Русское

Новые английские кремневые ружья стали серьезным усовершенствованием в сравнении с ненадежными стрелецкими мушкетами. Столь же впечатляющими были и новые французские штыки-багинеты.

– Смотрите, батюшка, сколь искусно сделано, – однажды объяснял Прокопий отцу. – Вместо того чтобы стрелять, потом снова вставлять штык в дуло, а затем опять вынимать, когда вновь хочешь выстрелить, эти хитрые французы что удумали! Крепят багинет к внешней стороне ствола, дабы можно было стрелять с примкнутым штыком!

Никто еще не видел такого оружия, и даже Даниил, бывший казак, согласился, что сделана вещь очень ловко.

Прежде всего государство нуждалось в деньгах.

– Стало быть, обложим налогом все, что только заблагорассудится, – заявил Прокопий. – Даже бороды, – засмеялся он. – А уж когда балтийские порты будут в наших руках и торговля наладится, тут уж пускай раскошелятся господа тороватые купцы.

– А что же это им раскошеливаться? – спрашивал Никита.

– А так, просто, – ответил сын. – На то у царя указ писан.

И он объяснил, как Петр собирается полностью освободить купцов от власти воевод и дать им возможность самим выбирать главу.

– Ну купцы-то порадуются, вздохнут вольготно, – сказал Никита. Хотя он и сам когда-то надеялся сделаться воеводой, а все ж знал, что за корыстный и мздолюбивый народ воеводы.

– Может, вольготно, а может, и нет, – усмехнулся Прокопий. – Подати-то мы удвоим!

Хотя многие Петровские реформы в конечном счете принесли благо России, совершенно очевидно, что большинство из них было придумано для того, чтобы более эффективно собирать налоги.

Необходимы были не только деньги, надобность Петр испытывал и в живой силе. Прокопий настоял на том, чтобы Никита прислал царю хороших солдат, набранных в его поместьях, включая Русское.

– И проверь, чтобы все они были бритыми, – напомнил он.

Когда же отец возразил, что не видит разницы, будут ли бриты рекруты из крестьян или нет, Прокопий бесцеремонно его оборвал:

– Конечно имеет. Беглого рекрута сразу видно будет.

Существовал еще один способ получить людей, помимо обращения к помещикам.

– Мы хотим убедиться, что крестьяне, которых освободили их хозяева, не останутся без дела, – объяснил Прокопий. – Они должны будут явиться к офицерам, что рекрутов берут, или лишатся свободы.

– Так что ж, значит, одна им свобода – на войну идти?

– Так точно и есть!

Удивляясь столь бесчеловечной рачительности, Никита лишь головой качал.



Но как же скажутся все эти перемены в отдаленной перспективе? Вот что занимало мысли Никиты.

В отличие от Евдокии и Даниила, он не был так потрясен происходящим. И хотя покровительственный тон Прокопия больно его задевал, он постарался смирить себя и проявлять интерес. Он видел целые полки, одетые в немецкую форму. Он видел, как его сын вывел из дома красную от стыда жену в новом немецком платье. Он видел, как поругана Церковь, а единственный царский сын разлучен с матерью и отдан на воспитание иноземцам.

– Я одно знать желаю, – подступил он к Прокопию, когда они остались одни в Рождественский сочельник, – одно услышать от тебя хочу: куда мы идем? Что ж нам, русскими больше не бывать? Такова цель у царя? Люди бают, будто царь хочет, чтобы мы все по-голландски заговорили.

Но в этом, к удивлению Никиты, сын его разуверил.

– Хотя, осмелюсь предположить, царь был бы рад, если бы мы выучились по-голландски, он не станет никого заставлять, – засмеялся Прокопий. – Знаете, батюшка, – продолжил он, – дабы понять, что происходит, нужно смотреть не на Россию, а на остальной мир.

– Зачем?

– Затем, что никто в России не догадывается, насколько мы отстаем. Кабы вы поехали в Лондон или в Амстердам, то сразу бы и увидели. Разве царь Алексей в оное время не приглашал иностранных офицеров, не перенимал их опыт? Он ли не был истинно русским?

– Он-то был, – с благоговением произнес Никита.

– Так нам, русским, и должно перенимать все, что к нашей пользе, а прочее – отвергать нещадно, – продолжал Прокопий.

– Но отчего царь ненавидит православную веру?

– Полно вам, не ненавидит отнюдь! Но Церковь наша закоснела, тонет в суевериях, любым переменам великая супротивница, и государь не может тому мирволить. – Прокопий умолк. – Царь Петр подобен гигантусу, что тянет за собой огромное войско на вершину горы. Вот только войско на гору не глядит, а норовит вниз покатиться. И сей гигантус должен быть сильным. Должен явить твердость. Только так можно сделать Россию сильной.

– Так не будут из нас европейцев корчить? Мир догоним – и можно будет вновь русаками оставаться?

Прокопий положил руку отцу на плечо:

– Конечно. Вот что говорил мне царь всего неделю назад. Он сказал так: «Прокопий Никитич, Европа надобна нам лет на двадцать. А после того опять спиной к ней повернемся».






1700


И тут грянул гром.

Пришел конец старой России.

Большая часть населения восприняла это как катастрофу: небесный свод раскололся. И это ужасное знамение стало для Даниила еще одним подтверждением давно терзавших его опасений, что конец света и в самом деле при дверях. Собрав как-то Евдокию, Арину и маленькую Марьюшку, он мрачно сказал им:

– Ну, последние времена пришли. Антихрист здесь.



И действительно, это было началом новой эры.

Ибо в декабре 1699 года царь Петр решил изменить календарь.

Чтобы все значение этого события стало понятным, важно помнить, что в тогдашней России шел вовсе не 1699-й, а 7207 год от Сотворения мира, и система летоисчисления ни разу не менялась за все века со времен Киевской Руси.

Немаловажно и то, что год начинался не в январе, а в сентябре.

И это, по мнению русских людей, было вполне логично. Разве не о яблоне говорится в рассказе об Адаме и Еве, изложенном в Книге Бытия? Какие же могут быть сомнения в том, что история мира началась осенью!

Тот факт, что в остальных странах пользовались другой системой, служил лишним доказательством того, что мир погряз в нечестии.

Этот-то календарь и решил изменить Петр в 1699 году. Он издал указ, согласно которому со следующего месяца начиналось новое летоисчисление, новый год и новый век. Итак, в январе наступил год 1700-й.

Царь сделал лишь одну уступку чувствам русских людей. Католические страны Европы к тому моменту пользовались григорианским календарем. Англичане, будучи протестантами, продолжали жить по юлианскому. Небольшая разница между двумя календарями, основанными на солнечном цикле, увеличивалась с каждым столетием. К тому времени юлианский календарь отставал от григорианского уже на одиннадцать дней. Но лучше немножко отстать, чем пойти на поводу у папы! И Петр решил пользоваться юлианским календарем. Так и получилось, что до 1918 года Россия почти на две недели отставала от остального мира.

Итак, согласно указу Петра в России наступил новый век. В первую неделю января он повелел всем в честь праздника украшать двери домов сосновыми или можжевеловыми ветками.

А для Даниила и многих ему подобных это служило окончательным подтверждением того, чего они страшились.

Идея, что мир катится к своему концу, хотя и не была новой, во время жизни Даниила распространилась необычайно широко. И поддерживали ее не только раскольники. Составленный на Украине сборник под названием «Кириллова книга» приобрел большую популярность задолго до раскола. Последователи Капитона, с которым Даниил еще молодым человеком познакомился на Волге, убеждали крестьян готовиться к концу света уже тогда. И как-то обычный монах сказал Даниилу: «Знаешь, после Церковного собора сам Никон стал думать, что конец света не за горами».

Конец близился. Вопрос был только в том, когда именно он наступит. Ко времени прибытия Даниила в Москву широко распространилось мнение, что он уже пришел.

Производились бесконечные вычисления, особенно в среде раскольников. Около тысячи трактатов на эту тему сохранилось до наших дней. Все они исходили из того, что число Антихриста – 666; и хотя одни отталкивались в своих расчетах от даты разделения православной и католической церквей, а другие утверждали, что Антихрист связан на тысячу лет и ждет своего числа, почти все цифры указывали на временной промежуток между 1666 и 1691 годами.

В Русском Даниил терзался сомнениями. С одной стороны, он опасался, что конец света близится, с другой, обретя счастье в кругу маленькой семьи, надеялся, что, может быть, не все так мрачно. Но в Москве эти надежды рассеялись.

Окончательно убедил Даниила один бывший монах, который только недавно примкнул к раскольникам. Это был маленький пылкий человек, с которым они познакомились на одном из тайных богослужений в чьем-то доме. Монах раньше был иконописцем, и это послужило поводом к сближению, у него имелась большая подборка памфлетов и множество гравюр, изображавших царя Алексея и Никона в виде рогов Антихриста или Никона – в образе зверя из Апокалипсиса.

Он превосходно знал Книгу Откровения и цитировал стих за стихом, растолковывая, как они связаны с нынешними событиями.

И чем больше ужасало Даниила то, что он день за днем видел в Москве, тем глубже западали в душу разъяснения монаха. По всему видно, он человек ученый, заключил Даниил. И кажется, говорит верно.

Но если конец света наступил, значит и сам Антихрист уже пришел на землю. Это убеждение разделяли многие. В таком случае кто же он?

Некоторые утверждали, что это царь Алексей. Другие полагали, что Никон, который, как поговаривали, был жидовин!

Но и в этом вопросе маленький монах оказался более сведущим.

– Скажи мне вот что, кто настоящий отец Петра?

– Царь Алексей.

– Может, и так. Но почему же он тогда такой темный да огромный? Кто еще приходит тебе в голову?

Даниил смотрел непонимающим взглядом.

– Эх, друг мой, ты хороший человек и не видишь зла. Я тебе скажу, отец этого Петра не кто иной, как сам нечестивец Никон. И этот злобный незаконный выродок никакой не царь. Или по-царски он себя ведет?

Даниилу оставалось только согласиться.

– Петр и есть Антихрист, – заключил, торжествуя, монах. – Он здесь, а значит, пришли последние времена. Имеющий уши да услышит.

Бог свидетель, что с каждым проходившим месяцем Петр подавал своим противникам все больше поводов думать, что дело обстоит именно так. Неудивительно, что непопулярный указ об изменении летоисчисления стал последним и главным доказательством.

– Ибо разве не сказано, – напомнил Даниилу монах, – что Антихрист изменит время? Разве не сказано, что кончится век Господень и начнется время Сатаны?

– Все правда, – согласился Даниил.

– Засвидетельствуй тогда, – увещевал его друг, – что это и есть Антихрист.