Робинзон из-под моста

— Дай телефон. — Она протянула руку. Я подал. — Мать звонит. Потеряли меня. Аллё, мам, привет, чего звонишь? Спала…, да ты что, обед уже? Вот я подрыхнуть…, пусть орет, скажи, вечером приеду. Всё, пока. — Татьяна бросила трубку. — Привет, секс-машинка.

— Привет. — Комплимент мне понравился. — Уедешь сегодня?

— Да, папа там бушует, мать жалко, без меня всё ей достается. Все хорошее во мне от папы, все плохое от мамы. Ставь чайник, попьем, да буду собираться.

Я готовил завтрак, а на душе было чувство, как будто поминки собираю. Мы оба молчали. Татьяна от того, что ее ждало дома, я от того, что меня ждало без нее.

— Как сюда такси вызвать? — Нарушила она молчание.

— Шестой километр.

— Эхе-хе, никто не знает, что под мостом есть новый адрес.

— И подольше пусть не знают.

Мы позавтракали и молча собрались.

— Проводишь? — Спросила Татьяна с надеждой, как будто я мог ей отказать.

— Не позерствуй, конечно, провожу.

Втроем мы вышли на дорогу и дошли до столба с указателем «6». Татьяна вызвала такси.

— Как тебе Новый год? — Спросила она.

В подтексте вопроса звучало примерно следующее: «Тебе понравилось, что я приезжала?»

— Очень. Это был лучший Новый Год в моей жизни. Побольше бы таких праздников в году. А как тебе?

— Знаешь, Толик, мне, конечно, тоже все понравилось. Я отдохнула по-настоящему, расслабилась полностью, чего давно не могла себе позволить, только я не обещаю, что приеду еще. Душа захотела праздника, я приехала. Когда она захочет в следующий раз, я не знаю, и я не хочу делать тебя жертвой своих капризов. Не бери меня близко к сердцу. Я шаболда, Толик. Относись ко мне соответственно, и у тебя не будет разочарований в жизни.

Я сник и опустил глаза. Я ведь понимал, что мы даже близко не пара, и то, что между нами произошло, стечение каких-то нелепых обстоятельств. Судьба зачем-то свела нас вместе. Может быть, решить наши проблемы, а может, подсунуть новых неприятностей. Татьяна увидела, какой эффект произвели на меня ее слова, и в качестве компенсации подарила мне долгий поцелуй.

Подъехало такси. Водитель странно на нас посмотрел. Татьяна чмокнула меня в щеку.

— Пока! Как доеду, напишу сообщение.

— Хорошо. Давай, пока.

Татьяна прыгнула на заднее сиденье. Успела махнуть на прощанье, прежде чем такси, поднимая снежную пыль, быстро скрылось вдали.

Отношения между людьми, их чувства друг к другу находятся в понятиях метафизической вселенной. Как только два человека начинают испытывать чувства, вселенная вешает между влюбленными канат. Когда чувства у пары одинаковые, канат никуда не двигается, и центр его висит над линией с надписью «гармония». Как только один из пары начинает испытывать более сильные чувства, он перетягивает канат на свою сторону. Это приводит к тому, что второй партнер теряет чувства.

Если моя теория верна, то я тащил Татьяну волоком на свою сторону. В голове не укладывалось, как после такого, что было у нас ночью, можно вот так заявить: «Когда приеду, не знаю, жди, если что, но лучше не надейся». Кровь кипела от воспоминаний, в руках еще остались ощущения прикосновений. Надо обладать или огромной силой воли, или не любить совсем, чтобы поступать так хладнокровно.

Два дня я был в депрессии. Не ходил на работу, не готовил, не уделял внимания Константину. Татьяна мне писала общими фразами, как будто между нами ничего не было. Я чувствовал, как подо мной разверзлась черная дыра уныния, и я добровольно лечу к ее дну. Хреновое состояние, причем ничьей вины, кроме моей, в этом нет. Я не ел, не готовил, валялся на матраце, который еще хранил аромат тела Татьяны.

Меня спас Константин. На третий день моей депрессии он убежал на свадьбу и вернулся к вечеру с окровавленной передней лапой. Припрыгал по сугробам на трех, измотавшись до такого состояния, что сразу упал, как только я открыл ему дверь. Вся лапа была в крови. Кожа, сорванная клыками, болталась лохмотьями. Глаза Константина выражали уверенность, что я знаю, что делать с его проблемой. После того случая, думаю, он держал меня за собачьего доктора.

Рана была серьезной, и это отрезвило меня. Какого черта я раскис, как баба, когда мой друган ведет себя, как настоящий мужик. Молчит и терпеливо сносит мои попытки обработать рану. Мысленно я послал подальше черную дыру депрессии. Она схлопнулась и улетела в другую вселенную. Я перестал ее кормить. На душе стало легко, потому что остались только светлые воспоминания, которые можно было воспроизводить в памяти снова и снова, получая удовольствие.

Дни побежали веселее. Мы по-прежнему ежедневно переписывались с Татьяной, обходя стороной тему возможной встречи. Константин быстро пришел в себя, и снова бегал, как ни в чем не бывало. Дни становились длиннее. Солнце начинало греть по-весеннему. На склонах появились первые проталины. С моста днем начиналась грязная капель. Я с нетерпением ждал времени, когда смогу вытащить свой велосипед и приехать на нем на работу. Но это было нескоро.

Пока не наступило настоящее тепло, я расчистил склон выше дома от снега. Я боялся, что меня может затопить. Ледяные стены еще держались и давали мне защиту от ветра, который под мостом был всегда. Весеннее пробуждение природы заряжало меня оптимизмом и хорошим настроением. Особенно меня впечатлило первое пение жаворонков. Вокруг еще лежал снег, а в небе заливались птицы. Я понял: всё, весна пришла окончательно.

Весеннее таяние началось дружно. С юга налетел теплый ветер и снег начал таять на глазах. Ручьи, стекающие с полей и обочин дорог, стремились попасть в старое русло реки, протекающей под моим мостом. Ее бурный поток не прекращался даже по ночам, когда температура падала ниже ноля градусов.

Кажется, это была среда. В тот день я задержался на работе до темна. Константин остался дома, и я возвращался с работы в темноте и одиночестве. Дорогу я знал наизусть, и спокойно ориентировался ночью. Мне попадались лужи, уже прикрытые тонким ледком. С утра я пошел на работу в зимних сапогах, и теперь жалел об этом. То и дело попадая в лужи, я набрал полную обувь воды. Меня это расстроило, и захотелось быстрее вернуться домой.

Путь можно было срезать наискосок, оврагами. Зимой я так и делал, но после того, как снег начал таять, я шел домой по дороге. Какой нечистый подговорил меня это сделать? В оврагах снега еще было полно, и он создавал иллюзию того, что снег там до самого дна. Я смело ступил в сугроб. Сделал один шаг, второй и провалился в воду. Ноги соскользнули по крутому дну оврага, и я скатился вниз, под снежную шапку. От страха и неожиданности я глотнул воды, она попала в легкие. Голова тут же закружилась. Панический страх смерти обуял меня и заставил колотить руками и ногами.

Все продолжалось не больше нескольких секунд. Я пробил толщу снега над собой и встал на ноги. Меня терзал жуткий кашель из-за попавшей в легкие воды. На какое-то время я выпал из реальности. Не понимал, где я нахожусь и что делать. Постепенно кашель успокоился. Горло жгло, перед глазами плыли радужные разводы. Мне удалось успокоиться и найти в себе силы взять себя в руки. Я стоял по грудь в сугробе и по ощущениям, по пояс в воде, ровно посередине оврага.

Я выбрался из оврага по скользкой круче, извалявшись в грязи, как поросенок. Мороз сразу прихватил мокрую одежду. Мне пришлось прибавить ходу, чтобы не окоченеть до дома. Константин чуть не залаял на меня, не признав в грязном комке своего хозяина. Сбросив одежду, я сел на обогреватель и долго согревался. Меня трясло в равной мере от холода и от пережитого страха. Страшно было представить, что меня никто не кинулся бы искать. В этом был минус моего одиночества. Ужасно не хотелось мириться с мыслью, что ты никому не нужен, твоя смерть никого не расстроит.

Татьяны в сети уже не было. Поведать о своем приключении я мог только ей, что я и сделал.

Сон в ту ночь у меня был тревожным. Снилась всякая дичь, которую и описать то было трудно. К утру я понял, что меня сильно знобит. Я натянул второе одеяло, но мне все равно казалось, что где-то есть щели, в которые сквозит ледяной ветер. Я накинул поверх одеяла куртку, штаны и прочую одежду, до которой смог дотянуться не вставая. Свернулся под этой грудой утеплителя калачиком и трясся, как осиновый лист на ветру.

Сходить в туалет стало проблемой. Меня трясло еще сильнее от одной мысли вытащить палец из-под одеяла, не говоря о том, чтобы выйти на улицу. Никаких лекарств у меня не было. Мне не пришло на ум запастись ими после лечения Константина. Что-нибудь от температуры мне бы очень помогло. Выйти на улицу пришлось. Сквозняк вытряс из меня душу. Мне кажется, что моя зубная чечетка была слышна людям, проезжающим по мосту.

Усилием воли я поставил чайник. Выпил обжигающего кипятка и уснул. Проснулся в полной темноте. Константин сопел, а меня по-прежнему трясло. Мне снова надо было в туалет. Как я это сделал, не помню. Меня гнуло и трясло, как молодую березку в ураган. В голову пришла мысль отправить сообщение Татьяне, что заболел и нуждаюсь в лекарствах. Я слабо помню, как вроде бы сделал это, но мой мозг мог создать воспоминания и сам, в состоянии горячечного бреда.

Потом я увидел лицо Татьяны. Обеспокоенное и хмурое. Что могло ее так расстроить? Потом я увидел мужчину в голубом халате с чемоданчиком. Он всадил мне укол и сказал следующее:


— Помереть не должен, но если что, кем вы ему являетесь? Кто будет оформлять его смерть?

— Родственница. Я буду заниматься им, если что.

Мне кажется, врач ей не поверил. С чего бы такой благополучной на вид девушке иметь родственников под мостом?

— Вот эти лекарства надо купить и проколоть курс, если ситуация ухудшится, звоните.

Потом я отключился или уснул. Пришел в себя, когда мне стало гораздо легче. Обстановка в доме кружилась из-за слабости, но я почувствовал, что болезнь отступила. Стиральная машинка гудела, стирая мои вещи. В доме пахло едой. Ягодицы болели. Кажется, они перенесли несколько всаживаний шприцом.

Дверь открылась и вошла Татьяна. Я смотрел на нее из-под одеяла одним глазом.

— Привет! — Сказал я тихо.

— Ха, привет, ожил?

— Кажется, да. Стало гораздо легче.

— Вот ты меня напугал! Думала, дуба дашь!

— Как догадалась приехать?

— Сопоставила твое последнее сообщение и тот бред, что пришел после.

— Я почти не помню ничего.

— Не удивительно. Ты был без сознания, когда я приехала. Доктора чуть ментов не вызвали. Тогда твою прятушку точно бы ликвидировали.

— Ты их отговорила?

— Да. Сказала, что ты минималист, как Диоген, а так нормальный.

— Спасибо, Тань. Мне очень приятно, что ты помогла мне. Я очень боялся, что умру, и меня никто не станет искать и не вспомнит обо мне.

— В следующий раз я поставлю видеонаблюдение, чтобы контролировать тебя. Если бы я не приехала, ты бы точно помер.

— Сколько ты здесь?

— Сегодня четвертый день.

— Ого! Сколько же я болел?

— Если считать с твоего последнего сообщения, то пять дней.

— Что ты сказала родителям? Как тебя отпустили с работы?

— Матери все рассказала, как есть, а отцу она сама сочинит что-нибудь.

— Ясно, теперь обо мне знает твоя мать. Какая была ее реакция?

— Нормальная. Она думает, что я отношусь к тебе, как к питомцу. Ну, типа, благородный душевный порыв, забота и все такое.

— Есть хочется очень. У тебя так вкусно пахнет. — Я громко погонял носом воздух.

— Выбирайся наружу, буду кормить.

За время, пока я болел, внутреннее убранство мое убежища ощутило влияние женской руки. Дома был наведен порядок, все выстирано, еды наготовлено на неделю, запасы провизии пополнены. После обеда Татьяна выгнала меня на улицу. Вынесла из дома все, что можно, и поставила под лучи солнца. На обеззараживание.

Весна вступила в свои права. Снег стаял почти полностью. Белел только на северных склонах. Верба покрылась мохнатыми почками, на остальных растениях они просто набухли. Ветер нес совсем другой запах. Аромат расцветающей жизни, распускающейся зелени и оживающей почвы.

В душе тоже была весна. Организм, переборовший тяжелую болезнь, находился в состоянии расслабленной эйфории. Приятных чувств добавляла суетящаяся Татьяна. Она открылась с хозяйственной, заботливой стороны. Глядя на нее, можно было заметить, как ее сексуальный блеск растворился в куртке с закатанными рукавами, резиновых сапогах и платке, которым она подобрала волосы. Никаких признаков легкомысленной шаболды в ее виде и действиях не прослеживалось совершенно. Нормальная хозяйственная девушка, пекущаяся о состоянии своего парня. Хотя в ее действиях могла быть обычная забота о питомце, который не умеет нормально ухаживать сам за собой.

Татьяна подошла ко мне. Нагнулась и бесцеремонно оттянула мне конъюнктивы. Потом приложилась губами ко лбу.

— Температура еще есть небольшая. Сейчас просохнет матрац, и сделаем тебе укольчик.

— У меня жопа болит от них.

— Не хнычь, доктор сказал сделать весь курс, будем делать весь курс. И вообще, если бы ты думал головой, а не жопой, ничего втыкать в нее не пришлось бы.

— Это очень сильный аргумент. — Я сдался.

Через день, когда стало ясно, что я окончательно пошел на поправку, Татьяна уехала. В этот раз между нами ничего не было, но я остался доволен ее посещением не меньше, чем в прошлый раз. Пусть моя радость сильно отдавала эгоизмом, но чертовски приятно было осознавать, что ты кому-то небезразличен. Не будь Татьяны, то и меня, скорее всего, уже не было бы. Я представил свой раздувшийся труп на матраце, который мог пролежать там и год, и два. Меня накрыла волна страха и отвращения к подобному завершению земного пути.