Родитель «дубль три»

– Здесь Петр Васильевич, тащ генерал. Вы можете сказать: что происходит? Группа формируется, или мы в бирюльки играем?

– Не знаю, где Иван Иванович?

– Здесь, рядом, но сказать ничего не может, язык прикусил. Я тут вам телеграмму отправил, приняли?

– Принял, но не подпишу, по этапу пойдешь, пацан.

– По фене ботаешь, тезка? Ты мое личное дело читал? Видел штампик в уголке? В пяти минутах от меня есть другое ВЧ. Играем? Знаешь, чем для тебя это закончится?

– Пойми, дурачок, ГПУ не рекомендовало исполнять приказ наркомфлота.

– У тебя есть эта телеграмма?

– Есть.

– Береги, как зеницу ока. Это твой шанс остаться живым. Понял, тезка? Подписывай, или я лечу в Москву по линии НКВД.

– Да и хрен с тобой, лети. Доказывай, что ты не верблюд. А меня избавь от этого. Держи!

Ивану Ивановичу Петр запихал портянку в рот и запер в комнате отдыха. Бегом к Петровичу. Тот был на месте. Сводку он слышал и готовил машину к вылету. «Мудрый змей» давно понял, что они здесь надолго или навсегда, поэтому заранее разжился «кобрячьими» перегонными подвесными. Благодаря этим бакам «Кобра» имела дальность 4000 километров. Дополнительный электробензонасос перекачивал топливо в расходник.

– А сам-то как?

– Так это тебя, Петруша, сюда ссылали, а я – в командировке. Вот тут черкани, с машиной я договорился. Взлетай, не поднимая хвоста, по рулежке, на взлетке – кочки великоваты. Где Иваныч-то, провожать не придет, что ли?

– Не придет, пока портянку изо рта не выплюнет.

– Понял. То есть действуем по-быстрому и по-фронтовому.

– От винта!

– Есть от винта.



Загудел на прогреве двигатель, но прогреваться будем на ходу, поэтому колодки вон, отрулили на самый край стоянок, развернулись, пошли на взлет. 1600 метров едва хватило, чтобы оторваться с таким перегрузом. Высоту пока не набираем, идем над деревьями и пользуемся складками местности. Радиолокационных станций тут только одна, в Ольге. Есть еще в «Ракушке», вот от нее и прячемся. Через 13 минут полета полезли вверх на экономическую высоту 6000 метров. Здесь все летают немного другим маршрутом и иным курсом. Отсюда до японской границы 215 километров. Но нам сейчас свои опаснее, чем чужие. У японцев здесь нет техники, способной нас достать по высоте. Их «зеро» и И-97 выше 5000 не летают. Свои малость опаснее, но и они толком не дотянутся. «Миги» сейчас все на западе, эти два фронта снабжаются по остаточному принципу. А точкой приземления я, с Петром, выбрал аэродром Новосибирского завода № 153, который упомянут в приказах наркомфлота, который выпускает ГГ-3с. Еще есть Чита, там базируется авиация Забайкальского фронта. Там немного будет сложнее, но не хуже, чем на фронте. Пересекли японскую границу. Внизу облачность, озера Ханка не видно. Свои перехватить не сумели, да и не пытались, просто не заметили. Японцев пока не видно. Где-то далеко внизу, примерно таким же курсом, ползет транспортник. И больше никого. Внизу – Саньцзян, провинция государства Маньчжоу-Го. Путевая скорость получается 480 километров в час. Здесь облачности почти нет, но внизу только маленькие поля и деревушки, и людям нет никакого дела до «крестика» где-то высоко в небе. Здесь идет другая война, партизанская.

К концу третьего часа полета подошли к госгранице СССР. Петр предварительно набрал высоту 10 000 метров, приглушил двигатель и на малых оборотах пересек линию госграницы между Зарголом и Бурой. Снизился до высоты 6000 метров и пошел дальше вглубь территории. Радиосвязь здесь отсутствовала начисто. Внизу сопки, пасется скот на еще зеленой травке, мирная идиллия в воюющей стране. У Слюдянки чуть довернул вправо, чтобы обойти Читу. Три часа сорок пять минут полета, пройдено 1800 километров. У Читы дважды сработал автоответчик. В Светлом шли полеты, звено СБ прошло встречным курсом, помахали друг другу крылышками. Прошел долину реки Чита и довернул на северо-восточный мыс Хобой острова Ольхон. Плохо, что автопилота нет! Петру сейчас тяжеловато, я ему напомнил о свертке, который ему сунул в кабину заботливый Петрович. Там оказалась копченая изюбрятина, бутерброды с икрой и кетой, хлеб и фляжка, полная молока. Затем перенастроились на новый привод: Томск. Маленький самолетик продолжал наматывать на винт километры. Хмурые мысли немного отошли в сторону. Здесь уже совсем другая ситуация, вряд ли нас здесь будут встречать с цветами и караваем, но то, что нас здесь совсем не ожидают, это точно. Слишком далеко это от Ивана Ивановича Арсентьева и Петра Николаевича Лемешко, под крылом – Иркутская область, на внутренние баки еще не переходили, и ветерок помогает. Пересекли Транссибирскую магистраль, теперь она справа. Тут так почти никто не летает, все идут точно над ней. Так безопаснее и есть места, где можно сесть. Но у нас другая задача: как можно дальше оторваться от места ссылки. Пройдено 3085 километров, перешли на внутренние танки, но подвесные не сбрасываем, ибо взять их будет негде. Еще раз перенастраиваем привод, теперь это уже сам Новосибирск, до которого осталось чуть больше 800 километров. Через сорок минут пересекли Енисей, пришлось чуть убавить скорость, пустые подвесные баки немного вибрировали. Наконец, Верхний Пашенский пруд, вираж, щитки, и восемь часов двенадцать минут полета закончились. На связь он так и не выходил, разрешения на посадку не получал. Уже темнело, поэтому все свалил на это обстоятельство. Аэродром – полувоенный, здесь хозяйничают вместе авиапром и военприемка. Ночью здесь не летают. Стоянку ему определили самую дальнюю. Руководителю полетов показал телеграмму Лемешко, передал талоны на топливо и присадку. Тот поворчал, мол, носятся тут всякие, дал талон на койко-место и на обслуживание. Быстренько поужинав в столовой, которая готовилась закрыться, Петр пошел к самолету, требовалось незамедлительно его заправить и пополнить масло в турбине нагнетателя. Это самое сложное, здесь его могло и не оказаться. Застегнулся на полную, чтобы не светить петлицы, ибо технари с ходу обратили внимание на звезды и кресты на борту. Заранее положил летную книжку в карман.

– Вот это да, товарищ гвардии майор. А что ж об этом-то не пишут?

– Воздушная разведка, незачем о нас писать, какой же я разведчик буду, если обо мне и моем полку каждая собака будет знать. Масло Shell-90 есть, у меня двигатель высотный?

– Найдем, товарищ майор.

– Вон там – фляжка, половина – твоя.

– Вот что значит – фронтовики! Спасибо, товарищ гвардии майор.

Видя, что механик вполне профессионально и быстро работает, Петр расписался за получение топлива, присадки и двух сортов масла и пошел в гостиницу переменного состава. Он тогда не знал, что в ста метрах от него находился Гудков, который прилетел в Новосибирск воевать с Лавочкиным, который пытался доказать, что его Ла-5 превосходит ГГ-3с. В отличие от ГГ, у которого сохранился овальный фюзеляж, Лавочкин закрыл его фальшбортом, а когда начали перегреваться верхние задние цилиндры, то подвел воздухозаборник сверху. Действительно выиграл 5 километров в час максимальной скорости, но за счет этого температура в кабине поднималась до 50 градусов. Однако он имел связи в наркомате много более мощные, чем Гудков, и решительно продавливал решение на замену ГГ-3С на «более быстрый» Ла-5. Пока ему удалось добиться только опытного производства на 153-м заводе. Но вода и камень точит.

Петру было не до этого. Его цель – Ростов-на-Дону, поэтому с раннего утра, еще до смены дежурного по аэродрому, он пришел на СКП и доложил о готовности вылететь по своему маршруту.

– Давай-давай, у меня через двадцать минут начало испытательных полетов, шуруй, добро.

Оторвавшись от земли, Петр ощутил просто ликование! До места – 3090 километров, на 800 меньше, чем он преодолел вчера. Полет штатно записан в план и получен временный позывной. Настроился на Омск и ушел на шесть километров вверх. В 11.05 «Москвы» знакомые кочки Ростов-Центрального, здесь все свои. Так что мгновенно дали машину до штаба направления. А дальше: стоп! Пропуска нет, его за это время сто раз сменили, со страшным трудом пробился к начальнику разведотдела генералу Бекетову.

– Так, не понял, ты же в Америке?

– В какой Америке?

– Сказали, что направлен туда руководить перегоном по ленд-лизу. Мол, генерала получил.

– Капитана я получил, вот запись об этом. 31-й полк так мне и не передали, а сюда я просто сбежал из Молдовановки, после того, как услышал, что Джанкой взяли.

– Так ты ничего не знаешь?

– Откуда?

– Тебя вызвали в Москву, после этого сюда приехал армейский комиссар первого ранга Мехлис. И сразу в Крым, с проверкой твоей дивизии, и у тебя такого наковыряли! Дескать, большая часть комиссаров – самовыдвиженцы, поставленные на должность тобой, что анархия, пьянство, дебоширят летчики, честных советских людей могилы рыть заставляют. А вместо тебя и Звягина прислали Антощенко и Мережко, те, действительно, за воротник залить горазды были. 402-й полк было приказано из Крыма вывести, как неблагонадежный, тринадцатому в очередной раз сменили командование, а твои – ребята дружные, они этих варягов придавливали, и сильно. И тут началось: вначале заболело сразу шесть человек, чума, представляешь! Полк на карантин, и в этот момент немцы захватывают узел связи в Каранкуте и наносят массированный удар по 13-му полку и Фрайдорфу, где американцы расположились. Одновременно высаживают десант с воздуха в Армянске и в одну ночь берут Перекоп.

– А кто узел связи захватил?


– Абверкоманда «800».

– Где полк?

– Я же тебе сказал: все разбомбили.

– Люди, люди где?

– Не знаю, тут не до этого было. Вот что, Семена Михайловича понижают, командующим Южным фронтом хотят назначить. Так что ты вовремя, пошли со мной.



Через несколько минут Петр был уже в кабинете Буденного, тот его выслушал, посмотрел на приказы Кузнецова.

– Мне тоже указы показывали, что ты – дважды Герой и генерал-майор авиации ВМФ. И о твоей просьбе направить тебя на самый трудный участок перегона самолетов из Америки. Писал?

– Нет.

– Понятно. Аркадий Иванович, покличь Петра Ивановича, самое его дело. – А сам снял ВЧ и через несколько секунд сказал: – Коба, есть новости, я вылетаю к тебе… Да. По Крыму и по всему направлению… Нашелся комдив тринадцатой гвардейской, ни в какой Америке он не был, сидел практически под арестом на Дальнем Востоке. Сбежал оттуда… Да, все доказательства есть… Все недостающие доказательства есть, Коба. Да, захвачу с собой… Есть.

Из Ростова вылетали целой кавалькадой: шесть Си-47, причем большая часть из них была набита «волкодавами» из особых отделов двух фронтов. Возглавлял это воинство генерал-майор Ивашутин. Одеты были все не в «парадку», а по-боевому. Эскадрилья «кобр», одна из которых несла «вещественное» доказательство под крыльями. Петр подвесил обычные подвесные баки, которые можно было сбросить в любой момент. Плохо, что ведомого нет, от предложенного на «кобре» он отказался. Не хотелось никому спину показывать. Вот и нарезает круги по маршруту, не совпадающему с основным прикрытием маршала. «Волкодавы» усаживались в машины и взлетали в стороне от двух «штабных» машин. По плану перелета эти машины сядут первыми. И до высадки этих людей прикрытие будет находиться в воздухе и контролировать всю ситуацию на земле. Несколько немецких переделок висели на спинах особистов, так что наведение с земли будет. На этот раз у Петра полный боекомплект, а не тридцать выстрелов в одной пушке, как при вылете из Молдовановки. Все остальное пришлось снять, и они едут сюда с Петровичем. Если едут, конечно. Пожелаем ему удачи.

Все, Москва-Центральный. План посадки не меняется. Все проходит штатно. Петр садился последним, когда в воздухе не осталось ни одной машины. Чтобы в хвост не зашли. Срезал круг, сел и побежал к месту, которое ему определили еще в Ростове. Возле каждого человека на взлетном поле находились люди Ивашутина. А в штабе направления – «течь»! Петра попытались арестовать. Из цехов первого завода вышла группа людей и направилась в сторону его самолета. Их захват прошел практически мгновенно!

– Лежать! Контрразведка!

– Военная прокуратура! Вы не имеете права!

Возле головы пытающегося «качнуть права» взметнулись трава и песок от хлестких выстрелов из нагана.

– Молчи, дурашка, иначе на допрос не попадешь. Тебе русским языком сказали: контрразведка.

Ремешок опоясал горло, руки завернуты под самые лопатки, кляп и повязка на глаза. Два дюжих «силовика» рывком переводят задержанных в вертикальное положение, третий, со стороны спины, рукояткой пистолета и его стволом помогает переставлять ноги и выдерживать общее направление движения. Всех грузят в несколько разных машин. Подъезжают еще несколько серых бронированных автомобилей. Чувствуется напряжение у всех. Кто приехал на правительственных машинах – неизвестно. Но оттуда вышло по одному человеку, которые распахнули задние двери. Из небольшого здания на поле вышли Буденный, Мехлис, Бекетов, Ивашутин и еще несколько человек. Буденный рукой показал Петру на одну из машин. «Студебеккеры» и два М-3 выстроились колонной и двинулись куда-то на юг, не к Кремлю. Пересекли Москва-реку, едем куда-то на юго-запад, справа какой-то парк, я этот район Москвы знаю плохо, еще раз повернули, теперь на юг. Переезд, это Белорусская ветка. Насколько я понимаю – это Дорогомилово, пригород Москвы, слева небольшая высотка, по-моему, Поклонная гора, сплошной лес или парк. Угу, ограда появилась и дорога вдоль нее. Пошли по кругу, у КПП бронетранспортеры пошли чуть дальше и встали, а серые машины повернули к открытым воротам. Куда-то приехали. Один из «волкодавов» вышел из машины, но дверцу прикрыл, второй сидит рядом, за спиной – рация, гарнитура странная: однобокая, и ларингофоны. В левой руке кнопка приема-передачи. Он кому-то ответил: «Есть!»

– Маузер давайте и выходите, вас зовут.

Петр щелкнул крышкой, расставаться с оружием не слишком хотелось, но место – явно непростое. Вылез, поправил китель, фуражку и застегнул кобур-маузер. Подошел к Буденному, отдал честь.

– Пошли, приехали.



Ухоженная лесная дорожка, обсыпанная красным, плотно укатанным песком, привела к небольшой усадьбе. Все присели в беседке перед домом, вовнутрь зашли только Буденный и Мехлис. Бекетов что-то чиркал в блокноте, Ивашутина не было, он остался со своими людьми и, наверное, «колол прокурорских». Появился минут через пятнадцать и передал какие-то бумаги в дом. Сел рядом с Петром, вытащил дорогие «Герцеговина Флор» и закурил, предложив папиросу и Петру.

– Не дрейфь, все нормально и четко по легенде. Блин, че щаз будет! – и он довольно потянулся.

Дом был странный. Главный фасад входа не имел. Он был сбоку. Сейчас туда подъехала машина, хлопнули двери, и она уехала. Кто это был? А кто его знает. Стекла сделаны так, что снаружи ничего не видно. Даже водителя. Подъехала еще одна машина, кто-то из нее вышел, и она уехала. Петр задремал, день был насыщенным и долгим: между Москвой и Новосибирском – четыре часа разницы. Так что сутки у него были на четыре часа длиннее обычных. Впрочем, теперь дремали все. Напряжение спало, операция близилась к завершению. Происходящее внутри этого странного дома их касалось только поскольку-постольку. Петра легонько толкнули в бок, он открыл глаза. К беседке шло три маршала, генеральный комиссар и Сталин. Все встали и приложили руки к головным уборам, отдавая воинское приветствие высшему командованию страны. Семен Михайлович представил всех Сталину. Тот поздоровался со всеми участниками операции, поздравил с успешным ее завершением. О каком «успехе» он говорит? Что он несет? Откуда такое шапкозакидательство? Меня просто трясло, и у Петра желваки ходили, и кулаки сжались так, что вены вздулись. Всё, все свободны. Петр, так и не сказав ни одного слова, что было на него совсем не похоже, двинулся в сторону ворот. Видимо, как и его мать, потерял последнюю веру в «руководство», и решил действовать самостоятельно.

– Генерал, останьтесь.

Генералы повернулись к руководству, так и не поняв, кого из них зовут, а капитан даже не повернул головы. Он-то свободен!

– Петр Василич, тебя!

Он повернулся и недоуменно посмотрел на Сталина.

– Да-да, генерал, вас! Не привыкли к званию?

– Я его не получал, товарищ Сталин.

– Все правильно, его присваивают после представления Верховному Главнокомандующему. Пройдемте. – Сталин показал рукой на боковой вход.

Вместе с ними пошел и Буденный. Подписывал представление он. Его креатура. Удобно обставленный кабинет, практически чистый стол. Сталин открыл верхний ящик стола и вынул оттуда личное дело.

– Как удалось так быстро добраться до Ростова, и почему именно туда, а не в Москву?

– Мой механик добыл в Соколовке перегоночные подвесные баки от «Аэрокобры» на 660 литров и с разбитой «Кобры» снял перекачивающий электронасос. Снял три пушки из четырех и загрузил только тридцать выстрелов. Этого хватило, чтобы перелететь в Новосибирск, там дозаправиться и сесть в Ростове.

– Четыре тыщи семьсот километров? Что-то слабо верится!

– Три тысячи восемьсот, товарищ Сталин, я летел по ДБК, дуге большого круга, и навстречу вращения Земли, так что пролетел я всего около трех – двух тысяч восемьсот километров. Вращение земли добавляло мне примерно сто километров в час к физической скорости самолета. С такими огромными танками он еле летит. Так что это возможно только при перелете с востока на запад. В обратном направлении такой «фокус» не пройдет.

– То есть вы пересекли Маньчжурию?

– Да.