Рогатый папа
Часть 5 из 12 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
И ведь он чувствовал, знал! Его неспроста к ней тянуло как ни к кому другому прежде. И вкус у нее не такой, как у всех. Легкий, освежающий, наполняющий энергией. Как летний луг, как журчание реки, как вся мощь дикой природы….
– Что же ты стоишь, веди ее! – резче, чем следовало, поторопил он парня.
Антон кивнул, тут же скрываясь за дверью.
Вдох. Выдох.
Когда через минуту дверь открылась снова, напряжение в комнате стало таким осязаемым, что его можно было черпать ложкой.
– Герман Игнатьевич… – тонкий девичий голос прорезал тишину.
Пожалуй, такого разочарования он не испытывал с детских времен, с тех пор, когда написал первое в своей жизни стихотворение.
Идеально выверенные слог и рифма, подтекст, смысл. Он убил на эти двенадцать строчек около месяца в перерывах между учебными занятиями, показал отцу, но тот разорвал в клочья, сказав, что эта вирша не стоит и бумаги, на которой написана.
Вот и сейчас было чувство, словно его разом макнули в грязь, опустив с небес на землю.
– Я разве разрешал приходить к себе домой? – скривился Герман, откидываясь на спинку кресла.
– Герман Игнатьевич, – заискивающе начала девушка. – Вы обещали перезвонить мне еще вчера… я так ждала.
Она несмело прошла вперед, прикрывая за собой дверь и бросая на пол дамскую сумочку. Осанка, походка, нарочно расстёгнутые две верхние пуговицы на рубашке. Волосы забраны в высокий хвост, что только подчёркивает ее худобу и изящность.
Она уже четыре года работала в театре оперы и балета. Но раньше он ее и не замечал вовсе. Лишь пару недель назад, когда Нагицкий был раздавлен очередным отказом Ирины, эта женщина сама пришла к нему и предложила себя. Правильно ли он поступил, утешившись в ее объятиях и напитавшись ее талантом? Вкус был не так плох, но после Ирины все казалось фальшивым, ненастоящим.
Вот и сейчас сцена была ужасно наиграна. Она изящно опустилась перед ним на колени, просительно заглядывая в глаза.
– Я… соскучилась, – робко улыбнулась она, призывно облизав губы.
– Светлана, тебе не в балет надо было идти, а в театр. Такой талант пропадает.
Мужчина втянул носом воздух, во рту разлился терпкий приторный вкус ее таланта. Вяжущий, как у хурмы.
– Я не совсем понимаю… – протянула она, осторожно касаясь его ноги кончиками пальцев.
Нагиций предупреждающе покачал головой.
– Встань, возьми сумку и возвращайся домой, – сухо произнес он.
– Вы… – голос девицы дрогнул, на глаза навернулись слезы, – не хотите меня больше видеть?
Во рту снова стало сладко, а настроение почти незаметно, но улучшилось. Вот только от этой сладости сводило зубы. Все-таки какой талант пропадает! И что она в балете делает?
– Я… была недостаточно хороша? – голос девицы упал до приглушенного шепота. – Герман Игнатьевич, только скажите, что мне сделать, и я все сделаю, только не прогоняйте меня…
Она снова попыталась погладить его, но Нагицкий ловко перехватил ее руку.
– Ты была вполне хороша, моя дорогая. Но обстоятельства изменились. Больше я в тебе не нуждаюсь. Ты свободна. Будешь выходить, скажи парню в коридоре, чтобы притащил наконец кофе.
– Это из-за нее? Из-за нее, да? – Светлана будто его не слышала. – Из-за того, что она залетела?
Нагицкий закатил глаза, мысленно считая до десяти.
– Да, это из-за того, что твоя подруга забеременела, – в конце концов, какой смысл скрывать, если он намеревается сделать все, чтобы открыто заполучить Ирину себе.
Только знать бы еще, как все это осуществить. Может быть, снова попробовать обратиться к Алмазову? Но если правда всплывет, откатить назад не получится. Стоит ли рисковать?
Мужчина постучал пальцами по столу, раздумывая.
– И для тебя же будет лучше, если Ирина не узнает о том, что мы с тобой спали, – прикинув, произнес он. – Раз вы все-таки общаетесь.
– Да! Мы дружим, – Светлана ухватилась за эту мысль. – Я даже ночевала у нее сегодня. Она мне все-все рассказала. Что не любит вас, боится, что не хочет ребенка… Герман Игнатьевич, пожалуйста, я не такая, как она…
Вот уж точно. Не такая. Все равно что «кока-колу» с розовой водой сравнивать.
И снова эта вяжущая сладость во рту.
– О, Господи. Перестань. Ты переигрываешь. У меня зубы от тебя сводит, – взглянув на дверь, он крикнул. – Антон, принеси уже чертов кофе!
«Это срочно надо запить…»
– Но я говорю искренне… – растерялась девица.
Нагицкий смерил её взглядом. Подготовилась к встрече она, конечно, основательно. Макияж неброский, но очень выразительный, обтягивающая одежда, открывающая взгляду аппетитные формы. Да даже сама поза открывала обзор на грудь почти полностью.
Если бы не Ирина, он бы наверняка сейчас воспользовался тем, что само плыло в руки.
– Говоришь, сделаешь все, что я захочу? – протянул Герман.
– Да, одно слово, и я… – она встрепенулась, привстав на коленях, и тут же потянулась к рубашке, проворно расправившись с еще одной пуговицей.
– Стой. Сначала скажи мне, чего ты хочешь.
– Что?
– Цену. Ты же не просто так ко мне лезешь. Что ты хочешь получить от меня?
– Вы мне нравитесь, очень… я просто…
– Правду.
– Но я говорю правду, я думаю о вас постоянно, и…
– Если это все, то дверь там, – отрезал он.
Девица поджала губы, и в какой-то момент он подумал, что та сейчас снова начнет косить под дурочку, но нет. Сказала прямо:
– Я уже четыре года в кордебалете. Даже не в столичном театре, а где-то на задворках. А я хочу… внимания. Сольные партии. Хочу выбраться отсюда наконец. Хочу гастроли по миру, чтобы…
Она резко замолчала.
– Ты сказала, что вы с Ириной подруги. Так убеди ее сохранить ребенка и вернуться ко мне. И ты получишь все, чего так давно хочешь, – он протянул ей руку.
Девица несколько секунд смотрела на эту руку, а затем приняла ее.
Он резко дернул вверх, рывком ставя ее на ноги.
– Значит, договорились, – улыбнулся он. – Приятно иметь дело с понятливым человеком.
– Но… если у меня не получится? – настороженно просила Светлана.
Нагицкий приподнял бровь, как бы говоря: «Это твои проблемы».
– Она очень плохого мнения о вас. – тихо добавила девушка, но видя, что ее не перебивают, чуть повысила голос. – Она же верит всем сплетням! Рассказывала мне что вы вообще с криминалом связаны, и она говорила, что лучше не иметь вообще детей, чем иметь детей от такого…. Простите.
Девица снова замолчала и покраснела, очевидно поняв, что сболтнула лишнего.
Внутри неприятно сжалось. Кто бы мог подумать, что все аукнется ему именно так? Он уже и не верил, что сможет встретить такую как Ирина. Забил на все правила, на репутацию. Да даже на собственную душу. И вот. Единственное существо во вселенной, ради которого он мог бы действительно поменяться, считает его монстром. И кто бы мог сказать, что она не права? Права, тысячу раз как права!
– Хотя бы просто следи за ней, что бы не наделала глупостей. – голос звучал глухо, и совсем не отражал то, что творилось в этот момент на сердце. – А теперь убирайся.
Он плотоядно улыбнулся, дав на мгновение волю внутренним демонам.
– Или ты хочешь, убедиться насколько права твоя подруга?
Должно быть он перестарался напуская угрозы в голос, потому что Светалана заметно побледнела и мелко затрясла головой.
– Тогда – вон! – гаркнул он, и подстегнутая его криком она пулей вылетела из кабинета.
Боль от осознания того насколько он близок и далек от своей цели одновременно просто раздирала на части. Хотелось выплеснуть свою ярость хоть куда-то, и в какой-то момент злоба и раздражение взяли вверх. Герман схватил пресс-папье со стола и со всей дури запустил его в стену.
– Ваш… кофе. – Антон зашедший в этот момент, чуть не уронил чашку из рук.
Нагицкий кивнул на стол. Бешенство схлынуло в один момент, как и не было. Вот только теперь на душе стало пусто. А вместе с этой пустотой пришел голод. Темный, сводящий с ума. Может быть, зря он отпустил Светлану? Хоть чересчур сладко и приторно, но вполне пригодно. Особенно сейчас, после резкого выброса эмоций.
Проклятье!
А ведь он хотел Ирине дать время остыть, не давить на нее. Поразмыслив несколько секунд, принял решение.
– Герман Игнатьевич, вы уходите? – удивился парень. – А как же кофе?
– Пей сам.
Сейчас Нагицкому требовалось нечто куда более специфическое чем просто кофе.
– Что же ты стоишь, веди ее! – резче, чем следовало, поторопил он парня.
Антон кивнул, тут же скрываясь за дверью.
Вдох. Выдох.
Когда через минуту дверь открылась снова, напряжение в комнате стало таким осязаемым, что его можно было черпать ложкой.
– Герман Игнатьевич… – тонкий девичий голос прорезал тишину.
Пожалуй, такого разочарования он не испытывал с детских времен, с тех пор, когда написал первое в своей жизни стихотворение.
Идеально выверенные слог и рифма, подтекст, смысл. Он убил на эти двенадцать строчек около месяца в перерывах между учебными занятиями, показал отцу, но тот разорвал в клочья, сказав, что эта вирша не стоит и бумаги, на которой написана.
Вот и сейчас было чувство, словно его разом макнули в грязь, опустив с небес на землю.
– Я разве разрешал приходить к себе домой? – скривился Герман, откидываясь на спинку кресла.
– Герман Игнатьевич, – заискивающе начала девушка. – Вы обещали перезвонить мне еще вчера… я так ждала.
Она несмело прошла вперед, прикрывая за собой дверь и бросая на пол дамскую сумочку. Осанка, походка, нарочно расстёгнутые две верхние пуговицы на рубашке. Волосы забраны в высокий хвост, что только подчёркивает ее худобу и изящность.
Она уже четыре года работала в театре оперы и балета. Но раньше он ее и не замечал вовсе. Лишь пару недель назад, когда Нагицкий был раздавлен очередным отказом Ирины, эта женщина сама пришла к нему и предложила себя. Правильно ли он поступил, утешившись в ее объятиях и напитавшись ее талантом? Вкус был не так плох, но после Ирины все казалось фальшивым, ненастоящим.
Вот и сейчас сцена была ужасно наиграна. Она изящно опустилась перед ним на колени, просительно заглядывая в глаза.
– Я… соскучилась, – робко улыбнулась она, призывно облизав губы.
– Светлана, тебе не в балет надо было идти, а в театр. Такой талант пропадает.
Мужчина втянул носом воздух, во рту разлился терпкий приторный вкус ее таланта. Вяжущий, как у хурмы.
– Я не совсем понимаю… – протянула она, осторожно касаясь его ноги кончиками пальцев.
Нагиций предупреждающе покачал головой.
– Встань, возьми сумку и возвращайся домой, – сухо произнес он.
– Вы… – голос девицы дрогнул, на глаза навернулись слезы, – не хотите меня больше видеть?
Во рту снова стало сладко, а настроение почти незаметно, но улучшилось. Вот только от этой сладости сводило зубы. Все-таки какой талант пропадает! И что она в балете делает?
– Я… была недостаточно хороша? – голос девицы упал до приглушенного шепота. – Герман Игнатьевич, только скажите, что мне сделать, и я все сделаю, только не прогоняйте меня…
Она снова попыталась погладить его, но Нагицкий ловко перехватил ее руку.
– Ты была вполне хороша, моя дорогая. Но обстоятельства изменились. Больше я в тебе не нуждаюсь. Ты свободна. Будешь выходить, скажи парню в коридоре, чтобы притащил наконец кофе.
– Это из-за нее? Из-за нее, да? – Светлана будто его не слышала. – Из-за того, что она залетела?
Нагицкий закатил глаза, мысленно считая до десяти.
– Да, это из-за того, что твоя подруга забеременела, – в конце концов, какой смысл скрывать, если он намеревается сделать все, чтобы открыто заполучить Ирину себе.
Только знать бы еще, как все это осуществить. Может быть, снова попробовать обратиться к Алмазову? Но если правда всплывет, откатить назад не получится. Стоит ли рисковать?
Мужчина постучал пальцами по столу, раздумывая.
– И для тебя же будет лучше, если Ирина не узнает о том, что мы с тобой спали, – прикинув, произнес он. – Раз вы все-таки общаетесь.
– Да! Мы дружим, – Светлана ухватилась за эту мысль. – Я даже ночевала у нее сегодня. Она мне все-все рассказала. Что не любит вас, боится, что не хочет ребенка… Герман Игнатьевич, пожалуйста, я не такая, как она…
Вот уж точно. Не такая. Все равно что «кока-колу» с розовой водой сравнивать.
И снова эта вяжущая сладость во рту.
– О, Господи. Перестань. Ты переигрываешь. У меня зубы от тебя сводит, – взглянув на дверь, он крикнул. – Антон, принеси уже чертов кофе!
«Это срочно надо запить…»
– Но я говорю искренне… – растерялась девица.
Нагицкий смерил её взглядом. Подготовилась к встрече она, конечно, основательно. Макияж неброский, но очень выразительный, обтягивающая одежда, открывающая взгляду аппетитные формы. Да даже сама поза открывала обзор на грудь почти полностью.
Если бы не Ирина, он бы наверняка сейчас воспользовался тем, что само плыло в руки.
– Говоришь, сделаешь все, что я захочу? – протянул Герман.
– Да, одно слово, и я… – она встрепенулась, привстав на коленях, и тут же потянулась к рубашке, проворно расправившись с еще одной пуговицей.
– Стой. Сначала скажи мне, чего ты хочешь.
– Что?
– Цену. Ты же не просто так ко мне лезешь. Что ты хочешь получить от меня?
– Вы мне нравитесь, очень… я просто…
– Правду.
– Но я говорю правду, я думаю о вас постоянно, и…
– Если это все, то дверь там, – отрезал он.
Девица поджала губы, и в какой-то момент он подумал, что та сейчас снова начнет косить под дурочку, но нет. Сказала прямо:
– Я уже четыре года в кордебалете. Даже не в столичном театре, а где-то на задворках. А я хочу… внимания. Сольные партии. Хочу выбраться отсюда наконец. Хочу гастроли по миру, чтобы…
Она резко замолчала.
– Ты сказала, что вы с Ириной подруги. Так убеди ее сохранить ребенка и вернуться ко мне. И ты получишь все, чего так давно хочешь, – он протянул ей руку.
Девица несколько секунд смотрела на эту руку, а затем приняла ее.
Он резко дернул вверх, рывком ставя ее на ноги.
– Значит, договорились, – улыбнулся он. – Приятно иметь дело с понятливым человеком.
– Но… если у меня не получится? – настороженно просила Светлана.
Нагицкий приподнял бровь, как бы говоря: «Это твои проблемы».
– Она очень плохого мнения о вас. – тихо добавила девушка, но видя, что ее не перебивают, чуть повысила голос. – Она же верит всем сплетням! Рассказывала мне что вы вообще с криминалом связаны, и она говорила, что лучше не иметь вообще детей, чем иметь детей от такого…. Простите.
Девица снова замолчала и покраснела, очевидно поняв, что сболтнула лишнего.
Внутри неприятно сжалось. Кто бы мог подумать, что все аукнется ему именно так? Он уже и не верил, что сможет встретить такую как Ирина. Забил на все правила, на репутацию. Да даже на собственную душу. И вот. Единственное существо во вселенной, ради которого он мог бы действительно поменяться, считает его монстром. И кто бы мог сказать, что она не права? Права, тысячу раз как права!
– Хотя бы просто следи за ней, что бы не наделала глупостей. – голос звучал глухо, и совсем не отражал то, что творилось в этот момент на сердце. – А теперь убирайся.
Он плотоядно улыбнулся, дав на мгновение волю внутренним демонам.
– Или ты хочешь, убедиться насколько права твоя подруга?
Должно быть он перестарался напуская угрозы в голос, потому что Светалана заметно побледнела и мелко затрясла головой.
– Тогда – вон! – гаркнул он, и подстегнутая его криком она пулей вылетела из кабинета.
Боль от осознания того насколько он близок и далек от своей цели одновременно просто раздирала на части. Хотелось выплеснуть свою ярость хоть куда-то, и в какой-то момент злоба и раздражение взяли вверх. Герман схватил пресс-папье со стола и со всей дури запустил его в стену.
– Ваш… кофе. – Антон зашедший в этот момент, чуть не уронил чашку из рук.
Нагицкий кивнул на стол. Бешенство схлынуло в один момент, как и не было. Вот только теперь на душе стало пусто. А вместе с этой пустотой пришел голод. Темный, сводящий с ума. Может быть, зря он отпустил Светлану? Хоть чересчур сладко и приторно, но вполне пригодно. Особенно сейчас, после резкого выброса эмоций.
Проклятье!
А ведь он хотел Ирине дать время остыть, не давить на нее. Поразмыслив несколько секунд, принял решение.
– Герман Игнатьевич, вы уходите? – удивился парень. – А как же кофе?
– Пей сам.
Сейчас Нагицкому требовалось нечто куда более специфическое чем просто кофе.