Родная кровь
Часть 33 из 74 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Выдержала! Очень даже правдоподобно! Тем более Джей действительно поладил с Береком! Они ведь в день нашей первой встречи вместе построили несколько песочных замков, а потом Джей один раз подвозил нас до дома… Да, это не ложь, они, пожалуй, вправду поладили!..
Байрон продолжал сверлить меня пристальным взглядом.
– А отец твоего ребёнка не против того, что его сын общается с твоим нынешним мужчиной?
– Да нет, отец ребёнка… – я словно нечаянно уронила один эскиз и, нагнувшись под стол, договорила свою ложь не глядя в глаза наглеющего собеседника. – Отец ребёнка достойный мужчина, и мы расстались добрыми друзьями, так что мы дружим семьями…
– Выходит, у тебя сын, не дочь.
Что?!..
О!
Я РАССКАЗАЛА ЕМУ О ТОМ, ЧТО У МЕНЯ ИМЕННО СЫН?! В КАКОЙ МОМЕНТ?!
– А… Кхм… Ты почему вдруг решил купить дом в Роаре? – наконец закрыв папку с эскизами, я начала засовывать её в сумку, надеясь на то, что у меня получилось перевести тему в другое русло, при этом не растеряв естественную интонацию в голосе. – В конце концов, перед тобой открыто всё пространство США, так почему вдруг этот город?
Мы делились мечтами. Шесть лет назад. Очень много и очень откровенно. Я рассказывала ему о Роаре, о том, что мечтаю когда-нибудь вернуться в город своего детства, чтобы жить рядом с заливом, на лоне природы… Выслушав меня тогда, он пообещал мне, что однажды мы вместе будем жить в Роаре. И, надо же, он не солгал. Мы действительно теперь вместе живём в одном городе, вот только в разных его концах. Как же это было глупо – делиться с кем-то столь сокровенными мечтами, тайными мыслями, сотканными из тонкого кружева надежд и потаённых желаний!
– Просто выбирая город, в котором я хотел бы обосноваться в США, я вспомнил о твоих рассказах о местной природе и подумал – почему бы и нет? Тем более ты бы не была против, потому как ты бы не узнала о моём приезде. Ведь ты, насколько я помню, планировала на ближайшие пару десятилетий обустроиться в Нью-Йорке.
Я поджала губы от боли в районе грудной клетки. В голове кричали мысли: “Да, я могла бы сейчас быть в Нью-Йорке! Вполне могла бы позволить себе не знать о твоём приезде в мой город! Не торчала бы сейчас в этой клетке, в этом кабинете, в этой боли! Но ты меня обрюхатил, грёбаный… Грёбаный… Грёбаный!”.
– Знаешь, любовь зла, – поджав губы, следующие слова я произнесла глядя своему собеседнику прямо в глаза, ни разу не моргнув. – Незапланированная влюблённость, рождение незапланированного ребёнка, разрыв с вскружившим голову мужчиной, новая влюблённость. Время подкорректировало мои планы на жизнь, однако я не жалею о своём прошлом – я довольна каждым своим выбором. А ты?
– А я иногда жалею об определённых моментах своей прошлой жизни. Наверное, тебе повезло.
– Повезло мне, – уверенно отчеканила я и, наконец оторвав от собеседника взгляд, поднялась со своего кресла.
– Принцесса-Тесса, – совершенно неожиданно, задумчивым тоном произнёс Крайтон, и моё сердце, от внезапности перед услышанным, мгновенно рухнуло в пятки, по пути разделившись на две части. – Конкретно о том, что было между нами, я не жалею, – произнеся эти слова, он вдруг встал со своего кресла и, положив руки в карманы брюк, продолжил сверлить меня уже более серьёзным взглядом. – И ты не жалеешь. Ты сама только что сказала, что довольна каждым своим выбором.
– Никогда не называй меня больше так… – отчего-то вдруг осипшим голосом, спустя несколько секунд молчания, наконец отозвалась я, и через мгновение… Кто-то вновь попытался войти в кабинет, но вновь наткнулся на запертую дверь, однако на сей раз нежданный гость был более настойчив – он начал стучать в дверь костяшками пальцев. Ещё секунду назад мы были в миллиметре от разговора не о наших прошлых отношениях, но об их поломке, и вот мы снова оказались в сотнях миль от фатальной точки.
…Я ушла больше ничего не услышав и ничего не сказав, однако зная, что Байрон не успокоится до тех пор, пока не скажет и пока не услышит желаемое. Именно по этой причине он выбрал этот город. Поэтому я боялась. Не того, что рано или поздно скажу, потому как всё мной сказанное в будущем уже давно мной пережито в прошлом, а того, что скажет он. Ведь его слова я ещё не переживала. Чувствую, они всё же могут меня травмировать… Главное, чтобы только не убили. Главное, чтобы…
Глава 36.
Байрон Крайтон.
21 сентября.
Тереза врёт. По неизвестной мне причине я никак не могу разобраться, в чём конкретно заключается её ложь, и потому склоняюсь к выводу, что она смешала её с правдой, но пропорции выбрала неравномерные: правды в её словах было гораздо меньше, нежели лжи. Подобное человеческое поведение может проявляться только в одном случае: когда человек старается скрыть от посторонних глаз нечто важное. Тереза же изо всех сил старалась скрыть что-то от моих глаз. Ей настолько представлялось важным оставить в тени это подозрительное нечто, что ей было глубоко наплевать на то, что я подумаю о её якобы несостоявшейся личной жизни, в которой было всё от брака и ребёнка, до развода и новых отношений, но не было правды. Но что можно скрывать с такой самоотдачей, с таким абсолютно наплевательским отношением к тому, что о тебе подумают, ведь прибегая к крайней форме защиты ты выдаёшь нелицеприятную, неправдивую историю о своей личной жизни, лишь бы твой слушатель отвлёкся на это яркое, непрезентабельное пятно и не смотрел в ту сторону, которую ты заслоняешь всем своим естеством… Для меня это непонятно. В наших прошлых отношениях и их завершении не было ничего из того, что могло бы вынудить её на самооборону подобной силы. Или я ошибаюсь?..
Сидя в своём кабинете после ухода Терезы, всё ещё ощущая едва уловимый аромат её духов, я анализировал последние пять минут нашей встречи. Я спросил её: “Как считаешь, наша судьба – это последствия совокупности наших выборов?”, – и её напряг этот вопрос. Я спрашивал о нас, и она должна была это понимать, но, как я и ожидал, она решила прибегнуть к обобщению. “Я считаю, что человек пожинает плоды своих выборов”, – наконец ответила она, и от меня не укрылось её напряжение. “И как тебе твои плоды?.. Ты счастлива в браке?”. После озвучивания этого вопроса я стал одним сплошным зрением и слухом. Именно сейчас она должна была выдать с головой себя мне и она это сделала.
“– Нуу… – Она запнулась! – Я не то чтобы в браке… Мы с отцом моего ребёнка официально не расписаны… – Она опустила взгляд! Поспешно заставила себя вновь посмотреть мне в глаза, наверняка вспомнив о том, что я знаю о её особенности неумения лгать глядя в глаза собеседника. – Мы расстались и сейчас я в серьёзных отношениях, – чуть снова не опустила взгляд! – с другим мужчиной… Джей ладит с моим сыном, так что да, я счастлива…”.
Ложь. Это была самая неудачная попытка солгать мне из всех, что я когда-либо видел в своей жизни. Позавчера она при мне сказала Августе, отвечая на нелепое предложение той обратить её внимание на меня, что состоит в счастливом браке, а сегодня выясняется, что брака никакого и нет. И ещё она не заметила, как использовала слово “сын”. Значит, ребёнок всё же есть. Я почти наверняка уверен в этом. У неё мальчик.
“А отец твоего ребёнка не против, что его сын общается с твоим нынешним мужчиной?”
“Да нет, отец ребёнка… – она словно нечаянно уронила один эскиз на пол, что позволило ей нагнуться под стол и договорить свою откровенную ложь без надобности смотреть мне в глаза. Ловко. – Отец ребёнка достойный мужчина, и мы расстались добрыми друзьями, так что мы дружим семьями…”.
Значит, отец ребёнка подонок. Я так и думал.
“Выходит, у тебя сын, не дочь”.
Моё замечание о поле ребёнка неожиданно больше всех остальных моих слов ввело её в ступор. Я заметил это, как и то, что она хотя и хорошо, но недостаточно идеально, как для меня, попробовала перевести тему в иное русло. В этот раз я поддался её воле.
“А… Кхм… Ты почему вдруг решил купить дом в Роаре? В конце концов, перед тобой открыто всё пространство США, так почему вдруг этот город?”.
Мы оба знали причину, по которой я сейчас находился здесь. Таким образом она, напропалую выдавая мне в своих ответах чистую ложь, в этот момент ловко меняла нас местами, решив заставить начать лгать и меня. В итоге я решил поступить по её же примеру – перемешать правду с ложью.
“Просто выбирая город, в котором я хотел бы обосноваться в США, я вспомнил о твоих рассказах о местной природе и подумал – почему бы и нет? Тем более ты бы не была против, потому как ты бы не узнала о моём приезде. Ведь ты, насколько я помню, планировала на ближайшие пару десятилетий обустроиться в Нью-Йорке”.
Её задели мои слова. Но какие из? Скорее всего те, которые касались Нью-Йорка. Однако в её реакции определённо точно скрывалось нечто большее, нежели заурядные нереализованные амбиции. Я видел это! Видел, но не различал ничего, кроме общих черт… Это что-то не просто масштабное. Это нечто чрезвычайно серьёзное.
“Знаешь, любовь зла, – поджав губы, совершенно неожиданно выдала она, глядя мне прямо в глаза, что заставило всерьёз напрячься уже меня. – Незапланированная влюблённость, рождение незапланированного ребёнка, разрыв с вскружившим голову мужчиной, новая влюблённость. Время подкорректировало мои планы на жизнь, однако я не жалею о своём прошлом – я довольна каждым своим выбором. А ты?”.
Я не понял, как моментально разозлился. Вскруживший голову мужчина – так она обозначила того, кто был с ней после меня, от кого она решилась родить ребёнка. Никогда бы не подумал, что голова конкретно этой девушки может быть настолько глупа, ведь прежде я считал её крайне мудрой, но, очевидно, именно считая так я и допустил непростительную ошибку… Не было здесь мудрости. Здесь была чистая глупость. Вскруженная голова, случайная беременность, ребёнок – банально до состояния не просто разочарования, но неприязни. И тем не менее, у этой глупой головы такие красивые глаза…
“А я иногда жалею об определённых моментах своей прошлой жизни. Наверное, тебе повезло”, – только и смог в итоге выдавить из себя я.
“Повезло мне”, – не задумываясь согласилась она, после чего уверенно поднялась со своего кресла, но я не мог себе позволить так просто её отпустить. Я подобрался слишком близко.
“Принцесса-Тесса”, – сам не ожидая этого, я вслух произнёс тайный код, известный только нам двоим. Этот внезапный выпад прибавил сил моей уверенности продолжать. – “Конкретно о том, что было между нами, я не жалею”, – встав со своего кресла, я продолжил сверлить свою собеседницу уже более серьёзным взглядом. Кажется, меня начинало прорывать. Я чувствовал, что до срыва остаётся совсем чуть-чуть. – “И ты не жалеешь. Ты сама только что сказала, что довольна каждым своим выбором”.
– Никогда не называй меня больше так… – спустя несколько секунд наконец отозвалась принцесса-Тесса внезапно осипшим голосом.
Я думал, что всё произойдёт сейчас. Перед этим я считал, что нужно бы повременить хотя бы немного, но в эту секунду я понял, что тянуть больше не хочу: даже если сейчас всё сорвётся, это всё равно должно завершиться в ближайшее время. Но, словно по иронии, стоило мне только подумать о срыве, как он случился – кто-то желал попасть ко мне на приём и потому настойчиво стучал кулаком в дверь. Ещё секунду назад мы были в миллиметре от разговора не о наших прошлых отношениях, но об их поломке, и вот мы снова оказались в сотнях миль от фатальной точки. Меня едва не разорвало от желания поставить все точки над “i” именно в эти острые секунды, но внимание Терезы уже расфокусировалось, а стуки в дверь не прекращались…
Ричард был отличным служащим. Хотя он числился водителем, по факту он исполнял больше водительских обязанностей и, благодаря своей преданности, считался почти что членом нашей семьи, с которой он был связан задолго до моего рождения и даже до рождения Августы. Бо́льшую часть своей жизни он проработал на моего отца. Не могу вспомнить, чтобы я когда-либо злился на этого старика. Однако сегодня я именно злился. Потому как именно его вмешательство отобрало у меня момент, просроченность которого значилась почти шестью годами. Когда же я узнал о том, что Ричарда послала ко мне мать с вопросом неизвестного происхождения, я не стал его выслушивать и прогнал из кабинета, словно тот был не уважаемым стариком, а нашкодившим шестилетним мальчишкой. Его несвоевременное появление ввело меня в такой серьёзный душевный диссонанс, что в итоге я так и не попросил у него прощения за свою грубость ни спустя час, ни позже.
Значит, у Тессы есть мужчина. Джей. Интересно будет проверить, насколько он стрессоустойчив. Если только там есть что проверять. Если только этот мужчина реален.
Глава 37.
Пейтон Пайк.
08 октября. Утро.
Шёл двадцать восьмой час моего бодрствования.
Работая с материалами по Коннору Трэшеру мы с Арнольдом все вечер, ночь и утро после задержания действующего главного подозреваемого провели в участке, а с учётом того, что накануне я проснулась слишком рано, чтобы ещё раз потрепать дело Пауля Дэвиса, ещё сутки назад занимающего главную отрицательную роль в нашем спектакле, сейчас я уже начинала ощущать, что моя выдержка черпается из последних физических сил. Впрочем, последние десять часов у нас с Ридом получились впечатляюще плодотворными.
Бывший бойфренд Рины Шейн, Коннор Трэшер, с учётом найденной в его квартире фотографической картотеки, на данный момент подозревался даже серьёзнее, чем бывший бойфренд Терезы Холт, Пауль Дэвис, в стерильной квартире которого подобных художеств найдено не было. Однако меня откровенно не устраивала кандидатура Трэшера на роль искомого нами Стрелка.
– Он по возрасту не подходит, чтобы быть Больничным Стрелком, – неосознанно кусая нижнюю губу, задумчиво говорила я в самом начале бессонной ночи. – Его возраст не исключает возможности того, что он может быть убийцей Рины Шейн и/или Ванды Фокскасл, однако он автоматически исключает его, как Больничного Стрелка. Больничному Стрелку должно быть минимум около пятидесяти…
– Погоди. Все известные нам жертвы без исключения убиты огнестрельным попаданием в сердце, калибр один на всех, пуля предположительно выпущена из High Standard HDM, – вцепился в меня взглядом Рид. – Текущее дело без сомнений связано с Больничным Стрелком. Я в этом, как и ты, ни на секунду не сомневаюсь. Но что если дело Больничного Стрелка – это дело не одного человека?
– Я слушаю, – врезалась заинтересованным взглядом в напарника я.
– Что если Больничный – это один человек, а Стрелок – второй. Знаю, это двойное наименование, которым наделила преступника полиция, никак не связано с жизнеспособными фактами – я просто пытаюсь преподнести тебе такую теорию, – Арнольд дотронулся своего подбородка кулаком и продолжил задумчивым голосом. – Что если убийца Рины Шейн и Ванды Фокскасл подражал кому-то, кто более тридцати лет назад совершил тройное убийство? Роар город маленький и, к сожалению, подробности следствия тех лет едва ли не до мелочей освещены в местном обществе. Все в курсе того, как были убиты люди в больнице. Возможно, Коннор Трэшер решил воспользоваться похожим почерком, чтобы сбить следствие со следа: ему тридцать один год, он просто по возрасту не подходит на роль Больничного Стрелка, появившегося в Роаре тридцать два года назад. Может быть, он фанат того преступления или, допустим, последователь определённого антигероя. Может быть, по неизвестной причине, он подражает неизвестному злодею или напротив известному ему человеку, которому в своё время удалось уйти от наказания за страшные деяния? Может быть, Больничный Стрелок, к примеру, его отец?
– Ты гений, – ухмыльнулась я. – Порой мне кажется, будто в этом деле ты только ради меня стараешься искать следы там, где их на первый взгляд нет, но нет, ты на самом деле смотришь в одном направлении со мной по причине действительно схожего с моим взгляда. Твоя теория хороша. Давай проверим всё с самого начала. Как всегда начнём с семьи подозреваемого.
– Естественно я рою в этом направлении лишь потому, что сам хочу рыть именно в этом направлении, – ухмыльнулся Рид. – Но кто сказал, что это исключает моё желание делать это и ради тебя? Может быть, второе желание усиливает первое? Или первое усиливает второе.
– Так первое усиливает второе или второе первое? – заулыбалась я и, совершенно неожиданно ощутив отчётливое смущение, начала блуждать взглядом по своему рабочему столу, за которым сидела, чтобы не смотреть на стоящего передо мной Рида, заслоняющего собой единственный источник света в помещении – подвесной торшер у флипчарта с самодельной информационной картой по Коннору Трэшеру, в процессе создания которой мы всё ещё находились.
– Вот интересно, если я сейчас тебе скажу, что у тебя красивые глаза, ты засмущаешься ещё сильнее? – довольно заулыбался Рид.
– Размечтался, малолетка, – скрестила руки на груди я, с улыбкой на лице уверенно посмотрев своему собеседнику прямо в глаза.
– Мы с тобой практически ровесники. Разница меньше чем в шесть лет.
– Выходит, ты двадцатидевятилетний малолетка, – довольно ухмыльнулась я. – Ладно, давай займёмся делом. Кто-то дует в архив, а какой-то малолетний гений продолжает копаться в изъятых фотографиях Трэшера.
– Внешне мы всегда были ровесниками, а здесь вдруг выясняется, что по поведению ты меня лет на двадцать младше будешь. В архив мы пойдём вместе. То, что обронит один, всегда сможет подобрать второй.
К двум часам ночи мы нарыли неожиданно много информации по Трэшеру, чтобы в итоге засидеться с её завалами до глубокого утра. Изобилие информации было связано с тем, что этот парень дважды привлекался к ответственности, оба раза по обвинению в сексуальных домогательствах, но оба раза сумел избежать серьёзного наказания. В двух девушках, подавших, но вскоре отозвавших иски на К.Т. Трэшера, мы сразу же узнали двух особ, фотографии которых Трэшер тайно делал и хранил в своей впечатляющей своими размерами картотеке, найденной отдельно от внушительной коллекции фотографий Рины Шейн и трёх свежих фотографий Терезы Холт. Обе девушки, подавшие на него заявления в полицию, были живы. Была жива и Тереза Холт. Оба заявления о сексуальных домогательствах были зарегистрированы спустя год и два года после смерти Рины Шейн, то есть последние три года этот парень не высовывался. И все фотографии были старше трёх лет, за исключением трёх фотографий Терезы, сделанных в течение последних трёх недель. Ни одной фотографии Ванды Фокскасл в его коллекции не отыскалось, как не было в ней и фотографий первых жертв Больничного Стрелка. Теория о том, что он хранит в своих нездоровых архивах только снимки потенциальных жертв, а снимки уже убитых не хранит, опровергалась внушительной коллекцией снимков Рины Шейн.
Что касается биографии подозреваемого: рос без отца, из родственников только мать, последние десять лет пребывающая в местном престарелом доме, и тётка, проживающая в Австралии. Найдя номер телефона этой женщины в деле Трэшера трехлетней давности, Арнольд связался с ней, чему поспособствовала выгодная разница часовых поясов, но она ничего не смогла нам рассказать о своём единственным племяннике, так как последние двадцать лет она не общалась ни с ним, ни со своей старшей сестрой. Так что с этой стороны мы ничего не выяснили.
Около десяти часов утра, когда в отдел начали активно подтягиваться наши коллеги, я, просмотрев последнюю сотню снимков Рины Шейн из коллекции Трэшера и не обнаружив ни в одном из них ничего подозрительного, отложила очередную стопку фотографий в сторону и тяжело вздохнула:
– Рина Шейн была фотографом. Этот парень тоже фотограф. Он сказал, что на этой почве они и познакомились. Она позировала ему, но среди фотографий нет ни одной откровенной или хотя бы с намёком на интимную съёмку.
– Тяжело с этими подозреваемыми, да? – ухмыльнулся Арнольд. – И Пауль Дэвис, и Коннор Трэшер играют в молчанку. Спасибо адвокату Моралису. Этот тип умеет промывать мозги своим подзащитным.
– У нас снова нет прямых улик, Рид. По факту, у нас есть просто сталкер с кучей фоток, но у нас нет ни искомого оружия, ни хотя бы пуль пусть даже не интересующего нас калибра. Этот парень даже замеченным за преступностью в течение последних трёх лет не был.
– Рид, Пайк, – неожиданно и гулко произнёс наши фамилии знакомый мужской голос. Из-за сонливости я не заметила, как в наш общий кабинет, в котором с разной периодичностью заседало от одного до десяти человек, вошёл Кадмус Рот. Мы с Арнольдом одновременно повернули головы в направлении призывающего нас голоса. – Вы что же, не спали всю ночь?
Байрон продолжал сверлить меня пристальным взглядом.
– А отец твоего ребёнка не против того, что его сын общается с твоим нынешним мужчиной?
– Да нет, отец ребёнка… – я словно нечаянно уронила один эскиз и, нагнувшись под стол, договорила свою ложь не глядя в глаза наглеющего собеседника. – Отец ребёнка достойный мужчина, и мы расстались добрыми друзьями, так что мы дружим семьями…
– Выходит, у тебя сын, не дочь.
Что?!..
О!
Я РАССКАЗАЛА ЕМУ О ТОМ, ЧТО У МЕНЯ ИМЕННО СЫН?! В КАКОЙ МОМЕНТ?!
– А… Кхм… Ты почему вдруг решил купить дом в Роаре? – наконец закрыв папку с эскизами, я начала засовывать её в сумку, надеясь на то, что у меня получилось перевести тему в другое русло, при этом не растеряв естественную интонацию в голосе. – В конце концов, перед тобой открыто всё пространство США, так почему вдруг этот город?
Мы делились мечтами. Шесть лет назад. Очень много и очень откровенно. Я рассказывала ему о Роаре, о том, что мечтаю когда-нибудь вернуться в город своего детства, чтобы жить рядом с заливом, на лоне природы… Выслушав меня тогда, он пообещал мне, что однажды мы вместе будем жить в Роаре. И, надо же, он не солгал. Мы действительно теперь вместе живём в одном городе, вот только в разных его концах. Как же это было глупо – делиться с кем-то столь сокровенными мечтами, тайными мыслями, сотканными из тонкого кружева надежд и потаённых желаний!
– Просто выбирая город, в котором я хотел бы обосноваться в США, я вспомнил о твоих рассказах о местной природе и подумал – почему бы и нет? Тем более ты бы не была против, потому как ты бы не узнала о моём приезде. Ведь ты, насколько я помню, планировала на ближайшие пару десятилетий обустроиться в Нью-Йорке.
Я поджала губы от боли в районе грудной клетки. В голове кричали мысли: “Да, я могла бы сейчас быть в Нью-Йорке! Вполне могла бы позволить себе не знать о твоём приезде в мой город! Не торчала бы сейчас в этой клетке, в этом кабинете, в этой боли! Но ты меня обрюхатил, грёбаный… Грёбаный… Грёбаный!”.
– Знаешь, любовь зла, – поджав губы, следующие слова я произнесла глядя своему собеседнику прямо в глаза, ни разу не моргнув. – Незапланированная влюблённость, рождение незапланированного ребёнка, разрыв с вскружившим голову мужчиной, новая влюблённость. Время подкорректировало мои планы на жизнь, однако я не жалею о своём прошлом – я довольна каждым своим выбором. А ты?
– А я иногда жалею об определённых моментах своей прошлой жизни. Наверное, тебе повезло.
– Повезло мне, – уверенно отчеканила я и, наконец оторвав от собеседника взгляд, поднялась со своего кресла.
– Принцесса-Тесса, – совершенно неожиданно, задумчивым тоном произнёс Крайтон, и моё сердце, от внезапности перед услышанным, мгновенно рухнуло в пятки, по пути разделившись на две части. – Конкретно о том, что было между нами, я не жалею, – произнеся эти слова, он вдруг встал со своего кресла и, положив руки в карманы брюк, продолжил сверлить меня уже более серьёзным взглядом. – И ты не жалеешь. Ты сама только что сказала, что довольна каждым своим выбором.
– Никогда не называй меня больше так… – отчего-то вдруг осипшим голосом, спустя несколько секунд молчания, наконец отозвалась я, и через мгновение… Кто-то вновь попытался войти в кабинет, но вновь наткнулся на запертую дверь, однако на сей раз нежданный гость был более настойчив – он начал стучать в дверь костяшками пальцев. Ещё секунду назад мы были в миллиметре от разговора не о наших прошлых отношениях, но об их поломке, и вот мы снова оказались в сотнях миль от фатальной точки.
…Я ушла больше ничего не услышав и ничего не сказав, однако зная, что Байрон не успокоится до тех пор, пока не скажет и пока не услышит желаемое. Именно по этой причине он выбрал этот город. Поэтому я боялась. Не того, что рано или поздно скажу, потому как всё мной сказанное в будущем уже давно мной пережито в прошлом, а того, что скажет он. Ведь его слова я ещё не переживала. Чувствую, они всё же могут меня травмировать… Главное, чтобы только не убили. Главное, чтобы…
Глава 36.
Байрон Крайтон.
21 сентября.
Тереза врёт. По неизвестной мне причине я никак не могу разобраться, в чём конкретно заключается её ложь, и потому склоняюсь к выводу, что она смешала её с правдой, но пропорции выбрала неравномерные: правды в её словах было гораздо меньше, нежели лжи. Подобное человеческое поведение может проявляться только в одном случае: когда человек старается скрыть от посторонних глаз нечто важное. Тереза же изо всех сил старалась скрыть что-то от моих глаз. Ей настолько представлялось важным оставить в тени это подозрительное нечто, что ей было глубоко наплевать на то, что я подумаю о её якобы несостоявшейся личной жизни, в которой было всё от брака и ребёнка, до развода и новых отношений, но не было правды. Но что можно скрывать с такой самоотдачей, с таким абсолютно наплевательским отношением к тому, что о тебе подумают, ведь прибегая к крайней форме защиты ты выдаёшь нелицеприятную, неправдивую историю о своей личной жизни, лишь бы твой слушатель отвлёкся на это яркое, непрезентабельное пятно и не смотрел в ту сторону, которую ты заслоняешь всем своим естеством… Для меня это непонятно. В наших прошлых отношениях и их завершении не было ничего из того, что могло бы вынудить её на самооборону подобной силы. Или я ошибаюсь?..
Сидя в своём кабинете после ухода Терезы, всё ещё ощущая едва уловимый аромат её духов, я анализировал последние пять минут нашей встречи. Я спросил её: “Как считаешь, наша судьба – это последствия совокупности наших выборов?”, – и её напряг этот вопрос. Я спрашивал о нас, и она должна была это понимать, но, как я и ожидал, она решила прибегнуть к обобщению. “Я считаю, что человек пожинает плоды своих выборов”, – наконец ответила она, и от меня не укрылось её напряжение. “И как тебе твои плоды?.. Ты счастлива в браке?”. После озвучивания этого вопроса я стал одним сплошным зрением и слухом. Именно сейчас она должна была выдать с головой себя мне и она это сделала.
“– Нуу… – Она запнулась! – Я не то чтобы в браке… Мы с отцом моего ребёнка официально не расписаны… – Она опустила взгляд! Поспешно заставила себя вновь посмотреть мне в глаза, наверняка вспомнив о том, что я знаю о её особенности неумения лгать глядя в глаза собеседника. – Мы расстались и сейчас я в серьёзных отношениях, – чуть снова не опустила взгляд! – с другим мужчиной… Джей ладит с моим сыном, так что да, я счастлива…”.
Ложь. Это была самая неудачная попытка солгать мне из всех, что я когда-либо видел в своей жизни. Позавчера она при мне сказала Августе, отвечая на нелепое предложение той обратить её внимание на меня, что состоит в счастливом браке, а сегодня выясняется, что брака никакого и нет. И ещё она не заметила, как использовала слово “сын”. Значит, ребёнок всё же есть. Я почти наверняка уверен в этом. У неё мальчик.
“А отец твоего ребёнка не против, что его сын общается с твоим нынешним мужчиной?”
“Да нет, отец ребёнка… – она словно нечаянно уронила один эскиз на пол, что позволило ей нагнуться под стол и договорить свою откровенную ложь без надобности смотреть мне в глаза. Ловко. – Отец ребёнка достойный мужчина, и мы расстались добрыми друзьями, так что мы дружим семьями…”.
Значит, отец ребёнка подонок. Я так и думал.
“Выходит, у тебя сын, не дочь”.
Моё замечание о поле ребёнка неожиданно больше всех остальных моих слов ввело её в ступор. Я заметил это, как и то, что она хотя и хорошо, но недостаточно идеально, как для меня, попробовала перевести тему в иное русло. В этот раз я поддался её воле.
“А… Кхм… Ты почему вдруг решил купить дом в Роаре? В конце концов, перед тобой открыто всё пространство США, так почему вдруг этот город?”.
Мы оба знали причину, по которой я сейчас находился здесь. Таким образом она, напропалую выдавая мне в своих ответах чистую ложь, в этот момент ловко меняла нас местами, решив заставить начать лгать и меня. В итоге я решил поступить по её же примеру – перемешать правду с ложью.
“Просто выбирая город, в котором я хотел бы обосноваться в США, я вспомнил о твоих рассказах о местной природе и подумал – почему бы и нет? Тем более ты бы не была против, потому как ты бы не узнала о моём приезде. Ведь ты, насколько я помню, планировала на ближайшие пару десятилетий обустроиться в Нью-Йорке”.
Её задели мои слова. Но какие из? Скорее всего те, которые касались Нью-Йорка. Однако в её реакции определённо точно скрывалось нечто большее, нежели заурядные нереализованные амбиции. Я видел это! Видел, но не различал ничего, кроме общих черт… Это что-то не просто масштабное. Это нечто чрезвычайно серьёзное.
“Знаешь, любовь зла, – поджав губы, совершенно неожиданно выдала она, глядя мне прямо в глаза, что заставило всерьёз напрячься уже меня. – Незапланированная влюблённость, рождение незапланированного ребёнка, разрыв с вскружившим голову мужчиной, новая влюблённость. Время подкорректировало мои планы на жизнь, однако я не жалею о своём прошлом – я довольна каждым своим выбором. А ты?”.
Я не понял, как моментально разозлился. Вскруживший голову мужчина – так она обозначила того, кто был с ней после меня, от кого она решилась родить ребёнка. Никогда бы не подумал, что голова конкретно этой девушки может быть настолько глупа, ведь прежде я считал её крайне мудрой, но, очевидно, именно считая так я и допустил непростительную ошибку… Не было здесь мудрости. Здесь была чистая глупость. Вскруженная голова, случайная беременность, ребёнок – банально до состояния не просто разочарования, но неприязни. И тем не менее, у этой глупой головы такие красивые глаза…
“А я иногда жалею об определённых моментах своей прошлой жизни. Наверное, тебе повезло”, – только и смог в итоге выдавить из себя я.
“Повезло мне”, – не задумываясь согласилась она, после чего уверенно поднялась со своего кресла, но я не мог себе позволить так просто её отпустить. Я подобрался слишком близко.
“Принцесса-Тесса”, – сам не ожидая этого, я вслух произнёс тайный код, известный только нам двоим. Этот внезапный выпад прибавил сил моей уверенности продолжать. – “Конкретно о том, что было между нами, я не жалею”, – встав со своего кресла, я продолжил сверлить свою собеседницу уже более серьёзным взглядом. Кажется, меня начинало прорывать. Я чувствовал, что до срыва остаётся совсем чуть-чуть. – “И ты не жалеешь. Ты сама только что сказала, что довольна каждым своим выбором”.
– Никогда не называй меня больше так… – спустя несколько секунд наконец отозвалась принцесса-Тесса внезапно осипшим голосом.
Я думал, что всё произойдёт сейчас. Перед этим я считал, что нужно бы повременить хотя бы немного, но в эту секунду я понял, что тянуть больше не хочу: даже если сейчас всё сорвётся, это всё равно должно завершиться в ближайшее время. Но, словно по иронии, стоило мне только подумать о срыве, как он случился – кто-то желал попасть ко мне на приём и потому настойчиво стучал кулаком в дверь. Ещё секунду назад мы были в миллиметре от разговора не о наших прошлых отношениях, но об их поломке, и вот мы снова оказались в сотнях миль от фатальной точки. Меня едва не разорвало от желания поставить все точки над “i” именно в эти острые секунды, но внимание Терезы уже расфокусировалось, а стуки в дверь не прекращались…
Ричард был отличным служащим. Хотя он числился водителем, по факту он исполнял больше водительских обязанностей и, благодаря своей преданности, считался почти что членом нашей семьи, с которой он был связан задолго до моего рождения и даже до рождения Августы. Бо́льшую часть своей жизни он проработал на моего отца. Не могу вспомнить, чтобы я когда-либо злился на этого старика. Однако сегодня я именно злился. Потому как именно его вмешательство отобрало у меня момент, просроченность которого значилась почти шестью годами. Когда же я узнал о том, что Ричарда послала ко мне мать с вопросом неизвестного происхождения, я не стал его выслушивать и прогнал из кабинета, словно тот был не уважаемым стариком, а нашкодившим шестилетним мальчишкой. Его несвоевременное появление ввело меня в такой серьёзный душевный диссонанс, что в итоге я так и не попросил у него прощения за свою грубость ни спустя час, ни позже.
Значит, у Тессы есть мужчина. Джей. Интересно будет проверить, насколько он стрессоустойчив. Если только там есть что проверять. Если только этот мужчина реален.
Глава 37.
Пейтон Пайк.
08 октября. Утро.
Шёл двадцать восьмой час моего бодрствования.
Работая с материалами по Коннору Трэшеру мы с Арнольдом все вечер, ночь и утро после задержания действующего главного подозреваемого провели в участке, а с учётом того, что накануне я проснулась слишком рано, чтобы ещё раз потрепать дело Пауля Дэвиса, ещё сутки назад занимающего главную отрицательную роль в нашем спектакле, сейчас я уже начинала ощущать, что моя выдержка черпается из последних физических сил. Впрочем, последние десять часов у нас с Ридом получились впечатляюще плодотворными.
Бывший бойфренд Рины Шейн, Коннор Трэшер, с учётом найденной в его квартире фотографической картотеки, на данный момент подозревался даже серьёзнее, чем бывший бойфренд Терезы Холт, Пауль Дэвис, в стерильной квартире которого подобных художеств найдено не было. Однако меня откровенно не устраивала кандидатура Трэшера на роль искомого нами Стрелка.
– Он по возрасту не подходит, чтобы быть Больничным Стрелком, – неосознанно кусая нижнюю губу, задумчиво говорила я в самом начале бессонной ночи. – Его возраст не исключает возможности того, что он может быть убийцей Рины Шейн и/или Ванды Фокскасл, однако он автоматически исключает его, как Больничного Стрелка. Больничному Стрелку должно быть минимум около пятидесяти…
– Погоди. Все известные нам жертвы без исключения убиты огнестрельным попаданием в сердце, калибр один на всех, пуля предположительно выпущена из High Standard HDM, – вцепился в меня взглядом Рид. – Текущее дело без сомнений связано с Больничным Стрелком. Я в этом, как и ты, ни на секунду не сомневаюсь. Но что если дело Больничного Стрелка – это дело не одного человека?
– Я слушаю, – врезалась заинтересованным взглядом в напарника я.
– Что если Больничный – это один человек, а Стрелок – второй. Знаю, это двойное наименование, которым наделила преступника полиция, никак не связано с жизнеспособными фактами – я просто пытаюсь преподнести тебе такую теорию, – Арнольд дотронулся своего подбородка кулаком и продолжил задумчивым голосом. – Что если убийца Рины Шейн и Ванды Фокскасл подражал кому-то, кто более тридцати лет назад совершил тройное убийство? Роар город маленький и, к сожалению, подробности следствия тех лет едва ли не до мелочей освещены в местном обществе. Все в курсе того, как были убиты люди в больнице. Возможно, Коннор Трэшер решил воспользоваться похожим почерком, чтобы сбить следствие со следа: ему тридцать один год, он просто по возрасту не подходит на роль Больничного Стрелка, появившегося в Роаре тридцать два года назад. Может быть, он фанат того преступления или, допустим, последователь определённого антигероя. Может быть, по неизвестной причине, он подражает неизвестному злодею или напротив известному ему человеку, которому в своё время удалось уйти от наказания за страшные деяния? Может быть, Больничный Стрелок, к примеру, его отец?
– Ты гений, – ухмыльнулась я. – Порой мне кажется, будто в этом деле ты только ради меня стараешься искать следы там, где их на первый взгляд нет, но нет, ты на самом деле смотришь в одном направлении со мной по причине действительно схожего с моим взгляда. Твоя теория хороша. Давай проверим всё с самого начала. Как всегда начнём с семьи подозреваемого.
– Естественно я рою в этом направлении лишь потому, что сам хочу рыть именно в этом направлении, – ухмыльнулся Рид. – Но кто сказал, что это исключает моё желание делать это и ради тебя? Может быть, второе желание усиливает первое? Или первое усиливает второе.
– Так первое усиливает второе или второе первое? – заулыбалась я и, совершенно неожиданно ощутив отчётливое смущение, начала блуждать взглядом по своему рабочему столу, за которым сидела, чтобы не смотреть на стоящего передо мной Рида, заслоняющего собой единственный источник света в помещении – подвесной торшер у флипчарта с самодельной информационной картой по Коннору Трэшеру, в процессе создания которой мы всё ещё находились.
– Вот интересно, если я сейчас тебе скажу, что у тебя красивые глаза, ты засмущаешься ещё сильнее? – довольно заулыбался Рид.
– Размечтался, малолетка, – скрестила руки на груди я, с улыбкой на лице уверенно посмотрев своему собеседнику прямо в глаза.
– Мы с тобой практически ровесники. Разница меньше чем в шесть лет.
– Выходит, ты двадцатидевятилетний малолетка, – довольно ухмыльнулась я. – Ладно, давай займёмся делом. Кто-то дует в архив, а какой-то малолетний гений продолжает копаться в изъятых фотографиях Трэшера.
– Внешне мы всегда были ровесниками, а здесь вдруг выясняется, что по поведению ты меня лет на двадцать младше будешь. В архив мы пойдём вместе. То, что обронит один, всегда сможет подобрать второй.
К двум часам ночи мы нарыли неожиданно много информации по Трэшеру, чтобы в итоге засидеться с её завалами до глубокого утра. Изобилие информации было связано с тем, что этот парень дважды привлекался к ответственности, оба раза по обвинению в сексуальных домогательствах, но оба раза сумел избежать серьёзного наказания. В двух девушках, подавших, но вскоре отозвавших иски на К.Т. Трэшера, мы сразу же узнали двух особ, фотографии которых Трэшер тайно делал и хранил в своей впечатляющей своими размерами картотеке, найденной отдельно от внушительной коллекции фотографий Рины Шейн и трёх свежих фотографий Терезы Холт. Обе девушки, подавшие на него заявления в полицию, были живы. Была жива и Тереза Холт. Оба заявления о сексуальных домогательствах были зарегистрированы спустя год и два года после смерти Рины Шейн, то есть последние три года этот парень не высовывался. И все фотографии были старше трёх лет, за исключением трёх фотографий Терезы, сделанных в течение последних трёх недель. Ни одной фотографии Ванды Фокскасл в его коллекции не отыскалось, как не было в ней и фотографий первых жертв Больничного Стрелка. Теория о том, что он хранит в своих нездоровых архивах только снимки потенциальных жертв, а снимки уже убитых не хранит, опровергалась внушительной коллекцией снимков Рины Шейн.
Что касается биографии подозреваемого: рос без отца, из родственников только мать, последние десять лет пребывающая в местном престарелом доме, и тётка, проживающая в Австралии. Найдя номер телефона этой женщины в деле Трэшера трехлетней давности, Арнольд связался с ней, чему поспособствовала выгодная разница часовых поясов, но она ничего не смогла нам рассказать о своём единственным племяннике, так как последние двадцать лет она не общалась ни с ним, ни со своей старшей сестрой. Так что с этой стороны мы ничего не выяснили.
Около десяти часов утра, когда в отдел начали активно подтягиваться наши коллеги, я, просмотрев последнюю сотню снимков Рины Шейн из коллекции Трэшера и не обнаружив ни в одном из них ничего подозрительного, отложила очередную стопку фотографий в сторону и тяжело вздохнула:
– Рина Шейн была фотографом. Этот парень тоже фотограф. Он сказал, что на этой почве они и познакомились. Она позировала ему, но среди фотографий нет ни одной откровенной или хотя бы с намёком на интимную съёмку.
– Тяжело с этими подозреваемыми, да? – ухмыльнулся Арнольд. – И Пауль Дэвис, и Коннор Трэшер играют в молчанку. Спасибо адвокату Моралису. Этот тип умеет промывать мозги своим подзащитным.
– У нас снова нет прямых улик, Рид. По факту, у нас есть просто сталкер с кучей фоток, но у нас нет ни искомого оружия, ни хотя бы пуль пусть даже не интересующего нас калибра. Этот парень даже замеченным за преступностью в течение последних трёх лет не был.
– Рид, Пайк, – неожиданно и гулко произнёс наши фамилии знакомый мужской голос. Из-за сонливости я не заметила, как в наш общий кабинет, в котором с разной периодичностью заседало от одного до десяти человек, вошёл Кадмус Рот. Мы с Арнольдом одновременно повернули головы в направлении призывающего нас голоса. – Вы что же, не спали всю ночь?