Родная кровь
Часть 32 из 74 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Отвезя Берека в школу, я направилась в сторону пляжа, по пути набрав номер Пенелопы. Оказалось, что она знала эту весёлую историю с фотографией Лети и даже позволила Питеру сегодня утром взять одну фотокарточку, чтобы передать её Береку. Больше всех эта история смешила Одрика, который, по его словам, был не против такого зятя, как мой сын, что мне предельно льстило. Сразу после завершения этого звонка меня набрала Оливия и радостным тоном сообщила мне о том, что только что виделась в тренажёрном зале с Джеем, который, по её словам, интересовался у неё тем, какие парни мне нравятся. Сейчас она, собственно, и звонила мне для того, чтобы узнать ответ на этот вопрос, так как она любезно пообещала Джею “незаметно” разузнать у меня ответ на интересующий его вопрос, но слово “незаметно” никогда и никак не стыковалось с Оливией, и потому у неё всё, как всегда, получилось очень даже заметно. Я лишь посмеялась с подруги и положила трубку, сославшись на занятость, так и не ответив на её вопрос. Какие мужчины мне нравятся?.. С Паулем Дэвисом я была не из-за симпатии, и с тем парнем, укатившим в Эфиопию, я тоже была только ради секса… Получается, в моём небогатом послужном списке остаётся только Байрон Крайтон. Что ж, с болью во всех органах чувств я вынуждена признать, что на момент зачатия Берека этот парень мне действительно очень сильно нравился. Хотя слово “нравился” – это лёгкая форма того, как можно обозвать мои прошлые чувства по отношению к этому… Яблоку. Получается, что для того, чтобы узнать, какие мужчины мне нравятся, достаточно просто посмотреть на ребёнка, которого произвёл на свет мой организм. Брюнеты с зелёными глазами. Джей был голубоглазым блондином. Надеюсь, он не станет сравнивать свои внешние характеристики с характеристиками моего сына. Потому что на самом деле этот парень мне нравится. И дело не в цвете волос, глаз и размере его мускулов… Хотя, может быть, в последнем и заключается всё дело. Однако же этот парень просёк фишку – понял, что со мной лучше не торопиться, если не желаешь с треском провалиться под тонкий лёд сомнительных чувств. Он принял интересное решение: решил выждать. Вчера он мне так и не написал, и сегодня утром всё ещё молчал. Выходит, он не только красивый. Пожалуй, он ещё и умный. Подобное комбо в мужчине не может не нравиться даже самой взыскательной женщине. Хотя я предпочла бы уму мудрость. Зачем мне мужчина, знающий сколько будет сто семьдесят пять зажигалок умноженные на восемьсот пятнадцать спичек или обладающий знанием о том, что гипербола – это никакой не микроорганизм? Умные мальчики нравятся глупым девочкам, я же далеко не глупа. И потому пусть мой мужчина будет не умным, но мудрым, не многословным, а добрым.
***
– Слышал, Дебора с Говардом собираются возвращаться в Роар, – скрипучим голосом поприветствовал меня Гай Уэнрайт. Я уже второй день подряд приносила ему пирог от Астрид, так как сестра, из-за попавшего в больницу бармена, была по горло занята делами бара.
– Да, кажется мои родители всё-таки променяют Куает Вирлпул на этот город, – поджала губы я, передавая пакет с пирогом в руки отца своей старшей сестры.
Пять дней назад, после разговора с мамой на вечеринке в честь Томми, я почти была уверена в том, что мои родители откажутся от идеи с переездом, но мысль быть поближе к внукам их не оставляла, а два дня назад Грир вдруг выяснил, что тот самый дом, в котором прошло наше детство, уже полгода как выставлен на продажу. Правда без капитального ремонта там не обойтись, но ведь это тот самый дом, как выразился Грир, сияющими глазами глядя на меня через экран моего мини-макбука.
– Правда, если они в итоге и согласятся, придётся заморочиться с ремонтом, так что в самом лучшем случае они смогут позволить себе переселиться в Роар перед Рождеством, никак не раньше.
– Ну не знаю… Куает Вирлпул кажется мне тихим местечком, в котором в самый раз встречать тихую старость.
– Тогда почему Вы здесь? – криво улыбнулась я, наблюдая за тем, как шестидесятидвухлетний старик, который мог бы выглядеть значительно моложе, если бы последние лет двадцать своей жизни не злоупотреблял алкоголем, начал почёсывать за ухом своего пса Беби, представляющего собой странную помесь корги с овчаркой.
– Ну, знаешь, где колёса у моего ржавого корыта спустило, там я и остановился.
– А я думала, что вы здесь из-за Астрид, – едва уловимо ухмыльнулась я.
– Да ну! Нужен я Астрид, как дырявая калоша в дождливый день. Эту девочку воспитывал твой отец, это ему она может быть благодарной…
– Вы ведь знаете, что Астрид и вас тоже любит.
Мужчина нахмурился, не желая поднимать на меня глаз. Естественно он знал. И естественно он здесь был из-за Астрид. Одиночество – бич для человеческой души, особенно если душа эта быстро состарилась. Гай Уэнрайт, был ли он пьян или трезв, неизменно представал перед людьми тем самым человеком, который за панцирем грубости пытается скрывать свою мягкую натуру, но в большинстве случаев у него это плохо удаётся.
– И всё равно, будь я на месте твоих родителей, я бы остался в Куает Вирлпул. Там хотя бы тихо.
– В Роаре тоже тихо, – продолжала ухмыляться я.
– Как же тихо! А как же тот факт, что в этом самом городе пристрелили ту смуглянку, твою подружку? Такую молодую и так безжалостно пулей прямо в сердце. А ещё та стрельба в больнице. Все помнят только убитых, но ведь был ещё ребёнок. Куда он девался?
Моя ухмылка померкла в своём зародыше.
– Может быть, это был не один и тот же человек. В конце концов, тех троих убили больше тридцати лет назад, а с Риной всё произошло пять лет назад. И потом этот подонок больше не объявлялся.
– Кто знает, – сдвинул брови Уэнрайт и, сделав глубокий вдох, словно оттолкнув себя от неприятных мыслей, резко сменил тему. – Спасибо за пироги, Тереза. Повезло моей дочке с братцем и сестрой. Ты ведь знаешь, что ты всегда мне нравилась. У тебя доброе сердце. И обязательно передавай привет Гриру. Надо же, он у вас и в бизнесе преуспел, и ребёнка третьего заделал.
– Вы бы позаботились о себе, – повела плечами я, словно желая сбросить с них вес болезненных воспоминаний. – В этом году обещают аномально холодную зиму.
– Спасибо за предупреждение, уж как-нибудь выживу. Ты лучше береги себя, а не обо мне думай.
Этот человек всегда так поступал: стоило проявить к нему нечто из разряда заботы или внимания, даже не откровенной доброты, и он моментально упирался взглядом в пол, а словами в стены, как будто чувствовал себя недостойным тёплого отношения или дружелюбных чувств со стороны кого бы то ни было, за исключением своего пса, разумеется. Я с его реакцией на доброту никогда не была согласна. Алкоголизм – это страшная болезнь. Больные же люди у меня не вызывают презрения, как это бывает у некоторых озлобленных на себя и мир личностей. И потому, сколько себя помню, к Гаю Уэнрайту я всегда испытывала лишь чувство жалости. Поэтому в этот раз помимо пирога я доложила ему в пакет ещё и фруктов. Этому старику стоит лучше питаться. В конце концов, скоро закончатся последние тёплые дни сентября, после которых, как всегда неожиданно, словно подкравшись из-за угла, грянут пронзающим до самых костей холодом первые дни октября.
***
К дому Крайтона я подъехала ровно без пятнадцати десять. Я была здесь только позавчера, но мне казалось, будто с тех пор миновала пусть и маленькая, но полноценная вечность. Байрон словно нарочно растягивал наши встречи и назначал их, я уверена в этом, специально максимально неожиданно, из-за чего в последние дни я чувствовала себя словно на иголках. Для меня было бы гораздо проще уладить все основные вопросы за одну встречу, в течение одного-единственного трудового дня, но такая схема не проходила даже с самыми сговорчивыми заказчиками, а Байрон, несмотря на свои положительные кивки и хмыканья, явно не обещал быть сговорчивым.
Припарковавшись позади чёрного BMW, облокотившись о кузов которого стоял и курил уже известный мне водитель, однажды помогший мне с заглохшим мотором на этом самом месте, я вышла из машины.
– Тереза, – широко заулыбался пожилой мужчина, ещё ровнее выпрямив свою и без того статную осанку, и я вдруг поняла, что забыла его имя. – Как Ваш мотор? Свозили беднягу на диагностику?
– Если честно – нет, – поджав губы, заулыбалась я, тщетно пытаясь вспомнить имя собеседника. Впрочем, я была не против задержаться минут на пять, так как, к моему запоздалому открытию, я приехала на пять минут раньше назначенного мне времени. – У меня очень плотный график, никак не успеваю позаботиться о здоровье своего автомобиля.
– Это зря… Меня Ричард зовут, если Вы забыли.
– Если честно – забыла, – немного смущённо заулыбалась в ответ на его улыбку и проницательность я.
– Это ничего. Молодые люди сейчас не помнят имён. Ведь знакомых всегда легко проверить в социальных сетях.
– Меня нет в социальных сетях.
– А зря. В них сейчас целый мир.
– Так Вы осуждаете или поддерживаете социальные сети? – не переставала отвечать улыбкой на улыбку я.
– И то, и другое… По крайней мере считаю, что лучше уж быть зависимым от современных технологий, чем, к примеру, от курения.
– Интересное предположение. Никогда не взвешивала эти две зависимости на весах.
– А я взвешивал, – бросив недокуренный окурок себе под ноги и раздавив его краем носка начищенных до блеска ботинок, Ричард тяжело вздохнул, пока я хаотично размышляла о том, что, возможно, это не очень правильно – сорить окурками на подъездной дорожке семьи, на которую ты работаешь. Хотя, быть может, у них здесь имеются и персональные уборщики территории? – Так значит, Вы и есть та самая Тереза Холт.
– В смысле, “та самая”? – по моей коже бесконтрольно пробежались мурашки от внезапной мысли о том, что я могу быть неоднозначно известной личностью в узком кругу Крайтонов и обслуживающего их семью персонала.
– Та самая девушка, которая будет заниматься дизайном одновременно двух домов, – разъяснил собеседник, и я сразу же с облегчением выдохнула. Значит, ничего сомнительного он не имел ввиду. – Интересно, что у Вас из этого получится. Если честно, я ни на мгновение не сомневаюсь, что Вы совершите чудо и переделаете здесь всё наилучшим образом. Было бы очень интересно посмотреть, что же Вы в итоге сделаете внутри этих домов, – сняв со своего широкого носа увесистые очки в черепаховой оправе, Ричард хотел их протереть, но не обнаружил платка в своём кармане, по-видимому забыв о том, что одолжил его кому-то нуждающемуся, и, глухо вздохнув, начал вытирать стёкла краем своего идеально выглаженного пиджака.
– Подождите, у меня есть одноразовые салфетки, – потянулась к своей сумочке я, но мужчина меня остановил.
– Не стоит. Всё в порядке.
– Но это ведь очки. От них зависит чистота вашего зрения.
– О-о-о, не переживайте, мисс Холт, прошу Вас. У меня замечательное зрение! В свои семьдесят четыре я могу без зазрения совести похвастаться перед Вами тем, что моё зрение будет получше, чем у некоторых двадцатилетних юнцов.
– Никогда бы не подумала, что Вам семьдесят четыре.
– В таком случае позвольте узнать, сколько бы Вы вменили мне лет?
– Семьдесят.
– Хах! Не очень-то много Вы мне срезали.
– Предпочитаю говорить правду, – улыбнулась я. – Но если у Вас хорошее зрение, зачем, в таком случае, Вы носите очки?
– Потому что я, в отличие от Вас, люблю приукрашать некоторые моменты жизни. Но ведь приукрашение всё равно что ложь, согласитесь. Просто её красивая разновидность. Псевдоочки же я ношу потому, что в них кажусь себе более солидным. В этом веке осталось так мало солидных мужчин, что хочется хоть как-то поддержать их ослабшую репутацию своими стараниями, – заулыбался мужчина, и на его столь необычное замечание я не смогла не ответить улыбкой.
– Раз Вы здесь, полагаю мистер Крайтон тоже дома, – бросила взгляд в сторону дома я.
– Я ведь Вам уже говорил, что я не являюсь водителем мистера Крайтона. Мистер Крайтон предпочитает водить свой автомобиль самостоятельно. Я же водитель миссис Крайтон. Если бы не милость этой доброй женщины, я бы, честное слово, уже давно был бы безработным и скучающим стариком на пенсии.
Точно, я вспомнила, он и вправду говорил. Именно слова этого человека о том, что он работает на миссис Крайтон, укрепили меня в вере в то, что Августа является женой Байрона. Но говоря о миссис Крайтон Ричард имел ввиду вовсе не Августу, а мать Байрона. И, судя по тому, каким тоном он говорил о своей нанимательнице и какие слова подбирал для описания её персоны, он её как минимум превозносил, как максимум уважал. Он ведь действительно назвал Лурдес Крайтон доброй женщиной? Мы ведь об одной и той же личности сейчас ведём речь?..
– И всё же интересно было бы посмотреть, что у Вас могло бы получиться с этими домами, – перебил мои сомнения водитель.
– Посмотрите, Ричард. Думаю, ещё пара месяцев, и Вы не узнаете дома мистера Крайтона. Обещаю Вам, – уже начав продвигаться в сторону главного дома, произнесла я, тем самым подводя заключительную черту под этим диалогом.
– Успехов Вам, мисс Холт, – добродушно улыбнулся старик. – Вы везучая, раз уж Вам досталось сразу два хороших проекта. Значит вам может повезти и в третий раз.
– И Вам хорошего дня, Ричард, – уже не смотря на своего собеседника и не оборачиваясь, я пропустила мимо ушей его последние слова, иначе бы уточнила, что именно он имел в виду под третьим разом – успешное закрытие этих проектов? Было бы неплохо…
Приближаясь к дому я думала только об одном: если водитель Лурдес сейчас здесь, значит и сама Лурдес тоже сейчас здесь. Встретимся ли мы? Вернее, захочет ли она этой встречи?
Уже почти взойдя на крыльцо, я вдруг подняла голову вверх, из-за неожиданного ощущения на себе постороннего взгляда. И моё шестое чувство меня не подвело – за мной наблюдала Лурдес Крайтон. Она смотрела на меня неопределённым взглядом из-за приоткрытой занавески окна второго этажа, но стоило мне поднять голову, как в следующую секунду она задернула занавеску. Навряд ли эта женщина захочет видеться со мной сегодня и вообще когда бы то ни было. Кто бы на её месте захотел? Соплячка, жалко ревущая посреди февральских сугробов из-за расставания с её сыном – вот кем она меня запомнила и кем я навсегда останусь в её глазах. Брошенкой её сына, второсортной, неинтересной, посредственной девчонкой, которую её неблагоразумный сын спустя пять лет забытья вдруг вспомнил и захотел то ли повторно объездить, то ли окончательно стереть в порошок. Что она могла испытывать ко мне кроме жалости, подобной той, которую я испытывала этим утром по отношению к Гаю Уэнрайту? Ничего. Но я уже давно и железобетонно не была жалкой. Я возмужала в своей боли. И потому, на что бы ни рассчитывал её сын, что бы она сама ни испытывала глядя на меня – мне наплевать. Я не из их мира, а они не из моего. Уже только это можно считать великим счастьем.
***
Прошло два часа с момента, как я вошла в кабинет Байрона, дверь которого он, идя за мной, закрыл на замок – я услышала отчётливый щелчок. Очевидно, он не хотел, чтобы нас прерывали, и не ошибся, перестраховав своё желание закрытой на замок дверью, так как по завершению первого часа наших обсуждений кто-то попытался повернуть дверную ручку, но, потерпев фиаско, беззвучно удалился, то ли решив, что Байрона в кабинете нет, то ли поняв, что он есть и лучше заглянуть к нему позже.
Как бы стыдно мне ни было в этом признаваться, но я увлеклась процессом. Правдивее будет даже сказать, что у Байрона с лёгкостью получилось меня увлечь, что я для себя оцениваю как ещё более постыдный факт. Всё началось с обсуждения искусственного освещения комнат и закончилось уточнениями по цветовым гаммам. Во время обсуждения цветовых гамм я не выдержала возросшего к этому моменту эмоционального напряжения, в результате чего с моих губ всё же сорвалась улыбка, когда Байрон назвал цвета прошлых лет трендом текущего времени, а уже к концу объяснений его неправоты я, вскинув руки и откровенно смеясь над неуверенными доводами, и шаткими знаниями своего оппонента, уже не объясняла, а доказывала ему, что его знания из этой области сами родом из прошлого века. Не знаю, как так получилось, но наше общение, которое до сих пор являлось для меня самой настоящей пыткой, к концу второго часа беспрерывного диалога вдруг стало увлекательным. Я именно увлеклась, не заметила, что мой собеседник специально меня увлекает, что он втягивает меня в топкое болото интереса к проекту, от которого я с самого начала решила держаться подальше. Очнулась же я только в конце этой странной встречи, когда уже паковала в папку свои эскизы, беспорядочно разбросанные по рабочему столу Крайтона. Встреча была завершена, меньше чем через минуту я должна была встать и уйти из этого дома, как вдруг Байрон, наблюдая за мной пристальным взглядом, что я пойму гораздо позже, внезапно спросил:
– Как считаешь, наша судьба – это последствия совокупности наших выборов?
Я замерла с эскизами в руках, но лишь на секунду – в следующую секунду, встретившись взглядом с собеседником, я продолжила упаковывать наброски, не замечая того, что углы некоторых из них начали неаккуратно загибаться. Я не понимала, что именно он только что у меня спросил. Он спрашивал о нас конкретно или в принципе о людях? Что именно он подразумевал под своим вопросом: именно нашу судьбу, то есть судьбу наших отношений, или судьбу абстрактно человеческую? Я решила остановиться на втором варианте, так как именно с ним я могла избежать неловкой ситуации или попытаться избежать сокрушительного артобстрела.
– Я считаю, что человек пожинает плоды своих выборов.
– И как тебе твои плоды?
– Что ты имеешь ввиду? – едва уловимо прищурилась я. Мне достаточно быстро начинало это не нравиться.
– Ты счастлива в браке?
– Нуу… – я пыталась понять суть этого разговора и успеть вовремя сориентироваться в правильном направлении. Ведь его тон явно подсказывал мне о том, что он догадывается о моей лжи относительно существования моего фантомного брака. Если он не забыл моих слабостей, тогда он знает, что я не умею лгать – отвожу взгляд при малейшей попытке родить из своего рта ложь. Значит, мне нужно ответить так, чтобы мои слова были максимально близки к правде. – Я не то чтобы в браке… Мы с отцом моего ребёнка официально не расписаны… – Блин! Я опустила взгляд! Заново! Смотреть только в глаза! – Мы расстались и сейчас я в серьёзных отношениях, – чуть снова не опустила взгляд! – с другим мужчиной… Джей ладит с моим сыном, так что да, я счастлива…