Робинзон из-под моста
Часть 3 из 16 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Надо знать, перед кем лучше промолчать.
— И кто это был? — Я понял, что это государственный человек, но ранг его не смог оценить.
— Зам мэра, Кругликов. — Мужчина вытер с бледного лба пот. — Я закрываюсь из-за тебя, понимаешь? Я сюда вложил столько денег, и все они кредитные. Теперь я должен банкам. Они отберут у меня всё!
Нельзя всё воспринимать так близко к сердцу. Автобус по имени «Смерть» показался на дороге и моргнул дальним светом Сергею.
— Простите. Это моя вина, и я всем сердцем желаю, чтобы у Вас все образумилось.
Сергей открыл дверь островка и молча дождался, когда я уйду. Он не попрощался, и я понимал его. Сейчас ему многократно хуже, чем мне. Что теперь станет с его позитивным отношением к миру?
В «Креарках» я продержался два месяца с небольшим. Деньги, заработанные там, были для меня большими деньжищами. Пока я жил в общаге, и изредка ходил на занятия, теша себя мыслью о том, чтобы снять жилье. Деньги я не держал наличными. Открыл себе депозит в банке и положил их на карточку. Мое правдолюбие могло сыграть злую шутку, если бы я проговорился, что у меня хранятся деньги. Общежитие — проходной двор. В нем ничего нельзя спрятать. Особенно, если об этом все знают.
Мое положение в колледже заметно ухудшалось с каждым днем. Преподаватели один за одним ополчались на меня, и дули в уши начальству колледжа всякие гадости про меня. Едва перезимовав, я понял, что могу не окончить первый курс. Мне намеренно ставили низкие оценки, припомнили все мои пропуски. Устройся я на работу, меня бы тут же отчислили. Постепенно во мне выкристаллизовалось понимание, что после отчисления я ничего не теряю, кроме общежития. Армия мне не грозила. Психиатры постарались. Я даже почувствовал облегчение от мысли, что покину это заведение, от которого у меня останутся только плохие воспоминания. Было беспокойство по поводу своего будущего, но пока я видел его в положительном свете.
В апреле меня вызвали к директору колледжа. Естественно, не просто так. Мне высказали коллективное мнение, которое я и так знал, но вместо отчисления предложили альтернативу. Я должен был положить в карман директору денег, не ходить на занятия, а он мне за это обещал диплом. Пожалуй, директор был последним человеком в колледже, который не проверил работу моего синдрома на себе. Я рассказал ему, что думал о взяточничестве в учебном заведении.
— Вон! Вон из колледжа! — Кричал он мне вслед.
У меня был выбор: вернуться к отцу или попытаться пристроиться в городе в который раз. В первом случае мне грозило медленное угасание в деревне, возможно алкоголизм на пару с родителем. Во втором был небольшой шанс перебиваться с одной работы на другую до тех пор, пока весь город не узнает обо мне.
Ночевать в апреле под открытым небом холодно. Сначала я ночевал на железнодорожном вокзале, пока не привлек внимание полиции. Потом переночевал на автовокзале. Потом нашел старую пятиэтажку с открытым чердаком и ночевал там, пока туда не пришли наркоманы, устроившие вертеп. Деньги на еду заканчивались, хотелось нормальной кровати, помыться и просто почувствовать себя человеком.
Жизнь меня вынудила снова искать работу. С утра до вечера я обивал пороги различных контор, пока не устроился кладовщиком в пивной склад. Самым младшим кладовщиком, у которого есть только тележка и двенадцать часов на то, чтобы катать ее, груженую штабелями пива. К чести руководства, они разрешили мне ночевать прямо на складе, в каморке кладовщиков. Первое время начальник склада, Ануш, делала вид, что разговаривает со мной по утрам, а на самом деле вынюхивала запах перегара. Когда я догадался, я ей прямо сказал, что абсолютно индифферентен к пиву.
— Это что, типа аллергия? — Не поняла она значения слова.
— Нет, это означает безразличие.
— Да. — С сомнением посмотрела она на меня. — Быть у родника и не напиться?
— Именно так.
Ко мне относились, как к ишаку, запряженному в повозку. Никто путем не общался, только окрикивали: «Толик, кати телегу сюда! Толик, отвези туда! Толик, разгрузи Газель!». Между мной и коллективом возник такой же уровень общения, как между ишаком и его хозяином. Хозяин был собирательным образом всего коллектива. Меня держали за идиота, и через месяц перестали стесняться устраивать при мне темные делишки. Я делал вид, что не замечаю, как Ануш и пара приближенных к ней помощников устраивают какие-то махинации. Мне часто приходилось грузить пиво в машину, где водителем был родственник Ануш, чернявый джентльмен, жутко коверкающий русские слова, и я подозревал, что это каким-то образом списанный товар.
С другой стороны, мне не было до этого никакого дела, пока меня об этом не спрашивали. Однажды мне посчастливилось оказаться в ненужное время в ненужном месте. Ануш и ее помощники на специальном аппарате прикручивали новые пробки к пустым пластиковым бутылкам. Это происходило в машине у родственника Ануш. Мне сразу же открылся механизм махинаций. Пустая тара с новыми пробками выдавалась за поврежденную во время перевозок, а новая, с такими же этикетками, грузилась в машину родственника начальника склада. Этот родственник, видимо, и доставлял пустые бутылки. Ануш прогнала меня тогда, а в конце смены подошла ко мне.
— Ты же никому не скажешь, что видел?
— Не скажу, если не спросят. — Ответил я честно.
— Эй, балбес, тебе молчать надо. Я же знаю, что тебе пойти некуда, поэтому ты будешь молчать.
— Ануш, знаете, я бы сам хотел этого не меньше Вашего, но я не могу промолчать, когда меня спрашивают. У меня психическое расстройство, которое я назвал «синдромом правдолюба».
— Я попрошу начальство поднять тебе зарплату.
— Не поможет. Деньгами это не лечится.
— Брось, деньгами все лечится. Ты пойми, Анатолий, мы же не воруем, мы просто обмениваем пустую тару на полную.
— Да, я понял все. Быть у родника и не напиться, по-Вашему.
На следующий день я узнал, что уволен. Ануш списала на меня часть украденного пива, и меня выпихнули на улицу без зарплаты, до которой оставалось пару дней. У меня не осталось денежного запаса нигде, ни на карточке, ни наличностью.
Вот так, с мятым «стольником» в кармане, я снова оказался на улице. Весь день я бесцельно блуждал по городу. Время клонилось к вечеру. Размягченный солнцем асфальт отдавал набранный за день жар. Меня занесло во дворы старых двухэтажных «сталинок» на самой окраине города. Мимо, чуть не задев бортом, во дворы пролетел грузовичок, обдав меня облаком солярного дыма. На душе было такое жуткое уныние, что я пожалел, что грузовик не ударил меня. Нет, умереть я еще не торопился, но отлежаться в больнице месяцок был не против. Я мечтал о регулярном питании и ничего не делании. На мысли о еде отреагировал желудок. Было время ужина, а я еще и не завтракал.
Рука нащупала мятую купюру в кармане. Здесь недалеко была «избушка-кормушка», известная своим недорогим фастфудом. Ноги сами понесли меня в ее направлении. Пара беляшей могли бы вернуть меня к более позитивному настрою. Я прибавил шаг в предвкушении горячего теста с корочкой и сочного мяса. Когда я проходил мимо арки двухэтажного дома, из нее выскочил тот самый грузовичок. Заметавшийся перед машиной бродячий пес чуть не угодил ему под колеса. Водитель и не думал притормаживать перед собакой. Инстинкт самосохранения уберег незадачливого пса, сумевшего сообразить прижаться к дороге. Машина пронеслась над собакой. Пес вскочил и гавкнул ей вслед, оскорбившись на такое невежливое отношение к своей собачьей персоне.
Потом пес заметил меня и замер, разглядывая. Мне было интересно наблюдать, как собака пристально рассматривала меня, создавая обо мне мнение в своей собачьей голове. Пес завилял хвостом и, не сводя с меня карих глаз, стал осторожно приближаться.
— Здорово! — Поприветствовал я его.
Пес остановился, сел на задние лапы и замел хвостом по асфальту. В далеких предках у него были немецкие овчарки и терьеры. На длинном прямом носу собаки торчали прядки редкой шерсти, делающие ее мордаху забавной. Как рыбак рыбака, так и два одиночества видят друг друга издалека. Я сразу понял, что животное ищет, к кому бы пристать, чтобы получить хоть какую-нибудь защиту и комфорт. Я понимал его полностью, из-за чего почувствовал симпатию к шелудивому псу с добрыми глазами. Вылитый я в собачьем образе.
— Ну, хорошо, пошли со мной. — Пес сразу понял, о чем речь. Поднялся на лапы и подошел ко мне ближе. — Идем, угощу тебя.
Наша странная парочка направила стопы к культурному предприятию общепита. Возле ларька было неубрано. Жирные бумажные упаковки валялись прямо на земле. У самого ларька, перед маленьким окошком выдачи стоял опустившийся мужчина неопределенного возраста с хриплым голосом.
— Наташк, ну дай мне хот-дог. Со вчера не жрал ничего.
Наташка, мадам примерно тридцати пяти лет, с полной румяной физиономией высунулась в окошко, которое было ей мало.
— Нет, я тебе сказала. Ты мне за прошлый раз не отдал деньги. На выпить у тебя всегда есть, а на закуску жмешься. Уходи, не задерживай людей!
Мужик обернулся. Сизое небритое лицо мутным взглядом окинуло меня и моего спутника. Что-то прошлепав губами, мужик пнул пяткой стенку ларька и, поправив спрятанную в рукаве бутылку, шаркая ногами, пошел прочь.
— Чего вам? — Спросила румяная Наташка, когда мы подошли ближе.
— Нам два беляша. Один разогрейте, а второй не надо. Мой товарищ не любит горячее.
Наташка посмотрела на пса и тот согласно кивнул. Продавщица прыснула и ушла готовить. В ожидании заказа собака принялась обнюхивать валяющиеся на земле бумажки.
— Держи! — Из окна показалась рука Наташки с беляшом, прикрытым квадратным куском оберточной бумаги. — Это товарищу.
— Спасибо. — Поблагодарил я ее, и взял большой холодный беляш. — На, ешь, Константин.
Сам не знаю, но мне захотелось назвать пса человеческим именем. Константин резко схватил беляш, попытался съесть его одним махом, но сообразил, что это у него не получится. Пес прижался мордой к земле, придавил беляш лапой и оторвал от него половину, которую, перекинув пару раз с одной стороны челюсти на другую, проглотил.
— Эй, балбес, так пища хорошо не усвоится, жевать надо тщательнее. — Пожурил я собаку.
Наташка снова фыркнула. Она выглянула из окошка и внимательно посмотрела на меня, совсем как пес после того, как его чуть не сбил грузовичок.
— Бедолажничаешь? — Спросила она меня с интонацией, как будто ответ знала заранее.
— Да. — Ответил я правдиво, но как-то простовато. — Есть немного.
— Жить есть где?
— По правде говоря, нет. Сегодня выгнали. — Признался я.
— Слушай, паренек, я сейчас одна живу, мужика выгнала, дочка в деревне у бабушки, поживи у меня. Я тебя раскормлю немного, приголублю.
На меня словно ушат холодной воды вылили. Предложение было настолько неожиданным, что я разволновался.
— А…, э…, извините, но вы уже старая для меня и толстая. Боюсь, у нас не получится, в смысле … приголубить.
Лицо Наташки сразу изменилось из доброжелательного в непроницаемое, и исчезло в недрах ларька. Она открыла фритюрницу, масло громко зашумело. Я решил, что горячего беляша мне уже не видать. Пес переминался с ноги на ногу. Его глаза блестели сытым масляным блеском. Я начал ему завидовать. Из окошка показалась рука с горячим беляшом.
— Спасибо! — Я вложил в слово благодарности все свои положительные эмоции.
Одной рукой я взял беляш, а второй достал мятую сотку.
— Денег не надо. — Холодно сказала Наташка.
Я не мог не отдать денег. Еда стоила как раз сотню рублей. Положив деньги в окошко, я и мой спутник спешно направились прочь. Мне было стыдно перед женщиной, что я ей так ответил. Мне она не сделала ничего плохого, и даже после оскорбительной правды проявила благородство. Не будь у меня этого комплекса, я бы согласился пожить у нее. Хотя, не будь у меня этого комплекса, я бы не попадал во все эти дурацкие ситуации.
— Куда пойдем? — Спросил я нового спутника, откусывая обжигающую и очень вкусную плоть беляша.
Он не ответил мне. Пес бегал вокруг меня кругами, обнюхивая все подряд. Мысли о голоде в его собачьей голове теперь сменились другими. Наверняка искал метки, оставленные подругами. Незаметно мы вышли из города, и подошли к автомобильному мосту. Под скатами, поросшими молодой кленовой порослью пряталось русло реки, лет двадцать как высохшее. Только весной оно наполнялось журчащим потоком, иссякающим к началу лета. Тем не менее влаги, оставленной им, хватало на то, чтобы растительность по берегам русла буйно разрослась.
— Слушай, а это отличное местечко для нас.
Я разгреб заросли и сделал шаг сквозь них. Первозданная дикость и изоляция от общества импонировала мне. Местечко действительно казалось уютным, и я представил себя троллем, живущим под мостом. Когда-то здесь уже жили. Старая лежанка из досок под основанием моста говорила об этом. Рядом с ней валялись несколько пустых пластиковых бутылок из-под пива и воды, и немного стеклянной тары из-под дешевой водки. Константину место тоже приглянулось. Он пометил все, к чему можно было приложиться пузом.
Так в один день я обрел нового товарища, спокойно относящегося ко всему, что я о нем думал вслух, и дом, или правильнее — летнюю резиденцию. В двух шагах от резиденции находилась территория складов, построенных еще в советское время. К ним вела ветка железной дороги, и там всегда была нужда в грузчиках. Я вдруг ощутил себя счастливым. У меня появились деньги. Они доставались тяжелым трудом, но меня это не тревожило, потому что для меня важнее было ни с кем не разговаривать, чтобы невзначай не обидеть человека или не нарваться на неприятности. Здесь всем на меня было наплевать. Заработал — получи. У меня никто не спрашивал даже имени.
Каждое утро, кроме воскресенья, мы с Константином приходили узнать, будет ли работа на день. Если она ожидалась, мы оставались на складах. Пес гонял голубей, а я прохлаждался в тени, или подыскивал стройматериал для дома. Брошенные деревянные паллеты годились на строительство и на дрова.
Через месяц у нас был домик о четырех стенах. Изнутри он был отделан кусками гипсокартона. На заработанные деньги я купил надувной матрац и использовал его в качестве постели. Мне хватило смелости и ума провести электричество от линии, питающей освещение моста. У нас с Константином в доме появился свет и розетка. Спустя еще немного времени я купил утюг и немного одежды для смены. К концу лета можно было подумать, что здесь живет семья скитальцев, не сумевших оплатить ипотеку. Вряд ли люди, видевшие меня, могли подумать, что я живу под мостом, в домике, собранном из старых паллет. У меня были деньги даже на услуги дешевых парикмахерских. И пока было тепло, я был счастлив и спокоен, как и мой друг Константин.
В воскресенье, где-то на исходе лета, случилось то, что сильно изменило мою судьбу. К тому времени мне казалось, что я обрел настолько счастливую жизнь, что уже и желать нечего. У меня было все: такое необходимое для меня уединение, деньги, крыша над головой и друг, регулярно оставляющий клочки шерсти на моей чистой одежде. Перед сном я дрожащим голосом благодарил Бога за то, что он устроил мне такую жизнь.
Я лежал на матраце и смотрел в экран маленького автомобильного телевизора, купленного по дешевке у алкоголика. Экран рябил, но я уже привык не замечать этого. Вдруг над головой раздался свист тормозов. Константин вскочил и напрягся. Громко захлопали дверцы. Я подумал, что произошло ДТП. Но звука удара не было. Пес выбежал из дома и бросился сквозь кусты молодого клена. Я решил тоже полюбопытствовать. Сверху, заглушаемые воем проносящихся машин, раздавались мужские и женские крики. Я, стараясь не выдавать свое присутствие, пробрался дальше, чтобы увидеть, что происходит. Парень и девушка ругались прямо на мосту. Оба вели себя агрессивно и кричали прямо в лицо друг другу. Девушка сняла туфлю и ударила в стекло автомобиля. Раздался звон разбитого стекла. Парень замолчал и несколько мгновений находился в состоянии оторопи от наглости девушки. Дальше он поступил, может быть, правомерно, но совсем не по-джентльменски. Он ударил девушку в лицо. От удара девушка перекувыркнулась через ограждение и полетела вниз по склону. Парень исчез из поля зрения. Он хлопнул дверцей и уехал.
Девушка докувыркалась до самого низа. Из кустов донеслись стоны и причитания. Я помедлил, не зная как поступить. Мне очень не хотелось обнаруживать свое присутствие перед незнакомыми людьми. Но я не мог не помочь бедной девушке. Я возник перед ней неожиданно, чем испугал ее. Через секунду из-за меня выбрался Константин и оценивающе посмотрел на девушку. Немая сценка продлилась секунд пять. Наверняка девушка оценивала свое состояние, пытаясь понять, насколько мы реальны. От удара могло показаться, что мы плоды воображения ее ушибленной головы. Лицо у нее было в ссадинах, а вокруг левого глаза зрел мощный синяк.
— Привет! — Я первым нарушил тишину. — Ударилась?
— Сам не видишь, что ли? — Ответила она резко, еще не отойдя от скандала.
— Вижу, и видел все с самого начала. Жестко он с тобой обошелся.
— Не твое дело. — Снова нагрубила она.
Девушка провела по лицу руками и увидела оставшиеся следы крови на руке.
— У меня сильно лицо разбито? — Спросила она.
— И кто это был? — Я понял, что это государственный человек, но ранг его не смог оценить.
— Зам мэра, Кругликов. — Мужчина вытер с бледного лба пот. — Я закрываюсь из-за тебя, понимаешь? Я сюда вложил столько денег, и все они кредитные. Теперь я должен банкам. Они отберут у меня всё!
Нельзя всё воспринимать так близко к сердцу. Автобус по имени «Смерть» показался на дороге и моргнул дальним светом Сергею.
— Простите. Это моя вина, и я всем сердцем желаю, чтобы у Вас все образумилось.
Сергей открыл дверь островка и молча дождался, когда я уйду. Он не попрощался, и я понимал его. Сейчас ему многократно хуже, чем мне. Что теперь станет с его позитивным отношением к миру?
В «Креарках» я продержался два месяца с небольшим. Деньги, заработанные там, были для меня большими деньжищами. Пока я жил в общаге, и изредка ходил на занятия, теша себя мыслью о том, чтобы снять жилье. Деньги я не держал наличными. Открыл себе депозит в банке и положил их на карточку. Мое правдолюбие могло сыграть злую шутку, если бы я проговорился, что у меня хранятся деньги. Общежитие — проходной двор. В нем ничего нельзя спрятать. Особенно, если об этом все знают.
Мое положение в колледже заметно ухудшалось с каждым днем. Преподаватели один за одним ополчались на меня, и дули в уши начальству колледжа всякие гадости про меня. Едва перезимовав, я понял, что могу не окончить первый курс. Мне намеренно ставили низкие оценки, припомнили все мои пропуски. Устройся я на работу, меня бы тут же отчислили. Постепенно во мне выкристаллизовалось понимание, что после отчисления я ничего не теряю, кроме общежития. Армия мне не грозила. Психиатры постарались. Я даже почувствовал облегчение от мысли, что покину это заведение, от которого у меня останутся только плохие воспоминания. Было беспокойство по поводу своего будущего, но пока я видел его в положительном свете.
В апреле меня вызвали к директору колледжа. Естественно, не просто так. Мне высказали коллективное мнение, которое я и так знал, но вместо отчисления предложили альтернативу. Я должен был положить в карман директору денег, не ходить на занятия, а он мне за это обещал диплом. Пожалуй, директор был последним человеком в колледже, который не проверил работу моего синдрома на себе. Я рассказал ему, что думал о взяточничестве в учебном заведении.
— Вон! Вон из колледжа! — Кричал он мне вслед.
У меня был выбор: вернуться к отцу или попытаться пристроиться в городе в который раз. В первом случае мне грозило медленное угасание в деревне, возможно алкоголизм на пару с родителем. Во втором был небольшой шанс перебиваться с одной работы на другую до тех пор, пока весь город не узнает обо мне.
Ночевать в апреле под открытым небом холодно. Сначала я ночевал на железнодорожном вокзале, пока не привлек внимание полиции. Потом переночевал на автовокзале. Потом нашел старую пятиэтажку с открытым чердаком и ночевал там, пока туда не пришли наркоманы, устроившие вертеп. Деньги на еду заканчивались, хотелось нормальной кровати, помыться и просто почувствовать себя человеком.
Жизнь меня вынудила снова искать работу. С утра до вечера я обивал пороги различных контор, пока не устроился кладовщиком в пивной склад. Самым младшим кладовщиком, у которого есть только тележка и двенадцать часов на то, чтобы катать ее, груженую штабелями пива. К чести руководства, они разрешили мне ночевать прямо на складе, в каморке кладовщиков. Первое время начальник склада, Ануш, делала вид, что разговаривает со мной по утрам, а на самом деле вынюхивала запах перегара. Когда я догадался, я ей прямо сказал, что абсолютно индифферентен к пиву.
— Это что, типа аллергия? — Не поняла она значения слова.
— Нет, это означает безразличие.
— Да. — С сомнением посмотрела она на меня. — Быть у родника и не напиться?
— Именно так.
Ко мне относились, как к ишаку, запряженному в повозку. Никто путем не общался, только окрикивали: «Толик, кати телегу сюда! Толик, отвези туда! Толик, разгрузи Газель!». Между мной и коллективом возник такой же уровень общения, как между ишаком и его хозяином. Хозяин был собирательным образом всего коллектива. Меня держали за идиота, и через месяц перестали стесняться устраивать при мне темные делишки. Я делал вид, что не замечаю, как Ануш и пара приближенных к ней помощников устраивают какие-то махинации. Мне часто приходилось грузить пиво в машину, где водителем был родственник Ануш, чернявый джентльмен, жутко коверкающий русские слова, и я подозревал, что это каким-то образом списанный товар.
С другой стороны, мне не было до этого никакого дела, пока меня об этом не спрашивали. Однажды мне посчастливилось оказаться в ненужное время в ненужном месте. Ануш и ее помощники на специальном аппарате прикручивали новые пробки к пустым пластиковым бутылкам. Это происходило в машине у родственника Ануш. Мне сразу же открылся механизм махинаций. Пустая тара с новыми пробками выдавалась за поврежденную во время перевозок, а новая, с такими же этикетками, грузилась в машину родственника начальника склада. Этот родственник, видимо, и доставлял пустые бутылки. Ануш прогнала меня тогда, а в конце смены подошла ко мне.
— Ты же никому не скажешь, что видел?
— Не скажу, если не спросят. — Ответил я честно.
— Эй, балбес, тебе молчать надо. Я же знаю, что тебе пойти некуда, поэтому ты будешь молчать.
— Ануш, знаете, я бы сам хотел этого не меньше Вашего, но я не могу промолчать, когда меня спрашивают. У меня психическое расстройство, которое я назвал «синдромом правдолюба».
— Я попрошу начальство поднять тебе зарплату.
— Не поможет. Деньгами это не лечится.
— Брось, деньгами все лечится. Ты пойми, Анатолий, мы же не воруем, мы просто обмениваем пустую тару на полную.
— Да, я понял все. Быть у родника и не напиться, по-Вашему.
На следующий день я узнал, что уволен. Ануш списала на меня часть украденного пива, и меня выпихнули на улицу без зарплаты, до которой оставалось пару дней. У меня не осталось денежного запаса нигде, ни на карточке, ни наличностью.
Вот так, с мятым «стольником» в кармане, я снова оказался на улице. Весь день я бесцельно блуждал по городу. Время клонилось к вечеру. Размягченный солнцем асфальт отдавал набранный за день жар. Меня занесло во дворы старых двухэтажных «сталинок» на самой окраине города. Мимо, чуть не задев бортом, во дворы пролетел грузовичок, обдав меня облаком солярного дыма. На душе было такое жуткое уныние, что я пожалел, что грузовик не ударил меня. Нет, умереть я еще не торопился, но отлежаться в больнице месяцок был не против. Я мечтал о регулярном питании и ничего не делании. На мысли о еде отреагировал желудок. Было время ужина, а я еще и не завтракал.
Рука нащупала мятую купюру в кармане. Здесь недалеко была «избушка-кормушка», известная своим недорогим фастфудом. Ноги сами понесли меня в ее направлении. Пара беляшей могли бы вернуть меня к более позитивному настрою. Я прибавил шаг в предвкушении горячего теста с корочкой и сочного мяса. Когда я проходил мимо арки двухэтажного дома, из нее выскочил тот самый грузовичок. Заметавшийся перед машиной бродячий пес чуть не угодил ему под колеса. Водитель и не думал притормаживать перед собакой. Инстинкт самосохранения уберег незадачливого пса, сумевшего сообразить прижаться к дороге. Машина пронеслась над собакой. Пес вскочил и гавкнул ей вслед, оскорбившись на такое невежливое отношение к своей собачьей персоне.
Потом пес заметил меня и замер, разглядывая. Мне было интересно наблюдать, как собака пристально рассматривала меня, создавая обо мне мнение в своей собачьей голове. Пес завилял хвостом и, не сводя с меня карих глаз, стал осторожно приближаться.
— Здорово! — Поприветствовал я его.
Пес остановился, сел на задние лапы и замел хвостом по асфальту. В далеких предках у него были немецкие овчарки и терьеры. На длинном прямом носу собаки торчали прядки редкой шерсти, делающие ее мордаху забавной. Как рыбак рыбака, так и два одиночества видят друг друга издалека. Я сразу понял, что животное ищет, к кому бы пристать, чтобы получить хоть какую-нибудь защиту и комфорт. Я понимал его полностью, из-за чего почувствовал симпатию к шелудивому псу с добрыми глазами. Вылитый я в собачьем образе.
— Ну, хорошо, пошли со мной. — Пес сразу понял, о чем речь. Поднялся на лапы и подошел ко мне ближе. — Идем, угощу тебя.
Наша странная парочка направила стопы к культурному предприятию общепита. Возле ларька было неубрано. Жирные бумажные упаковки валялись прямо на земле. У самого ларька, перед маленьким окошком выдачи стоял опустившийся мужчина неопределенного возраста с хриплым голосом.
— Наташк, ну дай мне хот-дог. Со вчера не жрал ничего.
Наташка, мадам примерно тридцати пяти лет, с полной румяной физиономией высунулась в окошко, которое было ей мало.
— Нет, я тебе сказала. Ты мне за прошлый раз не отдал деньги. На выпить у тебя всегда есть, а на закуску жмешься. Уходи, не задерживай людей!
Мужик обернулся. Сизое небритое лицо мутным взглядом окинуло меня и моего спутника. Что-то прошлепав губами, мужик пнул пяткой стенку ларька и, поправив спрятанную в рукаве бутылку, шаркая ногами, пошел прочь.
— Чего вам? — Спросила румяная Наташка, когда мы подошли ближе.
— Нам два беляша. Один разогрейте, а второй не надо. Мой товарищ не любит горячее.
Наташка посмотрела на пса и тот согласно кивнул. Продавщица прыснула и ушла готовить. В ожидании заказа собака принялась обнюхивать валяющиеся на земле бумажки.
— Держи! — Из окна показалась рука Наташки с беляшом, прикрытым квадратным куском оберточной бумаги. — Это товарищу.
— Спасибо. — Поблагодарил я ее, и взял большой холодный беляш. — На, ешь, Константин.
Сам не знаю, но мне захотелось назвать пса человеческим именем. Константин резко схватил беляш, попытался съесть его одним махом, но сообразил, что это у него не получится. Пес прижался мордой к земле, придавил беляш лапой и оторвал от него половину, которую, перекинув пару раз с одной стороны челюсти на другую, проглотил.
— Эй, балбес, так пища хорошо не усвоится, жевать надо тщательнее. — Пожурил я собаку.
Наташка снова фыркнула. Она выглянула из окошка и внимательно посмотрела на меня, совсем как пес после того, как его чуть не сбил грузовичок.
— Бедолажничаешь? — Спросила она меня с интонацией, как будто ответ знала заранее.
— Да. — Ответил я правдиво, но как-то простовато. — Есть немного.
— Жить есть где?
— По правде говоря, нет. Сегодня выгнали. — Признался я.
— Слушай, паренек, я сейчас одна живу, мужика выгнала, дочка в деревне у бабушки, поживи у меня. Я тебя раскормлю немного, приголублю.
На меня словно ушат холодной воды вылили. Предложение было настолько неожиданным, что я разволновался.
— А…, э…, извините, но вы уже старая для меня и толстая. Боюсь, у нас не получится, в смысле … приголубить.
Лицо Наташки сразу изменилось из доброжелательного в непроницаемое, и исчезло в недрах ларька. Она открыла фритюрницу, масло громко зашумело. Я решил, что горячего беляша мне уже не видать. Пес переминался с ноги на ногу. Его глаза блестели сытым масляным блеском. Я начал ему завидовать. Из окошка показалась рука с горячим беляшом.
— Спасибо! — Я вложил в слово благодарности все свои положительные эмоции.
Одной рукой я взял беляш, а второй достал мятую сотку.
— Денег не надо. — Холодно сказала Наташка.
Я не мог не отдать денег. Еда стоила как раз сотню рублей. Положив деньги в окошко, я и мой спутник спешно направились прочь. Мне было стыдно перед женщиной, что я ей так ответил. Мне она не сделала ничего плохого, и даже после оскорбительной правды проявила благородство. Не будь у меня этого комплекса, я бы согласился пожить у нее. Хотя, не будь у меня этого комплекса, я бы не попадал во все эти дурацкие ситуации.
— Куда пойдем? — Спросил я нового спутника, откусывая обжигающую и очень вкусную плоть беляша.
Он не ответил мне. Пес бегал вокруг меня кругами, обнюхивая все подряд. Мысли о голоде в его собачьей голове теперь сменились другими. Наверняка искал метки, оставленные подругами. Незаметно мы вышли из города, и подошли к автомобильному мосту. Под скатами, поросшими молодой кленовой порослью пряталось русло реки, лет двадцать как высохшее. Только весной оно наполнялось журчащим потоком, иссякающим к началу лета. Тем не менее влаги, оставленной им, хватало на то, чтобы растительность по берегам русла буйно разрослась.
— Слушай, а это отличное местечко для нас.
Я разгреб заросли и сделал шаг сквозь них. Первозданная дикость и изоляция от общества импонировала мне. Местечко действительно казалось уютным, и я представил себя троллем, живущим под мостом. Когда-то здесь уже жили. Старая лежанка из досок под основанием моста говорила об этом. Рядом с ней валялись несколько пустых пластиковых бутылок из-под пива и воды, и немного стеклянной тары из-под дешевой водки. Константину место тоже приглянулось. Он пометил все, к чему можно было приложиться пузом.
Так в один день я обрел нового товарища, спокойно относящегося ко всему, что я о нем думал вслух, и дом, или правильнее — летнюю резиденцию. В двух шагах от резиденции находилась территория складов, построенных еще в советское время. К ним вела ветка железной дороги, и там всегда была нужда в грузчиках. Я вдруг ощутил себя счастливым. У меня появились деньги. Они доставались тяжелым трудом, но меня это не тревожило, потому что для меня важнее было ни с кем не разговаривать, чтобы невзначай не обидеть человека или не нарваться на неприятности. Здесь всем на меня было наплевать. Заработал — получи. У меня никто не спрашивал даже имени.
Каждое утро, кроме воскресенья, мы с Константином приходили узнать, будет ли работа на день. Если она ожидалась, мы оставались на складах. Пес гонял голубей, а я прохлаждался в тени, или подыскивал стройматериал для дома. Брошенные деревянные паллеты годились на строительство и на дрова.
Через месяц у нас был домик о четырех стенах. Изнутри он был отделан кусками гипсокартона. На заработанные деньги я купил надувной матрац и использовал его в качестве постели. Мне хватило смелости и ума провести электричество от линии, питающей освещение моста. У нас с Константином в доме появился свет и розетка. Спустя еще немного времени я купил утюг и немного одежды для смены. К концу лета можно было подумать, что здесь живет семья скитальцев, не сумевших оплатить ипотеку. Вряд ли люди, видевшие меня, могли подумать, что я живу под мостом, в домике, собранном из старых паллет. У меня были деньги даже на услуги дешевых парикмахерских. И пока было тепло, я был счастлив и спокоен, как и мой друг Константин.
В воскресенье, где-то на исходе лета, случилось то, что сильно изменило мою судьбу. К тому времени мне казалось, что я обрел настолько счастливую жизнь, что уже и желать нечего. У меня было все: такое необходимое для меня уединение, деньги, крыша над головой и друг, регулярно оставляющий клочки шерсти на моей чистой одежде. Перед сном я дрожащим голосом благодарил Бога за то, что он устроил мне такую жизнь.
Я лежал на матраце и смотрел в экран маленького автомобильного телевизора, купленного по дешевке у алкоголика. Экран рябил, но я уже привык не замечать этого. Вдруг над головой раздался свист тормозов. Константин вскочил и напрягся. Громко захлопали дверцы. Я подумал, что произошло ДТП. Но звука удара не было. Пес выбежал из дома и бросился сквозь кусты молодого клена. Я решил тоже полюбопытствовать. Сверху, заглушаемые воем проносящихся машин, раздавались мужские и женские крики. Я, стараясь не выдавать свое присутствие, пробрался дальше, чтобы увидеть, что происходит. Парень и девушка ругались прямо на мосту. Оба вели себя агрессивно и кричали прямо в лицо друг другу. Девушка сняла туфлю и ударила в стекло автомобиля. Раздался звон разбитого стекла. Парень замолчал и несколько мгновений находился в состоянии оторопи от наглости девушки. Дальше он поступил, может быть, правомерно, но совсем не по-джентльменски. Он ударил девушку в лицо. От удара девушка перекувыркнулась через ограждение и полетела вниз по склону. Парень исчез из поля зрения. Он хлопнул дверцей и уехал.
Девушка докувыркалась до самого низа. Из кустов донеслись стоны и причитания. Я помедлил, не зная как поступить. Мне очень не хотелось обнаруживать свое присутствие перед незнакомыми людьми. Но я не мог не помочь бедной девушке. Я возник перед ней неожиданно, чем испугал ее. Через секунду из-за меня выбрался Константин и оценивающе посмотрел на девушку. Немая сценка продлилась секунд пять. Наверняка девушка оценивала свое состояние, пытаясь понять, насколько мы реальны. От удара могло показаться, что мы плоды воображения ее ушибленной головы. Лицо у нее было в ссадинах, а вокруг левого глаза зрел мощный синяк.
— Привет! — Я первым нарушил тишину. — Ударилась?
— Сам не видишь, что ли? — Ответила она резко, еще не отойдя от скандала.
— Вижу, и видел все с самого начала. Жестко он с тобой обошелся.
— Не твое дело. — Снова нагрубила она.
Девушка провела по лицу руками и увидела оставшиеся следы крови на руке.
— У меня сильно лицо разбито? — Спросила она.