Русская красавица

— Не знаю, как и сказать… Короче говоря, девчонка Моховчука, та, в которую он томагавки бросал… Я думал, она так — дешевка… Но фигура у нее неплохая, должен признать. И в целом она — даже очень… Так вот. Представляешь, пока мы точили лясы с Оболенским, эта девчонка притащила плетеную корзину. Музыканты за сценой повели мелодию «Пожар над Дели», а подруга сбросила крышку с корзины и начала вокруг нее песни петь да танцевать. Мы смотрим — ничего не понимаем. Но тут из корзины вдруг поднимается голова здоровенной зверюги, надувается капюшон с этаким характерным рисунком очков… Мы с Оболенским просто ахнули — королевская кобра!

Аня поежилась. Она панически боялась мышей, крыс и особенно змей. Это был инстинктивный страх, не имеющий ни корней в прошлом, ни оснований в настоящем: Аня не посещала серпентарий и в лес, а тем более в индийские джунгли не собиралась. Но в кошмарных снах ей иногда снились клубки змей, и потому достаточно было даже простого упоминания об этих тварях, чтобы ей стало дурно.

А Юрик, не замечая побледневшего лица Измайловой, продолжал свой рассказ. Он говорил взахлеб, восторженно, самозабвенно, размахивая руками. Видно, номер со змеей основательно потряс его воображение. Даже речь его изменилась: посыпались образные сравнения, метафоры, характерные детали, точные формулировки…

— …Девка танцует, звенит бубенцами на запястьях и щиколотках, а я ее даже не вижу. В глазах только это чудовище. Жуть! Подняла голову из корзины почти на метр и начала раскачиваться. Тоже, значит, танцует. Мы с Оболенским как завороженные подошли ближе. А глаза у этой твари — лед. Круглые, немигающие, с вертикальным зрачком… Смотрят холодно — прямо мороз по спине. А потом кобра перестала раскачиваться, замерла, как изваяние, и только на мгновение из пасти показывался раздвоенный язычок, трепетал, как мотылек, и тут же исчезал. Это было ужасно!..

Щеки у Юрика раскраснелись, и это было заметно даже сквозь румяна. Будто и не ужасался он кошмарным зрелищем, а пел романтическую балладу. «Чудно, — подумала Аня. — Непонятна натура человеческая. Казалось, знаешь человека тысячу лет, а потом оказывается, что он для тебя по-прежнему тайна за семью печатями. Например, Юрик. Ведь он не переносит страданий, грубости, крови. Натура нежная, тонкая нервная ткань… А оказывается, восхищают его темные страхи, он стремится к смертельным опасностям с таким же отчаянием, как и к изысканным наслаждениям. Наверное, будь в моде публичные казни, он стоял бы в первых рядах, жадно пялил глаза, вытягивал шею, чтобы получше рассмотреть сцены страдания, испытывая трепещущую радость при виде смерти. И это зрелище заставляло бы его вздрагивать от приятного ужаса».

—..А. она продолжала кружиться вокруг этой гадины, совсем близко, всего в полуметре, почти обнаженная!.. Ее гладкая, атласная кожа и стальной блеск змеиной чешуи — рядом. Оторваться было невозможно. Это был гипноз. Все исчезло: корабль, проблемы, звуки… Остались только девушка и змея. Вечная тема! Помнишь историю об изгнании из Эдема?.. Одно меня интересует: вырваны у змеи ядовитые зубы или нет?..

Из-под кресла, на котором сидела Аня, донесся какой-то стук, скрежет. Она не обратила на это внимания — была поглощена рассказом Юрика. Таким возбужденным и вдохновенным она видела его впервые.

— …А потом по знаку Моховчука музыка вдруг остановилась, и стало тихо-тихо. Представляешь?! В зале было около пятидесяти человек — и ни звука. Даже слышно было, как бьется муха об иллюминатор. З-з-з, бум… З-з-з, бум… И в этой могильной тишине Оля вдруг склонилась над коброй и поцеловала ее! В одно мгновение! Быстрее, чем змеиный бросок! И тут же отпрянула от ответного поцелуя. У меня душа в пятки ушла! Точно! Прямо в пятки! Я теперь знаю, что это такое!.. Думаю, что и Оболенский знает.

Стук и возня под креслом возобновились.

— Подожди…

Аня поднялась, заглянула под кресло.

— Эта девчонка — сущий клад, — сказал Юрик. — Я, как ее увидел, сразу о тебе подумал. Она — именно то, что тебе нужно!

— О чем это ты?

— С Кустодиевой у тебя прокол. А фотографии делать нужно. Тебе следует на нее взглянуть. Она тебе понравится. И Антонову понравится. Я подготовлю ее, а ты отщелкаешь пленку… Отличный плакат получится!

Под креслом стояла корзина. Крышка упиралась в сиденье, и поэтому заглянуть внутрь было невозможно. Однако в корзине кто-то был: стук и возня доносились именно оттуда. Анна потянула корзину к себе.

— Что это ты за нее так переживаешь?

— Леша отказал девочке в контракте, — замялся Юрик. — Вроде как с моей подачи. А девочка толковая… Зря я с ней так поступил. Вот и хочу! исправить ошибочку. Подтолкнуть немного. А что это у тебя за корзина?

— Не знаю. И не моя это корзина. Может, кто по ошибке занес?.. Интересно, что там внутри?

Измайлова протянула руку к корзине, но не успела взяться за крышку — та сама слетела от резкого толчка изнутри. Аня охнула и попятилась. Корзина опрокинулась набок, и оттуда вывалилась королевская кобра — огромная, толстая, как корабельный канат. От неожиданности, а больше от ужаса, который внушала эта тварь, девушка окаменела.

Кобра была в ярости. Она вдруг рывком подняла голову метра на полтора и замерла, стреляя раздвоенным языком. А потом раздула свой капюшон и закачалась, как метроном. Неожиданно громко послышалось ее шипение, следом сдавленный стон Юрика. Визажист находился на грани обморока.

Не лучше чувствовала себя и Аня. Между ней и рассерженной коброй было всего около метра! Измайлова видела прямо перед собой четкие вертикальные зрачки змеи.

«Все, — подумала Аня. — Сейчас она цапнет меня за ногу — и все. Прощай, мама!.. Как же с ними факиры справляются?.. Дудочка! Только нет у меня дудочки, да и играть на ней я не умею… К тому же говорят, змеи глухие. И еще… — Аня лихорадочно вспоминала все, что ей когда-либо приходилось читать о змеях. — И еще они могут гипнотизировать!

Посмотрит на тебя — и ты ни рукой, ни ногой пошевелить не можешь. Так что, милая моя, драгоценная, не смотри ей в глаза. И не двигайся. Во всяком случае, резко. О господи!.. Откуда?! Как?! И что прикажете делать?!»

— Кровать, — прошелестел за спиной Юрик. — Двигай за кресло, а потом прыжком на кровать. Там она не достанет. Может быть…

Сам он крался вдоль стены к стеклянному столику. Вот он схватил его за ножки и выставил перед собой, как прозрачный щит. Кобра почувствовала движение, отвернулась от Ани и зло уставилась на Юрика.

— Аня, давай!.. Я ее отвлеку.

Измайлова, не дыша, попятилась, медленно поднялась на ноги и резким прыжком вскочила на кровать.

Королевская кобра поползла к Юрику.

— Эй, ты!.. — забормотал Юрик. — Ты чего?! Ну-ка прекрати!

Отступать было некуда. Какой слабой защитой показалось Юрику стекло! Кобра замерла, потом поднялась еще выше. На некоторое время она застыла перед Юриком в неподвижности. Потом последовал неуловимый бросок… Раздался глухой хлопок. Змея ударилась о стеклянную крышку стола и отпрянула. Юрик почему-то начал хихикать.

Все произошло так быстро, что Аня ничего не успела заметить. Казалось, что никакого броска и не было, если бы не истерический смех Юрика и не мутное пятно яда на крышке стола.

«С зубами у нее все в порядке, — отметила про себя Анна. — Юрик интересовался, не вырваны ли… Так вот — не вырваны».

Юрик засмеялся еще громче, будто вспомнил какой-то забавный случай. А потом он совершил нечто удивительное. Аня так и не поняла: может, у него ноги подкосились, а может, от отчаяния и безысходности он преисполнился отваги… Как бы там ни было, Юрик неожиданно рухнул на пол, придавив двухметровую змею стеклянной крышкой стола.

— Беги! — закричал он. — Я — следом. Быстрее! Надолго меня не хватит!

Не раздумывая, Аня метнулась к двери, рванула ее на себя и вывалилась в коридор. Через мгновение из каюты выскочил Юрик, захлопнул дверь и отпрыгнул в сторону. Он уже не смеялся, что-то хотел сказать, но слышалось только невнятное мычание — челюсти его свело судорогой. А по коридору к ним направлялся стюард — хотел выяснить, что означают все прыжки и коленца, которые выделывают эти сдвинутые пассажиры. Анне вдруг показалось, что стюард странно напоминает человека, которого она где-то видела раньше. Да и стюард повел себя как-то необычно. Заглянув в каюту, он не стал туда входить и, отвернув от Ани лицо, быстро зашагал к трапу. Вдруг Аню осенило: стюард очень похож на старшего лейтенанта. Как его? Да на того, которого она в шутку назвала лейтенантом Коломбо.






ГЛАВА ДЕСЯТАЯ




Казалось, солнечные лучи никогда не проникали внутрь концертного зала. Здесь царили вечные сумерки, таинственные, неопределенные, расцвеченные разноцветными отблесками витражей на иллюминаторах и оранжевыми огоньками настольных светильников.

Бар с морским названием «Кальмар» по вечерам являл собой самое безалаберное, самое многолюдное и шумное зрелище на теплоходе. Прохладное помещение с литыми морскими коньками на входных дверях, зеркальными стенами, с изумрудными водорослями над стойкой с ужина до поздней ночи было переполнено народом.

Основное веселье начиналось вечером, после семи часов. Если не было концерта, то сюда вваливались шумные толпы пассажиров, и вместе с ними водворялась атмосфера полной анархии, приводившей в отчаяние бармена и официанток. Отдыхающие — народ совершенно отвязанный. Молодые парни и девчата, начинающие предприниматели и восходящие звезды шоу-бизнеса, артисты, фотографы, телевизионщики и, наконец, бизнесмены в бордовых пиджаках — все они были на равных, все общались, танцевали, пили, старались перекричать друг друга, и все это на фоне оглушительной музыки и гама. Но сейчас здесь было тихо. Вечер еще не начался.

— …Твой номер меня просто поразил. Да… В самое сердце, — улыбался Оболенский. — Совершенная красота и воплощенное зло! Ведь красота твоя очевидна, а змея — это и есть сам дьявол во плоти. — Вадим Владимирович сделал театральную паузу. — Так, во всяком случае, говорят. Но что мы знаем о дьяволе, уважаемая моя заклинательница змей? Что мы вообще знаем о зле?

Девушка сидела напротив него и лениво тянул, через соломинку коктейль. Она все еще была в сценическом наряде, не успела переодеться, потому что Оболенский стащил ее прямо со сцены, закружил в комплиментах, усадил за столик. Моховчук чуть успел сунуть ей пачку «Мальборо» — диктофон.

Это было неожиданно, и Оля нервничала. Со бытия развивались не по сценарию. Не она, а Надя должна была сидеть за столиком и записывать воркование Оболенского на пленку. Девушка оглянулась в поисках Моховчука, но того в зале уже не было. «Вот так всегда, — подумала она. — Когда нужна помощь, ее неоткуда ждать. Ну куда же он делся? Схватил корзину со змеей и исчез. Ну и пусть. К черту! Пусть все идет, как идет».

— Мир полон тайн, моя красавица, — продолжал Вадим Владимирович. — Тайны бесплотны, но имеют символы: каждая — свой. Все в этом мире спрятано за символами. Но иногда люди неверно трактуют значения символов. Например, женское тело считается символом красоты, а изначальное зло якобы прячется за символом змея. При этом обычно вспоминают, что именно змей соблазнил Еву, с чего и началась вся эта наша катавасия. А разве это плохо? Что такого злого совершил змей? Он всего лишь открыл нам глаза Понимаете меня?

— Ну… Да. Конечно.

Ольге наскучил разговор, но отмалчиваться нельзя. Бойко будет прослушивать ленту и не потерпит нарушения правил игры. Ольга поправила пачку сигарет, пододвинула ее поближе к Оболенскому. Она знала, что Вадим не курил сигареты, только сигары, и потому не опасалась, что диктофон будет обнаружен.

— Ах вы, моя умница! Все верно! Не существует ни добра, ни зла по отдельности. Это признает и на этом базируется вся архаическая философия. Добро и зло слиты воедино: для простоты скажем, что красавица и змий — еще один символ этого неразрывного единства. Красота и мудрость… Ведь змея всегда являлась символом божественной мудрости, совершенства, возрождения и бессмертия. Но эти невежественные христиане не поняли змия и сделали из него нелепый жупел, называемый дьяволом. Но мы-то с вами знаем, верно?. Помните, еще Моисей говорит в Книге Бытия, что змий — это самое духовное из всех существ? Не помните?.. Тогда верьте мне на слово. Я не обманываю. Да и как можно обманывать такое прелестное существо?!

Оболенский замолчал, откинулся на спинку стула, разглядывая собеседницу. Любовался. Потом подозвал официантку и заказал бутылку ликера.

— Спиртное полезно в умеренных дозах, — сказал он Ольге. — Особенно ликеры. Сахар стимулирует работу мозга, это доказано. А хорошо отлаженный мозг более чутко прислушивается к велениям сердца. Не так ли, моя птичка?

— Конечно, — кивнула Оля. Она чувствовала себя полной дурой. Ей непонятна была тема разговора, ей не нравились все эти «птички» и «рыбки», но приходилось сидеть, с готовностью соглашаться со всякими глупостями и загадочно улыбаться. Хорошо еще, что Оболенский сам подошел к ней и не пришлось вешаться ему на шею, как шлюхе. Почему Моховчук поручил это дело ей? У Нади получилось бы в сто раз лучше. Неспроста, ох, неспроста… Надька даже на сцену не вышла: после номера с коброй Иван свернул представление и кивнул Ольге на Оболенского. Мол, начинай — клиент созрел.

— Твой танец — не просто эстрадный номер! Это таинство, мистическое откровение, символ животворящей силы любви. Красота, прикасающаяся поцелуем к мудрости… Ведь даже Иисус принял змия именно как синоним мудрости, и это отражено в его учении! «Будьте мудры, как змии», — говорит он. А прекрасная девственница, целующаяся змея, — это символ вечности и бесконечности. Это — начало всех начал. Это — восхождение на круги бессмертия. Понимаешь?.. Этот поцелуй подводит нас к самой сути понятий добра и зла.

Теплоход разворачивался, и вскоре с правой стороны концертного зала зажглись витражи. Цветные пятна заиграли на зеркальных стенах, запрыгали по рядам бутылок, отразились на потолок. Вместе с тем сгустились сумерки, и были они такими же тягучими и сладкими, как ликер. Краем глаза Оля заметила, что в бар ввалилась веселая, уже основательно нагрузившаяся компания. Трое парней: один — высокий, другой — патлатый и третий — коренастый крепыш, которого приятели называли Боханом. Парни расположились у барной стойки и сразу заказали по рюмке. Бохан уставился на Ольгу с самым вызывающим видом. Подмигнул заговорщицки, с намеком. Оля отвернулась.

— Что же такое змея?

— Вы у меня спрашиваете?

— У кого же еще, мое золотко?

— Ну, змея — это… Тварь привередливая, — выпалила Оля. — Какой же это символ мудрости, если я ее запросто обманула?! Теперь жрет карасей как миленькая!

— Каких карасей? — удивился Оболенский. — При чем здесь караси?

— А при том! Змея тоже кушать хочет! Ее кормить нужно. Мышами или крысами. А эта сволочь на мышей даже не смотрела. Ей только своих подавай! Каннибализм какой-то! Питается, гадина, исключительно своими собратьями: удавами, гадюками, другими кобрами… Из тех, что послабее. Это же королевская кобра! Гамадриада! Они жрут только себе подобных. А где мне столько змей набрать? На Птичьем обыкновенного ужа и то достать невозможно! Вот и пришлось ее обманывать. Вместо змеи кинула ей угря. Она и слопала. А через полгода и вовсе на карасей да лягушек перешла. Голод — не тетка. Верно, а?

— Верно. Но… Хм… Вообще-то я задавал свой вопрос, имея в виду иные характеристики, не гастрономические.

— Извините… Значит, я вас не поняла. По мне, змея как змея. Ужасная и опасная, злая и коварная… А я ее не боюсь. Опасаюсь, не более того. Вот так.

— Ах, лебедушка моя! Ты наделяешь змею всеми набившими оскомину качествами. Ужасная и опасная, злая и коварная… Еще миг, и ты скажешь, что змея — это сам дьявол во плоти.

— Вполне возможно. Потанцевали бы вы с мое вокруг корзины!.. Обычно мне понятно, как кобра собирается себя вести. Но иногда на нее такое находит!.. Ну точно дьявол! Так и норовит укусить.

— Сам дьявол? Но ведь это полнейшая чушь! Глупость! Извини меня, голубушка, но жалкое пресмыкающееся не может быть символом дьявола, потому что никакого дьявола нет и в помине, что бы там ни говорили эти изуверы в сутанах! Потому что это именно они сами придумали и воспитали дьявола! И поставили его себе на службу! Дьявол — миф, пустая выдумка лживых святош! О, они знали, что делают! Ведь все народы без исключения поклонялись змию. Все! Египет, Индия, Греция, Рим… Весталки танцевали со змеями в руках, пифии вопрошали змей о будущем, жрецы называли змея создателем сущего. А ты говоришь: дьявол!

— Я и не говорю.

— Зри в корень, моя булочка! Пойми, что змий — это не символ зла и менее всего символ дьявола. Символ змия — круг, эмблема мудрости и вечной жизни, добра и света. Именно света. Но как разглядеть свет? Нужно сравнение, противоположность. И для этого обманщики в рясах придумали тень — так называемое зло. Потому что только тень позволяет свету проявить себя, дает ему объективную реальность. Теперь ты видишь?

— Что?

— Не видишь… Ты еще не вкусила плодов с древа познания добра и зла, как твоя прародительница… Кстати, ты никогда не задумывалась над тем, что это древо находится под полным контролем змия?

— Нет, не задумывалась.

Парни за стойкой опрокинули еще по одной стопке. Высокий и Патлатый начали что-то с шумом обсуждать. Бохан не вмешивался в разговор — его больше интересовали не споры между приятелями, а темноволосая куколка, что сидела за столиком вместе с носатым типом. Бохан давно бы подсел к прекрасной незнакомке, если бы не ее спутник, внушавший некоторые опасения: дорогая одежда, хозяйская манера поведения… Рядом с такими мужиками обычно слоняются телохранители. Бохан огляделся.

Ни один из посетителей на охранника не тянул, и парень улыбнулся. «Смотри-ка, старый пень с длинным носом вывел кошечку из кордебалета полакать ликер! А у источника им повстречался он, Бохан. И начались тары-бары…» Бохан подбоченился. Он старался поймать взгляд красотки и оценить свои шансы, но девушка упорно отводила глаза.

— А ведь это очевидно! — Оболенский подлил в опустевшую Олину рюмку немного ликера. — Древо познания взрастил именно змей. И тогда мне становится смешно! Меня просто хохот разбирает, когда я понимаю, как святоши извратили смысл Книги Бытия! Они, видите ли, обвиняли бедняжку Еву в совершении греха по наущению змия. Да только не было никакого греха, потому что змий и есть Бог, который буквально заставил Еву надкусить плод. А почему?

— Почему?