отвернулся.

По спине побежали мурашки, захотелось резко обернуться, но сдержался, только шпагу на боку поправил да голову в плечи втянул, а сам так и продолжил идти по переулку, удаляясь от шума и суеты закусочных. Проход сузился, с другой стороны потянулась стена с закрытыми ставнями оконцами, в галерее сгустились тени. Тут-то из-за колонны и выступил человек. Стальным отблеском высветился обнаженный клинок в его опущенной руке, а за спиной — быстрые шаги!

Вытягивая из ножен шпагу, я оглянулся и увидел, что сзади набегают два бретера, а вслед за ними несется маэстро Салазар. Охотники превратились в жертвы, даже не успев этого осознать. Удар шпагой, тычок дагой — и вот уже на брусчатку валятся два безжизненных тела.

Загородивший мне дорогу бретер зарычал и ринулся в атаку, но учебные поединки с Микаэлем и Блондином не прошли даром, я уверенно парировал первый быстрый выпад и шагнул назад. Отбил следующий удар и вновь не стал ввязываться в схватку с неопределенным исходом, так и продолжил пятиться. Бретер взвинтил темп, по переулку заметался стальной звон.

Клац-клац! Клац-клац!

Удар, блок, шаг назад. Удар, блок, шаг назад. Удар…

Но нет — не удар, а обманный финт! А следом — рубящий мах!

Я не сумел парировать искусную атаку, зато вовремя отступил, и острие разминулось с лицом, а потом из-за моей спины выступил маэстро Салазар и в длинном выпаде проткнул убийцу насквозь. Острие клинка вышло меж лопаток, человек захрипел и упал на колени, чтобы почти сразу завалиться на бок; из его распахнутого рта хлынула кровь. Микаэль без лишних сантиментов уперся подошвой сапога в искаженное агонией лицо и рывком высвободил скрежетнувшую о ребра шпагу.

— Вот так! — хрипло сказал он и сразу встрепенулся, настороженно вслушался во вновь заполонившую переулок тишину.

Та уже не была абсолютной. Пусть сшибка и вышла скоротечной, но шуму мы наделали изрядно, сюда уже кто-то бежал, бренчала амуниция, слышались азартные крики. Такое похвальное рвение могла проявить и городская стража, но мне в столь благоприятное развитие событий почему-то не верилось. Маэстро Салазару — тоже.

— Бежим! — коротко выдохнул он и сорвался с места.

Я со всех ног припустил следом. В обычной ситуации ничего не стоило оторваться от преследователей в лабиринте темных улочек, но на следующем же перекрестке прямо перед нами остановилась запряженная парой гнедых жеребцов карета. Соскочили с запяток крепкие парни со шпагами, половчей перехватил мушкет охранник на козлах, с легким скрипом распахнулась лишенная гербов и эмблем дверца. А после голос с явственным акцентом уроженца того берега Рейга произнес:

— Ну что же вы медлите, де Черен? Мы вас заждались…