Рождество на острове. Далекий берег

– Знаю, что ты хочешь сказать. Но, Лорна, мне тридцать один. Я готова. Пусть это не для всех. Но это для меня. Просто мне не хочется проходить через это в одиночку.

Это вызвало новый поток слез. Лорна, как и все учителя, никогда никуда не выходила без пачки салфеток «Клинекс», и она стала терпеливо подавать их подруге, одну за другой.

Внезапно послышался стук во входную дверь. Девушки переглянулись, глаза Флоры вспыхнули надеждой.

– Может, он пробрался сквозь снег, чтобы просить прощения? – предположила Лорна. – Приполз на четвереньках.

– Не шути так! – огрызнулась Флора, вскакивая с высокого табурета.

Джоэл не стучал бы так. Или стучал бы? Но ведь кто угодно – в буквальном смысле кто угодно – мог просто войти. Дверь не была заперта.

За стеклом стоял какой-то мужчина. Флора сразу поняла, что это не Джоэл. Конечно, это не он, она это знала, а потому не было смысла расстраиваться. Флора вышла в зал и включила свет.

– Доставка, – сообщил мужчина скучным голосом, когда Флора подошла к двери.

Он держал в руках самый огромный из всех букетов цветов, какие только приходилось видеть Флоре.

На острове невозможно было заказать доставку цветов, здесь это просто не оправдывало себя. Чтобы заказать букет, вы должны были сделать это заранее, на материке. И это стоило огромных денег, никто на острове такого себе не позволял. А уж доставка в тот же день обошлась бы в астрономическую сумму. В последний раз букеты на остров заказывали… ну да, на свадьбу Колтона и Финтана, с грустью подумала Флора. А потом, когда придет весна, холмы вокруг, насколько сможет охватить взгляд, покроются нарциссами, крокусами и пролеской, и мысль о том, чтобы заказывать цветы, станет выглядеть нелепой. Зачем бы? Цветы всегда были живой частью сияющего мира вокруг них, как и пчелы над полями густого розоватого овса. Жители Мура относились к букетам цветов так же, как некоторые смотрят на зверей в зоопарке: и те и другие вырваны из своей естественной среды обитания, у них отняли жизнь и свободу.

А тут Флоре вручили оранжерейные розы, розовые и белые, их длинные стебли тянулись из плюща и нарциссов. Весьма впечатляющий букет.

– Спасибо, – невыразительно произнесла Флора, подписывая квитанцию.

Мужчина посмотрел на нее.

– А есть у меня шанс получить чашечку кофе до того, как я сяду на обратный паром? – с надеждой спросил он.

– Нет! – резко ответила Лорна из-за спины Флоры. – Она устала, день был трудным.

– Да я не против… – начала было Флора.

Но тут же поняла, что не справляется с собственным голосом. Она отступила назад, и огромный букет полностью скрыл ее лицо.

Лорна и Флора проводили взглядами уходившего мужчину. Потом Флора посмотрела на подругу и тут же схватила оставшееся печенье, сунула его в пакет и побежала за весьма признательным курьером.

Когда она вернулась в «Кухню», Лорна заперла дверь.

– Ну он о чем-то сожалеет, – сказала она бодро.

– Купить цветы нетрудно, – откликнулась Флора. – Вообще-то, если бы я была одной из его бывших, цветами дело бы не обошлось. Наверное, ему пришлось бы купить мне бриллианты или что-то в этом роде.

– Мм… – промычала Лорна.

– Ему бы прийти поговорить со мной. Но, наверное, это слишком трудно.

Она схватила букет, который перед этим положила на прилавок, и направилась к мусорному баку. Потом обернулась к Лорне:

– Извини… может, тебе пригодится?

– Ну да, – ответила Лорна, жадно глядя на цветы. Она никогда не видела столь невероятного букета. – Они бы неплохо смотрелись в школе…

– Прекрасно.

Флора протянула букет подруге, даже не заметив сложенный пополам маленький листок, упавший на прилавок и приютившийся между блюдцами.

Но Лорна его увидела:

– И что тут написано?

– Мне все равно, – сквозь зубы солгала Флора.

– Можно прочитать?

Лорна развернула листок, но Флора выхватила его у нее из рук.

– Уверена, там говорится: «Давай создадим вместе семью с прекрасным малышом», – ободряюще предположила Лорна.

Джоэл так долго сидел, глядя на телефон и сочиняя записку к заказанному букету, что девушка, жевавшая резинку на другом конце линии, чуть не выключила трубку. В конце концов он нашел самое простое и самое честное выражение того, что чувствовал в данный момент. Ведь для него все это было настолько новым и необычным… Но если не делать ему скидок, Джоэла можно было бы назвать полным идиотом.

– «Мне очень жаль»? – Флора снова разразилась слезами. – Ему жаль! Ему жаль, что он меня обрюхатил, погубил мою жизнь и бросил меня!

– Он не говорит, что бросает тебя, – категоричным тоном возразила Лорна. – Он, скорее всего, сожалеет о том, как вы поговорили сегодня.

Лорна была права на все сто процентов. Флору просто одолевали гормоны.


– Ты что-то путаешься, – покачала головой Флора. – Ты сама пять минут назад называла его чокнутым!

– Знаю, – с легким сожалением согласилась Лорна. – Но мне никто никогда не присылал розовых роз.

Флора моргнула.

– Ну и мне тоже, – ядовито ответила она. – И мне бы, наверное, следовало подумать о том, чтобы порадоваться им.

– Он пытается, – предположила Лорна.

Флора задумчиво погладила свой живот.

– Тогда ему следовало так и написать: «Я пытаюсь», – сказала она.

Глава 26

У Иннеса выдался утомительный день. Сначала ему позвонила Эйлид, его бывшая жена. Он и не ожидал такого. Он знал, что ей не захочется проводить Рождество без Агот – да и кому захотелось бы? Но Эйлид все говорила и говорила, что-то о том, как у нее прекрасно идут дела, и что она учится готовить, а еще начала заниматься лечебной физкультурой и теряет вес, и все ей говорят, как она прекрасно выглядит, как никогда…

Иннес был совершенно сбит с толку, он не понимал, зачем она все это ему рассказывает.

– И я хочу забрать Агот… Лишь бы не опоздать! Мне не хочется упустить последний паром! Это было бы настоящей катастрофой! – закончила она с хихиканьем, какого Иннес давно уже не слышал.

– А… – осторожно откликнулся он, прислушиваясь к тому, что делала Агот.

Предполагалось, что девочка украшает елку. Они, как обычно, принесли с чердака все старые коробки: там были те самые лампочки, которые купил еще их отец, с добавлением нескольких новых, в форме маленьких цветков, и древняя, побитая молью мишура, и разные рождественские игрушки, которые смастерили поколения не слишком одаренных художественно детей Маккензи. Никому из них и в голову не приходило, что можно украсить елку как-нибудь получше: это было рождественское дерево, вот и все.

Иннес слышал, как Агот и ее маленький друг Эш что-то бесконечно повторяют, явно находя это смешным, но совершенно не мог разобрать, что это такое, – но дети смеялись, и этого было достаточно. Эш считал Агот прекраснейшей особой на всей земле, а ей нравилось, что он постоянно таскается за ней, точно личная свита. Они стали настоящими друзьями, и Эш благополучно избегал ссор, которые Агот время от времени затевала с другими ни в чем не повинными детьми, которые, например, совершали страшный грех, обзаведясь чуть более красивым пеналом для карандашей, чем ее собственный.

Иннес закончил разговор с Эйлид, так ничего и не поняв, и пошел проверить детей, – как раз вовремя, чтобы увидеть, как Агот вешает четырнадцатую игрушку на одну и ту же ветку и без того перегруженного дерева, и вся эта конструкция уже готова рухнуть на детей. Он вовремя подхватил обоих малышей, напомнил Эшу, что ему уже пора возвращаться домой, чем вызвал бурю яростных протестов обоих детей, и наконец успокоил их, опрометчиво пообещав Агот жареной картошки, если она помолчит хотя бы десять проклятых секунд.

Агот умудрилась молчать почти девятнадцать.

У Триппа Роджерса был сложный день. В целом ничего необычного не случилось: обе его бывшие жены снова крайне озадачили его, как и люди, которые не любили футбол, пиво и все ему привычное.

Но кое-что требовало отдельного внимания, и он сидел в «Харборс рест», пытаясь уложить все в голове.

Если честно, он ожидал, что Колтон хотя бы затеет ссору… Ладно. Но он не ожидал ничего такого, что произошло на самом деле, вот в чем суть.

Трипп вздохнул, вспоминая, как недавно застал мать плачущей над старым семейным альбомом. Или чувство обиды, которое он взрастил по отношению к своему скучному младшему брату, сделавшему состояние и подло отказавшемуся поделиться им. Трипп осознал, что он так или иначе всю жизнь постоянно думал о Колтоне, они все о нем думали, даже его сестра.

А Колтон совершенно о них не думал. Он просто преуспел, и все.

В общем, они-то постоянно воображали, что он строит против них заговор, смеется над ними в своем большом доме, как жадный Скрудж Макдак, намеренно покупает компании и путешествует, только чтобы показать, что он их всех обставил… А он ничего такого не делал. Он просто вычеркнул их из своей жизни. Он женился, даже не намекнув об этом родителям… а вот Джейни всех едва не доводила до нервного срыва, готовясь к обеим своим свадьбам.

И теперь, когда жизнь Колтона подходила к концу, он нарочно приехал сюда, чтобы умереть здесь, среди всех этих странно говорящих людей, которые, похоже, воображали себя его настоящей семьей, – здесь, посреди ледяной пустыни, и, если бы Трипп сюда не явился, они бы и не узнали о его существовании.

И понимать это было намного больнее, чем думать, что тебя ненавидят и отвергают… а о тебе, оказывается, просто забыли.

Ему бы следовало позвонить матери. Но Трипп не мог себя заставить. Инге-Бритт принесла ему еще виски – он попросил «Джек Дэниэлс», а она посмотрела на него так, словно он был опасным сумасшедшим, и подала нечто, называвшееся «Лагавулин». Пришлось пить это.

Ох, ну и дела… И еще ведь нужно как-то разобраться с отцом… Черт, он в итоге, похоже, будет жить у Триппа, чего Триппу хотелось меньше всего. Он, конечно, всегда был ближе с отцом, чем его брат, но так уж вышло, что, когда отцу начал понемногу отказывать рассудок, он превратился в настоящего сукина сына. Так что Колтон не совсем в нем ошибался.

Трипп не мог увязать все в единое целое. Просто не мог. И он снова подумал о матери, беспокойной и несчастной из-за того, что она старела. Вообще-то, чем больше он обо всем этом думал, тем сильнее ему казалось, что она, пожалуй, была беспокойной и несчастной всю свою жизнь. И он гадал, рада ли она была когда-то выйти замуж за его шумного, категоричного отца. Пожалуй, нет. Но прежде ему такое не приходило в голову.

Но это ведь обычная семья, не так ли, решил Трипп. В каждой семье есть свои сложности. Их только в кино нет.

Он еще немного подумал. Да, никто не безупречен. Но тяжело было думать о том, что родители не узнают о болезни сына, пока не станет уже слишком поздно. Они заслужили хотя бы просто разговора с ним. Разве не каждый заслуживает второго шанса? Последнего шанса попрощаться? Маленькое утешение для стариков.

Внезапно Триппу пришло в голову, что, когда он приехал сюда, он думал, что это Колтон заслуживает второго шанса, что он может перестать наконец быть вечным богатеньким подонком.

А теперь Трипп гадал – пусть только самым краешком ума, – что, может быть, второй шанс нужен его родителям? Или всем им?

Трипп Роджерс вовсе не был человеком, склонным к самокопанию. Должно быть, решил он, причина в диком ветре и снеге снаружи и в том, что, насколько он понял, здесь совершенно нечем заняться, – нет ни боулинга, ни поля для гольфа. А то, что можно почитать книгу, ему и на ум не приходило.

Инге-Бритт сочувственно улыбнулась ему.

– Эй, есть у вас что-нибудь перекусить? – спросил Трипп.

Он понятия не имел, который час, – здесь, похоже, постоянно темно, а он еще не опомнился после смены часовых поясов, – но желудок требовал еды.

– Только крипсы, – ответила Инге-Бритт.

Оказалось, что она имела в виду чипсы, что совершенно не удовлетворило Триппа.