Робинзон из-под моста
Часть 5 из 16 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
С чувством сожаления мне пришлось уйти. По дороге я пару раз оборачивался и любовался изящной фигурой девушки. Она повизгивала и приплясывала от мыла, попадающего в ранки. Такого выброса гормонов у меня не было давно. Я даже размечтался, что смогу овладеть ею, если проявлю настойчивость.
Чайник уже отключился. Я вылил кипяток в стиральную машинку и прикрыл ее крышкой, чтобы быстро не остыла вода. Девушка не заставила себя долго ждать. Вприпрыжку, стуча зубами, она забежала в мой домик. Моя майка сидела на ней очень хорошо, даже лучше, чем на мне. Видимо оттого, что почти не прикрывала ничего ниже пояса.
— Вот черт, вода у тебя ледяная.
Она самостоятельно откинула крышку с машинки.
— Можно бросать? — Спросила она.
— Да.
Девушка сбросила всю свою одежду, помещающуюся в одном кулаке, в машинку. Я повернул рукоятку и стирка началась. Девушка села на матрац рядом со мной. От нее пахнуло мылом и шампунем, но я воспринял этот запах за аромат сексуальности. Если бы не прикрытый синяком глаз девушки, охлаждающий мой юношеский пыл, то я готов был попытаться проявить открыто свои чувства.
— Как твое имя, правдолюб?
— То… — В горле немного пересохло. Я сглотнул. — Толик.
— Танюха. — Девушка протянула руку. — Очень приятно, Толик.
— Мне тоже, Танюха! Прости, неловко как-то, я лучше буду звать тебя Татьяной.
— Хорошо. — Татьяна переменила позу, и я нечаянно увидел то, что не должен.
В лицо ударила краска. Татьяна заметила это, и мне стало еще неудобнее. Впору, хоть из дома выбегай. Еще и воздуха перестало хватать.
— Может, чайку предложишь? Я совсем окоченела у тебя под душем. Как ты пользуешься им, морж?
Довольный тем, что появилась возможность избежать неловкого момента, я подпрыгнул с матраца.
— Привык уже.
Оказалось, что у меня только одна кружка. Мне и не надо было больше. Константин пил из миски или из луж. Гостей мы не ждали в обозримом будущем. Пока я суетился со столовыми приборами, закипел чайник.
— Тебе с молоком? — Спросил я.
— Ого, у тебя что, и холодильник есть? — Удивилась Татьяна.
— Не совсем холодильник, так, коробка со льдом. Иногда разгружаю рефрижераторы, оттуда набираю куски льда. На неделю хватает продукты сохранить. Тебе какой чай? — Я вытянул вперед два пакетика. — Простой или с бергамотом?
— Черт, не люблю выбирать. Давай любой.
Я выбрал простой. Сильно пахнущий чай я предпочитал с утра. Мне казалось, что цитрусовый запах бодрит.
— Сахара сколько?
— Две ложечки. А печенюхи есть какие-нибудь?
— Блин, нету. Я их не очень люблю, и Константин тоже. Может, сгущенку?
— Прости за наглость, но я не откажусь.
Татьяна поднялась с матраца. Я не удержался, чтобы не проследить ее движение. Моя майка не была создана для того, чтобы прикрывать женские прелести, и они выглядывали во всей своей природной красоте. Девушка присела на единственный табурет за моим шатким столиком. Она взялась за кружку обеими руками, как будто хотела их согреть. Поднесла кружку к лицу и глянула на меня одним глазом.
— Кутузов. — Не удержался я от сравнения.
— Подлец и грубиян. — Ответила Татьяна, но совсем без злости в голосе. — У тебя нет чего-нибудь от синяков?
— Нету, я только подорожником лечусь. Если порезался или палец прибил, только им и спасаюсь. А если вдруг простыну, то завариваю в чай и пью. Гадость, но мне, кажется, помогает.
— Все ясно, в город придется ехать с бланшем. У тебя зеркало есть?
У меня был кусок зеркала, в которое я брился, только оно находилось в душе. Я подскочил и быстренько сбегал за ним.
— Смотреться в разбитое зеркало плохая примета. — Сказала Татьяна, увидев его кусок в моих руках.
— Я не верю в приметы.
Тем не менее, девушка взяла его и посмотрелась. Ее лицо скривила мина отвращения и злости. На секунду Татьяна превратилась в настоящую ведьму, от которой пробежали мурашки по коже. Я предусмотрительно протянул руку за зеркалом. Я почувствовал, что она сможет запулить его в сердцах. Поиски нового куска, а тем более покупка нового зеркала, не входили в мои ближайшие планы. Мне захотелось успокоить девушку, но это значило сказать ей неправду, а я не мог это сделать. Комплекс стоял на страже всего, что я произносил. Единственное, что я смог вымолвить успокаивающего:
— Не расстраивайся так, через три недели и следа не останется.
— Что? Сколько? — Татьяна подскочила, чуть не опрокинув мой столик и горячий чай.
— Три недели. Я часто получал в глаз в школе, так что имею представление.
— Твою мать! У меня сессия через неделю, через две отец обещал приехать, деньжат подкинуть. Как я с такой харей в люди-то выйду? Что отцу скажу? Красотка, блин! — Татьяна машинально отхлебнула чай. — Родители думают, что я почти замужем за этим падлой Витей. А тут от ворот поворот.
— Твой синяк я бы назвал: «Прощай, наша встреча была ошибкой, Виктор».
— По-твоему, это смешно?
— На самом деле да, смешно. Жизнь научила меня пропускать обидное мимо. Если на все реагировать, то проще намылить веревочку и вздернуться.
— Не поверишь, пока я летела вниз, по кустам, у меня появилась такая мысль. Что я себе запланировала на ближайшее время, все рухнуло в один момент. Я слишком много поставила на этого Витю, а он, сука, понял это. Глядишь, мириться приедет, как ни чем не бывало.
Татьяна смотрела сквозь маленькое окошко. Мыслями она была далеко отсюда. Я представил, что творится у нее в душе и не хотел оказаться на ее месте. Вот уже два счастливых месяца, как я живу в свое удовольствие. Бытовые проблемы для меня были приятными хлопотами. Главное, что я никому не портил жизнь, и никто не портил ее мне в ответ. Глядя на расцарапанное, украшенное синяком лицо девушки, я понял, что счастлив и самодостаточно полноценен в том социальном «гнезде», которое я сам себе свил.
— Примешь его извинения?
Мой вопрос вернул Татьяну в настоящее. Она вздрогнула и посмотрела мне в глаза.
— Не поверишь, но я сейчас пыталась посчитать, сколько стою. Хватит у меня духу отказаться от его подарков, или прогнуться снова? Что скажешь?
— В принципе, согласиться можно. Как я убедился, ты крепкая девушка и сможешь выдержать еще несколько ударов… судьбы… в глаз.
— Вот ты гуманоид! — Татьяна стукнула кружкой по столу и выплеснула из нее чай. — Я ведь серьезно спрашиваю.
— А я совершенно серьезно тебе ответил. Если ты считаешь, что тебя можно лупить за подарки, то так и поступи. Никто кроме тебя не знает твоей цены. Я вот, когда тебя увидел после падения…
— Все, хватит! Я помню, что ты сказал. Будем считать, что ты меня отговорил прощать подонка Витюню.
— Я не собирался влезать в отношения между вами, я просто…
— Всё, я сказала! Замяли эту тему! Сегодня же вечером перееду с квартиры, чтобы он не знал, где я живу.
— Я думаю, Виктор еще не знает, жива ли ты вообще.
— А что, может быть, пошантажировать его этим?
— Это статья, могут посадить.
— Фу, какой ты нудный. Нудный правдолюб.
— Не собирался строить из себя принца на белом коне. Мое гостеприимство продлится столько, сколько хватит терпения выдерживать гостя.
— Уже прогоняешь? Я еще не обсохла как следует.
Татьяна приподняла майку, чтобы показать на ней мокрые пятна, не просохшие под ее грудями. Груди ее при этом показались наружу. Сделала она это намеренно и профессионально, зная, что подобная демонстрация своих достоинств вызывает в юношах смятение чувств. Щеки у меня загорелись, а в глазах, наверное, заполыхал огонь. Девушка опустила майку, поняв, что добилась своего. Гормоны снова сделали меня гостеприимным хозяином, но я не стал от этого меньшим правдолюбом.
— Демонстрация сисек — это плюс тридцать минут к моей лояльности.
— Эй-эй, вот это хамство. В твоей лачуге это стоит полгода на полном пансионе. — Девушка произнесла это насмешливо. — В таком случае, секс — это ночевка?
— Я не знаю, смогу ли я воспользоваться такой платой.
— Что, у тебя проблемы с этим? Такой молодой и уже беспомощный?
— Нет, просто твой фингал, он отвлекает. Я не смогу не смотреть на него.
— Вот зараза. — Татьяна рефлекторно притронулась к синяку. — Ладно, я просто спросила. И не мечтай, Робинзон из-под моста, на легкую доступность такой Пятницы, как я. Скажи лучше, у тебя деньги на такси есть?
— Есть. — Сказал я простодушно, но иначе не мог.
— Дай тысячу, потом верну.
Что-то мне подсказывало, что заработанная своим горбом тысяча уйдет навсегда. Я полез в заначку, Таня отвернулась, понимая всю интимность процесса.
— Держи. — Я протянул ей тысячную купюру, пропахшую рыбой.
— Ой, а что она так воняет? — Татьяна скривила губы. — Где их хранили до этого?
— Деньги не пахнут. Вообще-то, стоит сказать спасибо.
— Спасибо.
— Это я рефрижераторы с селедкой разгружал.
— Может быть, у тебя еще и очки темные найдутся? Не хочу семафорить фингалом.
Чайник уже отключился. Я вылил кипяток в стиральную машинку и прикрыл ее крышкой, чтобы быстро не остыла вода. Девушка не заставила себя долго ждать. Вприпрыжку, стуча зубами, она забежала в мой домик. Моя майка сидела на ней очень хорошо, даже лучше, чем на мне. Видимо оттого, что почти не прикрывала ничего ниже пояса.
— Вот черт, вода у тебя ледяная.
Она самостоятельно откинула крышку с машинки.
— Можно бросать? — Спросила она.
— Да.
Девушка сбросила всю свою одежду, помещающуюся в одном кулаке, в машинку. Я повернул рукоятку и стирка началась. Девушка села на матрац рядом со мной. От нее пахнуло мылом и шампунем, но я воспринял этот запах за аромат сексуальности. Если бы не прикрытый синяком глаз девушки, охлаждающий мой юношеский пыл, то я готов был попытаться проявить открыто свои чувства.
— Как твое имя, правдолюб?
— То… — В горле немного пересохло. Я сглотнул. — Толик.
— Танюха. — Девушка протянула руку. — Очень приятно, Толик.
— Мне тоже, Танюха! Прости, неловко как-то, я лучше буду звать тебя Татьяной.
— Хорошо. — Татьяна переменила позу, и я нечаянно увидел то, что не должен.
В лицо ударила краска. Татьяна заметила это, и мне стало еще неудобнее. Впору, хоть из дома выбегай. Еще и воздуха перестало хватать.
— Может, чайку предложишь? Я совсем окоченела у тебя под душем. Как ты пользуешься им, морж?
Довольный тем, что появилась возможность избежать неловкого момента, я подпрыгнул с матраца.
— Привык уже.
Оказалось, что у меня только одна кружка. Мне и не надо было больше. Константин пил из миски или из луж. Гостей мы не ждали в обозримом будущем. Пока я суетился со столовыми приборами, закипел чайник.
— Тебе с молоком? — Спросил я.
— Ого, у тебя что, и холодильник есть? — Удивилась Татьяна.
— Не совсем холодильник, так, коробка со льдом. Иногда разгружаю рефрижераторы, оттуда набираю куски льда. На неделю хватает продукты сохранить. Тебе какой чай? — Я вытянул вперед два пакетика. — Простой или с бергамотом?
— Черт, не люблю выбирать. Давай любой.
Я выбрал простой. Сильно пахнущий чай я предпочитал с утра. Мне казалось, что цитрусовый запах бодрит.
— Сахара сколько?
— Две ложечки. А печенюхи есть какие-нибудь?
— Блин, нету. Я их не очень люблю, и Константин тоже. Может, сгущенку?
— Прости за наглость, но я не откажусь.
Татьяна поднялась с матраца. Я не удержался, чтобы не проследить ее движение. Моя майка не была создана для того, чтобы прикрывать женские прелести, и они выглядывали во всей своей природной красоте. Девушка присела на единственный табурет за моим шатким столиком. Она взялась за кружку обеими руками, как будто хотела их согреть. Поднесла кружку к лицу и глянула на меня одним глазом.
— Кутузов. — Не удержался я от сравнения.
— Подлец и грубиян. — Ответила Татьяна, но совсем без злости в голосе. — У тебя нет чего-нибудь от синяков?
— Нету, я только подорожником лечусь. Если порезался или палец прибил, только им и спасаюсь. А если вдруг простыну, то завариваю в чай и пью. Гадость, но мне, кажется, помогает.
— Все ясно, в город придется ехать с бланшем. У тебя зеркало есть?
У меня был кусок зеркала, в которое я брился, только оно находилось в душе. Я подскочил и быстренько сбегал за ним.
— Смотреться в разбитое зеркало плохая примета. — Сказала Татьяна, увидев его кусок в моих руках.
— Я не верю в приметы.
Тем не менее, девушка взяла его и посмотрелась. Ее лицо скривила мина отвращения и злости. На секунду Татьяна превратилась в настоящую ведьму, от которой пробежали мурашки по коже. Я предусмотрительно протянул руку за зеркалом. Я почувствовал, что она сможет запулить его в сердцах. Поиски нового куска, а тем более покупка нового зеркала, не входили в мои ближайшие планы. Мне захотелось успокоить девушку, но это значило сказать ей неправду, а я не мог это сделать. Комплекс стоял на страже всего, что я произносил. Единственное, что я смог вымолвить успокаивающего:
— Не расстраивайся так, через три недели и следа не останется.
— Что? Сколько? — Татьяна подскочила, чуть не опрокинув мой столик и горячий чай.
— Три недели. Я часто получал в глаз в школе, так что имею представление.
— Твою мать! У меня сессия через неделю, через две отец обещал приехать, деньжат подкинуть. Как я с такой харей в люди-то выйду? Что отцу скажу? Красотка, блин! — Татьяна машинально отхлебнула чай. — Родители думают, что я почти замужем за этим падлой Витей. А тут от ворот поворот.
— Твой синяк я бы назвал: «Прощай, наша встреча была ошибкой, Виктор».
— По-твоему, это смешно?
— На самом деле да, смешно. Жизнь научила меня пропускать обидное мимо. Если на все реагировать, то проще намылить веревочку и вздернуться.
— Не поверишь, пока я летела вниз, по кустам, у меня появилась такая мысль. Что я себе запланировала на ближайшее время, все рухнуло в один момент. Я слишком много поставила на этого Витю, а он, сука, понял это. Глядишь, мириться приедет, как ни чем не бывало.
Татьяна смотрела сквозь маленькое окошко. Мыслями она была далеко отсюда. Я представил, что творится у нее в душе и не хотел оказаться на ее месте. Вот уже два счастливых месяца, как я живу в свое удовольствие. Бытовые проблемы для меня были приятными хлопотами. Главное, что я никому не портил жизнь, и никто не портил ее мне в ответ. Глядя на расцарапанное, украшенное синяком лицо девушки, я понял, что счастлив и самодостаточно полноценен в том социальном «гнезде», которое я сам себе свил.
— Примешь его извинения?
Мой вопрос вернул Татьяну в настоящее. Она вздрогнула и посмотрела мне в глаза.
— Не поверишь, но я сейчас пыталась посчитать, сколько стою. Хватит у меня духу отказаться от его подарков, или прогнуться снова? Что скажешь?
— В принципе, согласиться можно. Как я убедился, ты крепкая девушка и сможешь выдержать еще несколько ударов… судьбы… в глаз.
— Вот ты гуманоид! — Татьяна стукнула кружкой по столу и выплеснула из нее чай. — Я ведь серьезно спрашиваю.
— А я совершенно серьезно тебе ответил. Если ты считаешь, что тебя можно лупить за подарки, то так и поступи. Никто кроме тебя не знает твоей цены. Я вот, когда тебя увидел после падения…
— Все, хватит! Я помню, что ты сказал. Будем считать, что ты меня отговорил прощать подонка Витюню.
— Я не собирался влезать в отношения между вами, я просто…
— Всё, я сказала! Замяли эту тему! Сегодня же вечером перееду с квартиры, чтобы он не знал, где я живу.
— Я думаю, Виктор еще не знает, жива ли ты вообще.
— А что, может быть, пошантажировать его этим?
— Это статья, могут посадить.
— Фу, какой ты нудный. Нудный правдолюб.
— Не собирался строить из себя принца на белом коне. Мое гостеприимство продлится столько, сколько хватит терпения выдерживать гостя.
— Уже прогоняешь? Я еще не обсохла как следует.
Татьяна приподняла майку, чтобы показать на ней мокрые пятна, не просохшие под ее грудями. Груди ее при этом показались наружу. Сделала она это намеренно и профессионально, зная, что подобная демонстрация своих достоинств вызывает в юношах смятение чувств. Щеки у меня загорелись, а в глазах, наверное, заполыхал огонь. Девушка опустила майку, поняв, что добилась своего. Гормоны снова сделали меня гостеприимным хозяином, но я не стал от этого меньшим правдолюбом.
— Демонстрация сисек — это плюс тридцать минут к моей лояльности.
— Эй-эй, вот это хамство. В твоей лачуге это стоит полгода на полном пансионе. — Девушка произнесла это насмешливо. — В таком случае, секс — это ночевка?
— Я не знаю, смогу ли я воспользоваться такой платой.
— Что, у тебя проблемы с этим? Такой молодой и уже беспомощный?
— Нет, просто твой фингал, он отвлекает. Я не смогу не смотреть на него.
— Вот зараза. — Татьяна рефлекторно притронулась к синяку. — Ладно, я просто спросила. И не мечтай, Робинзон из-под моста, на легкую доступность такой Пятницы, как я. Скажи лучше, у тебя деньги на такси есть?
— Есть. — Сказал я простодушно, но иначе не мог.
— Дай тысячу, потом верну.
Что-то мне подсказывало, что заработанная своим горбом тысяча уйдет навсегда. Я полез в заначку, Таня отвернулась, понимая всю интимность процесса.
— Держи. — Я протянул ей тысячную купюру, пропахшую рыбой.
— Ой, а что она так воняет? — Татьяна скривила губы. — Где их хранили до этого?
— Деньги не пахнут. Вообще-то, стоит сказать спасибо.
— Спасибо.
— Это я рефрижераторы с селедкой разгружал.
— Может быть, у тебя еще и очки темные найдутся? Не хочу семафорить фингалом.