Руины веры
Часть 13 из 90 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Киваю, одновременно думая, что с мытьем будут проблемы.
Ванная, кухня, импровизированные комнаты, длинный коридор, переходящий в лестницу, наверху которой всегда сидит дежурный — вот и все убранство. Брэдли чуть ли не заглядывает мне в рот в ожидании восхищенных отзывов о том, как замечательно они устроились, но мне не хочется говорить. В неожиданном тепле меня разморило, глаза слипаются. Спать хочется даже больше, чем есть. Голод мучает, но спросить не решаюсь, еду еще придется заслужить. Скорее всего, покормят авансом, но тогда, когда будут есть сами, злоупотреблять гостеприимством не стоит.
— Где Мышь? — спрашиваю.
Попс, кажется, удивлен.
— У себя, — пожимает костлявыми плечами, мол, где же ему еще быть.
— Покажешь?
Кивает. Ему явно интересно, какое у меня дело к его приятелю, но не спрашивает. Делает знак “следуй за мной” и идет вперед.
Сразу понимаю, что Попс и Мышь живут вместе, помню, откуда появился рыжий парнишка сразу после нашего прихода. Ожидаю увидеть Мышонка, свернувшегося клубком на койке и оплакивающего материно украшение, но ошибаюсь в своем предположении — Мышонок не один. В тот момент, когда мы входим, он стоит раздетым по пояс, второй же присутствующий обматывает его поперек ребер длинным узким куском ткани на манер бинта. Хотя, скорее всего, этот материал для перевязки ни что иное как бывшая простыня.
Встречаюсь с ним взглядом. Темные волосы, темные глаза. Тонкий шрам, пересекающий левую бровь. Это лицо я хорошо помню из досье: Райан Кесседи, второй человек в банде.
— Привет, — бросает он. Не приветливо и не зло, вообще совершенно равнодушно.
— Привет, — повторяю эхом.
Повисает молчание. Умелые руки заканчивают перевязку, а то, что руки умелые, видно сразу.
— А теперь ложись, — говорит парень строго, — и несколько дней ты отсюда не выйдешь.
— Но Фред… — начинает возражать Мышонок. Стоит произнести имя Коэна, как глаза увлажняются.
— С Фредом я поговорю, — голос уверенный, и не возникает ни капли сомнения, что действительно поговорит. — А теперь живо отлеживаться.
Кесседи встает и направляется к двери, когда Мышонок снова его окликает:
— Райан!
— Чего? — останавливается и поворачивается к мальчишке.
— Хорошо, что ты успел вернуться, а то я бы…
Мышонок не договаривает, скорее всего, сам не знает, что бы он “а то”.
Картинка понемногу складывает воедино. Очевидно, Кесседи отсутствовал и вернулся, как раз когда мы беседовали с Коэном.
— Спи давай, — добродушно усмехается зам Коэна. Улыбка совершенно преображает его лицо, но это длится лишь мгновение. Он вновь становится серьезным и быстро выходит, обойдя нас с Попсом, стоящих на пороге.
— Э-эээ, мне постоять на стреме? — тут же спрашивает Брэд, решив, что у меня к Мышонку какой-то личный разговор.
— Не нужно, — отказываюсь. Нам не о чем вести длительные беседы, да и вообще, по сути, не о чем говорить.
Просто подхожу и вкладываю в ладонь мальчишки тот самый крупный осколок, камня из кулона, который удалось подобрать. Глаза Мышонка вспыхивают, он хочет что-то сказать, но я качаю головой, а затем выхожу из их с Попсом жилища. Брэдли сторонится, пропуская меня, он явно ничего не понял, и хорошо.
В коридоре по-прежнему никого, первая половина дня здесь — сонный час перед бурной ночной деятельностью, и я беспрепятственно добираюсь до своего нового временного пристанища.
Поднимаю штору и встречаюсь с карими глазами.
Райан лежит на своей койке на спине, заложив руки за голову. На меня смотрит так, будто я давно здесь живу: скорее скучающе, чем заинтересованно. Впрочем, чужую куртку на гвозде он не заметить не мог.
Вот, значит, что у меня за сосед — Райан Кесседи. Неожиданно.
— Привет, — говорю, хотя мы виделись несколько минут назад.
Райан хмыкает, видимо, считая приветствие излишним, и укладывается набок.
— Свет, будь добр, не включай, когда я сплю, — говорит буднично, кивая в сторону настенной лампы, расположенной над тумбой между нашими кроватями. Похоже, он привык к частой смене соседей. Тем лучше.
— Без проблем, — отвечаю и прохожу к своей койке, сажусь, снимаю ботинки. Раз у всех днем принят “тихий час”, пора вливаться в коллектив. Спать хочется невероятно.
Выключаю свет и укладываюсь, но стоит закрыть глаза, снова возникает нелепое желание мыть руки. Пару минут даже подумываю, не сходить ли в “ванную”, но пересиливаю себя и лежу неподвижно. С собой и своими поступками нужно примириться.
В “комнате” полутемно, свет проникает только через штору, выполняющую функцию двери.
— Значит, ты убил Здоровяка Сида? — раздается внезапно.
Кесседи, ты же, вроде, неразговорчивый. Вот бы и молчал…
— Убил, — отвечаю сухо.
— Чтобы спасти Мыша?
— Нет, чтобы получить наследство его тетушки, — вдруг вспыхиваю. Долго меня все будут расспрашивать о том, для чего мне понадобилось убивать человека?
Райан хмыкает.
— На его тетушку мне наплевать, а за Мыша спасибо.
Это так неожиданно, что не нахожу, что ответить.
К черту его с благодарностями. Мне бы руки помыть.
Все-таки не выдерживаю. Молча встаю, обуваюсь и плетусь в ванную, где провожу еще четверть часа, оттирая ладони огрызком мыла до тех пор, пока кожа не начинает гореть.
8.
— Пап, ну можно я пойду погуляю? — плаксиво спрашивает девочка, откладывая планшет, на котором открыта страница из школьного учебника. — Я уже все выучила.
Девочке лет десять, она одета в модные брюки и яркую футболку со смешной рожицей — последний писк моды, длинные волосы стянуты в тугой “хвост” на макушке.
На улице тепло по меркам Аквилона, и девочке хочется гулять с друзьями, а не корпеть над учебниками, но отец не умолим:
— Уже поздно, завтра погуляете, — он на мгновение отрывается от своего рабочего компьютера, чтобы ответить дочери, и снова возвращается к работе. Завтра у него, наверняка, очередная важная сделка.
Девочка обреченно вздыхает и с тоской смотрит в окно: на улице уже почти темно, а над землей расстилается густой туман, на расстоянии кажущийся прямо-таки осязаемым.
— Папа, а отчего бывает туман? — спрашивает она.
Отец тоже вздыхает, понимая, что спокойно закончить работу не удастся.
— А разве тебе в школе не рассказывали? — девочка качает головой. — Потому что земля теплее воздуха, и возникает конденсат, — объясняет он. — На уроках природоведения вам обязательно расскажут об этом явлении.
На уроках… На уроках, которые она уже не посетит, потому что умрет, потому что этой девочки больше нет…
Нет…
Нет…
— Нет… Нет… Неееет!
Кто-то дотрагивается до моего плеча. Распахиваю глаза и в полутьме вижу встревоженное лицо своего соседа.
— Ты кричал, — говорит он тихо, чтобы нас никто не услышал. — Все нормально?
Нормально? Нормально — это там, где девочка, ее семья, летний туман и учебник по природоведению. А здесь…
— Нормально, — отвечаю и отворачиваюсь. Так и жду, что Райан спросит, нет ли у меня проблем с психикой или что-нибудь еще в этом роде, но он не спрашивает, отходит к своей койке.
— Пора вставать, — говорит равнодушно, — скоро Гвен принесет еду.
— Угу, — бурчу. Он не настаивает на продолжении беседы и выходит из спального отсека. В одиночестве мне хорошо и привычно.
Злюсь на себя за очередной сон про девочку. Чертово подсознание!
Несколько раз глубоко вздыхаю и заставляю себя подняться. Потягиваюсь и обуваюсь. Надо отдать жилью Проклятых должное — спать было спокойно и комфортно, не сравнить с общежитием при заводе. Впрочем, не сравнить и с комнатой у “верхних”.
Когда выхожу, все уже на кухне. Теперь я имею возможность наблюдать банду в полном составе. Один… два… три… Десять. Кто-то смотрит заинтересованно, кто-то равнодушно, а вот блондин Фил по-прежнему зло, как и тогда, когда мы с Попсом заходили в его отсек. Игнорирую его. Знаю, он все равно найдет место и время выяснить отношения.
Мышонок тоже здесь, сидит на скамье, обхватив себя руками, лицо бледное, глаза красные. Ревел, сразу видно, но надеется, что никто не заметит.
— Эй, Мышь, — Фил, будто читает мои мысли, — опять хнычешь, как девчонка?
Мышонок краснеет до корней волос.
— А ты… а ты, — достойный ответ находится не сразу, — а ты цепляешься, как девчонка!
Высказывание Мышонка приходится окружающим по душе, раздается гогот.
— Чего-о?! — мычит Фил, делая шаг к Мышонку.
Напрягаюсь. Мы с этим мальчишкой ничего друг другу не должны, но точно знаю, что если верзила решит бить пацаненка с больными ребрами, вмешаюсь.
Фил делает шаг и останавливается, потому что на его плечо ложится чужая ладонь.
Ванная, кухня, импровизированные комнаты, длинный коридор, переходящий в лестницу, наверху которой всегда сидит дежурный — вот и все убранство. Брэдли чуть ли не заглядывает мне в рот в ожидании восхищенных отзывов о том, как замечательно они устроились, но мне не хочется говорить. В неожиданном тепле меня разморило, глаза слипаются. Спать хочется даже больше, чем есть. Голод мучает, но спросить не решаюсь, еду еще придется заслужить. Скорее всего, покормят авансом, но тогда, когда будут есть сами, злоупотреблять гостеприимством не стоит.
— Где Мышь? — спрашиваю.
Попс, кажется, удивлен.
— У себя, — пожимает костлявыми плечами, мол, где же ему еще быть.
— Покажешь?
Кивает. Ему явно интересно, какое у меня дело к его приятелю, но не спрашивает. Делает знак “следуй за мной” и идет вперед.
Сразу понимаю, что Попс и Мышь живут вместе, помню, откуда появился рыжий парнишка сразу после нашего прихода. Ожидаю увидеть Мышонка, свернувшегося клубком на койке и оплакивающего материно украшение, но ошибаюсь в своем предположении — Мышонок не один. В тот момент, когда мы входим, он стоит раздетым по пояс, второй же присутствующий обматывает его поперек ребер длинным узким куском ткани на манер бинта. Хотя, скорее всего, этот материал для перевязки ни что иное как бывшая простыня.
Встречаюсь с ним взглядом. Темные волосы, темные глаза. Тонкий шрам, пересекающий левую бровь. Это лицо я хорошо помню из досье: Райан Кесседи, второй человек в банде.
— Привет, — бросает он. Не приветливо и не зло, вообще совершенно равнодушно.
— Привет, — повторяю эхом.
Повисает молчание. Умелые руки заканчивают перевязку, а то, что руки умелые, видно сразу.
— А теперь ложись, — говорит парень строго, — и несколько дней ты отсюда не выйдешь.
— Но Фред… — начинает возражать Мышонок. Стоит произнести имя Коэна, как глаза увлажняются.
— С Фредом я поговорю, — голос уверенный, и не возникает ни капли сомнения, что действительно поговорит. — А теперь живо отлеживаться.
Кесседи встает и направляется к двери, когда Мышонок снова его окликает:
— Райан!
— Чего? — останавливается и поворачивается к мальчишке.
— Хорошо, что ты успел вернуться, а то я бы…
Мышонок не договаривает, скорее всего, сам не знает, что бы он “а то”.
Картинка понемногу складывает воедино. Очевидно, Кесседи отсутствовал и вернулся, как раз когда мы беседовали с Коэном.
— Спи давай, — добродушно усмехается зам Коэна. Улыбка совершенно преображает его лицо, но это длится лишь мгновение. Он вновь становится серьезным и быстро выходит, обойдя нас с Попсом, стоящих на пороге.
— Э-эээ, мне постоять на стреме? — тут же спрашивает Брэд, решив, что у меня к Мышонку какой-то личный разговор.
— Не нужно, — отказываюсь. Нам не о чем вести длительные беседы, да и вообще, по сути, не о чем говорить.
Просто подхожу и вкладываю в ладонь мальчишки тот самый крупный осколок, камня из кулона, который удалось подобрать. Глаза Мышонка вспыхивают, он хочет что-то сказать, но я качаю головой, а затем выхожу из их с Попсом жилища. Брэдли сторонится, пропуская меня, он явно ничего не понял, и хорошо.
В коридоре по-прежнему никого, первая половина дня здесь — сонный час перед бурной ночной деятельностью, и я беспрепятственно добираюсь до своего нового временного пристанища.
Поднимаю штору и встречаюсь с карими глазами.
Райан лежит на своей койке на спине, заложив руки за голову. На меня смотрит так, будто я давно здесь живу: скорее скучающе, чем заинтересованно. Впрочем, чужую куртку на гвозде он не заметить не мог.
Вот, значит, что у меня за сосед — Райан Кесседи. Неожиданно.
— Привет, — говорю, хотя мы виделись несколько минут назад.
Райан хмыкает, видимо, считая приветствие излишним, и укладывается набок.
— Свет, будь добр, не включай, когда я сплю, — говорит буднично, кивая в сторону настенной лампы, расположенной над тумбой между нашими кроватями. Похоже, он привык к частой смене соседей. Тем лучше.
— Без проблем, — отвечаю и прохожу к своей койке, сажусь, снимаю ботинки. Раз у всех днем принят “тихий час”, пора вливаться в коллектив. Спать хочется невероятно.
Выключаю свет и укладываюсь, но стоит закрыть глаза, снова возникает нелепое желание мыть руки. Пару минут даже подумываю, не сходить ли в “ванную”, но пересиливаю себя и лежу неподвижно. С собой и своими поступками нужно примириться.
В “комнате” полутемно, свет проникает только через штору, выполняющую функцию двери.
— Значит, ты убил Здоровяка Сида? — раздается внезапно.
Кесседи, ты же, вроде, неразговорчивый. Вот бы и молчал…
— Убил, — отвечаю сухо.
— Чтобы спасти Мыша?
— Нет, чтобы получить наследство его тетушки, — вдруг вспыхиваю. Долго меня все будут расспрашивать о том, для чего мне понадобилось убивать человека?
Райан хмыкает.
— На его тетушку мне наплевать, а за Мыша спасибо.
Это так неожиданно, что не нахожу, что ответить.
К черту его с благодарностями. Мне бы руки помыть.
Все-таки не выдерживаю. Молча встаю, обуваюсь и плетусь в ванную, где провожу еще четверть часа, оттирая ладони огрызком мыла до тех пор, пока кожа не начинает гореть.
8.
— Пап, ну можно я пойду погуляю? — плаксиво спрашивает девочка, откладывая планшет, на котором открыта страница из школьного учебника. — Я уже все выучила.
Девочке лет десять, она одета в модные брюки и яркую футболку со смешной рожицей — последний писк моды, длинные волосы стянуты в тугой “хвост” на макушке.
На улице тепло по меркам Аквилона, и девочке хочется гулять с друзьями, а не корпеть над учебниками, но отец не умолим:
— Уже поздно, завтра погуляете, — он на мгновение отрывается от своего рабочего компьютера, чтобы ответить дочери, и снова возвращается к работе. Завтра у него, наверняка, очередная важная сделка.
Девочка обреченно вздыхает и с тоской смотрит в окно: на улице уже почти темно, а над землей расстилается густой туман, на расстоянии кажущийся прямо-таки осязаемым.
— Папа, а отчего бывает туман? — спрашивает она.
Отец тоже вздыхает, понимая, что спокойно закончить работу не удастся.
— А разве тебе в школе не рассказывали? — девочка качает головой. — Потому что земля теплее воздуха, и возникает конденсат, — объясняет он. — На уроках природоведения вам обязательно расскажут об этом явлении.
На уроках… На уроках, которые она уже не посетит, потому что умрет, потому что этой девочки больше нет…
Нет…
Нет…
— Нет… Нет… Неееет!
Кто-то дотрагивается до моего плеча. Распахиваю глаза и в полутьме вижу встревоженное лицо своего соседа.
— Ты кричал, — говорит он тихо, чтобы нас никто не услышал. — Все нормально?
Нормально? Нормально — это там, где девочка, ее семья, летний туман и учебник по природоведению. А здесь…
— Нормально, — отвечаю и отворачиваюсь. Так и жду, что Райан спросит, нет ли у меня проблем с психикой или что-нибудь еще в этом роде, но он не спрашивает, отходит к своей койке.
— Пора вставать, — говорит равнодушно, — скоро Гвен принесет еду.
— Угу, — бурчу. Он не настаивает на продолжении беседы и выходит из спального отсека. В одиночестве мне хорошо и привычно.
Злюсь на себя за очередной сон про девочку. Чертово подсознание!
Несколько раз глубоко вздыхаю и заставляю себя подняться. Потягиваюсь и обуваюсь. Надо отдать жилью Проклятых должное — спать было спокойно и комфортно, не сравнить с общежитием при заводе. Впрочем, не сравнить и с комнатой у “верхних”.
Когда выхожу, все уже на кухне. Теперь я имею возможность наблюдать банду в полном составе. Один… два… три… Десять. Кто-то смотрит заинтересованно, кто-то равнодушно, а вот блондин Фил по-прежнему зло, как и тогда, когда мы с Попсом заходили в его отсек. Игнорирую его. Знаю, он все равно найдет место и время выяснить отношения.
Мышонок тоже здесь, сидит на скамье, обхватив себя руками, лицо бледное, глаза красные. Ревел, сразу видно, но надеется, что никто не заметит.
— Эй, Мышь, — Фил, будто читает мои мысли, — опять хнычешь, как девчонка?
Мышонок краснеет до корней волос.
— А ты… а ты, — достойный ответ находится не сразу, — а ты цепляешься, как девчонка!
Высказывание Мышонка приходится окружающим по душе, раздается гогот.
— Чего-о?! — мычит Фил, делая шаг к Мышонку.
Напрягаюсь. Мы с этим мальчишкой ничего друг другу не должны, но точно знаю, что если верзила решит бить пацаненка с больными ребрами, вмешаюсь.
Фил делает шаг и останавливается, потому что на его плечо ложится чужая ладонь.