Робинзон из-под моста

— Нравятся? Примерь.

Я скинул с ног разбитые кроссовки и одел тапки. В моем скромном сером жилище они выглядели очень ярко и смешно. Татьяна прыснула, глядя на меня.

— Как? — Спросил я и притопнул.

— Меркурий, блин, с ушами. А ты, Костик, помнишь, что я тебе обещала?

Пес напрягся, подняв уши. Татьяна вынула ошейник с красивым медальоном.

— Противоблошиный ошейник, как и обещала. Примерь.

Она протянула ошейник мне, чтобы я примерил его своему товарищу. Константин замер, когда я одевал ему ошейник. Он пытался разглядеть медальон, но у него ничего не получалось.

— А вот и праздничный ужин. — Татьяна вынимала пластиковые контейнеры с салатами и нарезкой. — Стырила со стола. А вот и французское шампанское. Мой папа будет в ярости.

Татьяна поставила на стол бутылку, по внешнему виду которой я бы сказал, что она ничем не отличается от прочих, за сто пятьдесят рублей. Правда, все надписи были на французском языке.

— Тань, раз ты купила подарки, значит, ты собиралась к нам, независимо от отношений с отцом? — Меня осенила очевидная мысль.

Татьяна поставила на стол очередной контейнер и посмотрела на меня, как на немного умственно отсталого человека, которому надо разжевывать очевидные вещи. Я ждал ответа, но его не последовало.

— Короче, выпить надо. Встречу Нового года по местному времени пропустила, надо хоть с москвичами успеть встретить. Открывай!

Я постарался не сплоховать с бутылкой дорогого шампанского. Константин закрыл глаза. Хлопок получился тише, и пробка осталась у меня в руках. Я разлил шампанское по бокалам. Понюхал его, чтобы понять, в чем заключалась его французская ценность.

— Ну, мужики, я хочу сказать, что встреча с вами оставила у меня самое сильное впечатление в уходящем году. Ты, Толик, создал себе тот мир, в котором хочешь жить. До тебя я хотела жить, как другие, как те люди, пример с которых не стоит брать. Бррр! — Девушку передернуло от каких-то своих воспоминаний. — За твой маленький мир под мостом и за Новый год!

— Спасибо! Нам с Константином очень приятно.

Татьяна выпила бокал одним махом и принялась расставлять еду по столу.

— Тань, я никак не могу поверить, что вижу тебя снова. Это как…, как…, новогоднее чудо.

Мой язык немного заплетался из-за прошлой бутылки шампанского.

— Ущипни себя. Нет, лучше я тебя ущипну.

Не ожидая разрешения, она щипнула меня за тощий бок, прихватив кожу острыми ногтями. Я крякнул, как утка.

— Мираж не растаял?

— Нет. Я тебя вижу.

— Ну всё, оставляем тему моего появления и радуемся празднику. Я вижу, ты превратил свой домик в ледяной дворец?

— Ага, вынужденно. Ветра продували насквозь. Мы тут с Костяном чуть не околели, пока морозы были.

— Красиво получилось. Я чуть не подумала, что адресом ошиблась. Не на том мосту слезла.

— Ты на такси приехала?

— Конечно, кто еще под Новый год повезет. Ценник конячий загнули, мне три дня работать надо. Ты бы видел лицо таксиста, когда я попросила остановить его на дороге. Ночь, поле, на дороге никого, и тут баба с пакетами. Я метров за сто от моста попросила остановить, дождалась, когда он уедет, и в кювет. По пояс в снегу лезу, а сама думаю — а вдруг тебя дома нет, что я творю, дура? Куда мне потом деваться, если что?

Мне было невероятно приятно слышать, что вот эта писаная красавица лезла по сугробам, чтобы встретить со мной Новый год. Я не привык тешить свое тщеславие, поэтому радость моя была не за то, что я такой офигенный мачо, к которому женщины из другого города добираются любыми путями, а за то, что это просто случилось. Татьяна во всем своем великолепии сидела передо мной, беззаботно лепетала ни о чем, а я почти не слышал ее из-за контузии, смотрел на нее и был счастлив.

Домашние салаты, дорогие нарезки были не чета моим скромным блюдам. Я незаметно убрал магазинные пельмени, которые сразу сделались безвкусными, в собачью миску. Еды было много. Мой не привыкший к обильным трапезам желудок быстро заполнился и стал давить на легкие. Я постоянно пытался отдышаться.

— Извини, Тань, все вкусно, но я объелся.

— Эх ты, Робинзон тощий, кормить тебя некому.

— Я хорошо питаюсь, только редко. Когда Константин болел, мы с ним мяса до отвала наедались.

Татьяна покачала головой, как доктор выслушавший историю пациента о том, как он дошел до этого состояния.

— Толик, а ты когда-нибудь планировал жизнь на год вперед, или больше?

Даже алкоголь в крови замер и перестал действовать, когда я попытался подумать о своей жизни в отдаленной перспективе.

— Ну, думаю, что через год я еще буду жить здесь. Только избушку свою утеплю еще лучше.

— А что, если дорожники прознают о тебе? Они ведь снесут твой домик. Куда ты пойдешь?

— Ты думаешь, я не думаю об этом? Постоянно думаю. Жаль будет, если снесут.


— И все же, если снесут, куда подашься?

— В город не поеду жить. Деревню глухую поеду искать. У меня теперь велик есть, буду колесить, пока не найду, где осесть.

— Я знаю, кто ты. — Татьяна посмотрела на меня через бокал, наполненный шампанским. — Ты Шрек, который живет на болоте, дикий огр, прячущийся от людей.

— Тогда кто ты, Фиона или говорящий осел?

— Ах вот ты как! Сомневаешься еще? — Татьяна опрокинула бокал с недопитым шампанским в себя, поставила на стол и выдохнула. — Я покажу тебе сейчас, кто я!

Я сидел на матраце, а Татьяна на стуле. Она резко встала, чуть не опрокинув все со стола, схватила меня за шею, как будто собиралась душить, и опрокинула меня на матрац. В состоянии алкогольного опьянения, редкого для меня, все произошло мгновенно. Я сидел и бац, Татьянины глаза, горящие плутовством и дерзостью, смотрят на меня в упор. Вообще, в жизни все должно происходить с точностью до наоборот. Но мой опыт против ее не шел ни в какое сравнение. Татьяна это понимала и не ждала, когда я осмелею.

Ее губы, пахнущие вином, впились в мои. Мои руки полезли под ее одежду и нащупали тугой бюстгальтер. Он охранял груди девушки, как абсолютный страж. Я так и не понял, как обойти препятствие и отдался поцелуям.

— Ну как? Есть еще сомнения, кто я? — Спросила Татьяна, оторвавшись от меня.

Ее глаза сверкали, как два изумруда.

— Осёл не целовал Шрека. — Догадался я.

— Молодец! А какую культурную программу ты планировал в праздничную ночь?

— Вообще-то, поесть хорошо, выпить шампанского и уснуть.

— Уууу, скучняха. — Татьяна выпустила меня и снова села за стол. — Пойдем с горки покатаемся?

Я хотел ответить, что на склонах рыхлый снег и покататься вряд ли получится, но вспомнил, что плотную упаковку от велосипеда я еще не выбросил.

— Пошли, я устрою для тебя настоящие американские горки.

Самый длинный спуск получался на углу, где обочина заворачивалась под мост. Снег там, обдуваемый сквозняками, был плотным. Было удобно скатываться и подниматься в гору. Пока я не растряс желудок, мне было тяжко, но постепенно начался кураж. Татьяна радовалась, как ребенок. Она заливисто смеялась каждый раз, когда стремительный спуск заканчивался падением и кувырками в кустарнике. Константин тоже поймал волну, он бегал то за мной, то за Татьяной, падал, закапывался в снегу и пытался веселиться не меньше нашего.

Всякий раз, когда на дороге появлялся свет фар, мы прижимались к обочине, чтобы никто не испортил нам праздник. Картон истрепался в лохмотья. Тогда мы стали скатываться на спине или животе. Снег забивался под одежду, но нам было все равно. Веселье, как наркоз, сделало тела нечувствительными к температуре. Татьяна не стеснялась распахнуть куртку, задрать все свои кофточки и вытрясти из них снег.

Наконец, мы устали. Татьяна скатилась последний раз на спине головой вперед, да так и осталась лежать. Я подкатился рядом и замер рядом с ней. Она смотрела в звездное небо. Чистое от облаков небо светилось миллиардами звезд. Я посмотрел на профиль девушки и увидел, как звезды отражаются в слезах, замерших в уголках ее глаз.

— Ты чего? — Я удивился ее слезам.

— Хорошо так, аж страшно.

— Почему?

— Зыбко все. — Она повернулась ко мне, и слеза покатилась через переносицу. — Почему счастье длится недолго, а какая-нибудь гадость обязательно затягивается?

— Не думай об этом. Наслаждайся моментом.

— Ты знаешь, это лучший Новый год в моей жизни. Спасибо тебе, Толик, за него.

Татьяна поцеловала меня в щеку. Ее горячие губы буквально оставили ожог на моей ледяной коже.

— И тебе спасибо. У меня это тоже лучший Новый год. Да и у Константина, скорее всего, тоже.

— Знаешь, почему мы чувствовали себя несчастными?

— Почему?

— Потому что не слушали себя. Вот тебе надо было уединиться, чтобы почувствовать себя счастливым. А мне надо было получить в глаз и свалиться под мост, чтобы понять, что смазливая мордашка — это не пропуск в счастливую жизнь.

— Сегодня мы поняли, что скатываться под мост бывает весело.

— Точно. Одно и то же действие может носить прямо противоположный смысл.

Татьяна попыталась встать, но снова бухнулась в сугроб.

— Знаешь, я останусь здесь ночевать. Сил встать уже не осталось. Присыпь меня снежком.

Я зачерпнул рукой снег и присыпал им Татьяну. У нее откуда-то из-под одежды глухо зазвонил телефон. Девушка вздохнула.

— Ищут. — Вытащила трубку и приложила к уху. — Але, мам…, да, я у девчонок…, все нормально, я трезвая, мальчишек с нами нет, едим тортик и запиваем чайком. Не надо ему приезжать, что вы со мной, как с маленькой, сама приеду. Могу я отдохнуть от работы и от вас хоть немного?…, всё, давай, с Новым годом!

Татьяна убрала телефон под одежду и села.

— Всё, разрушили чудо. Пошли домой.