Ревенант

Я покачал головой.

— Это заброшенный город в самом сердце Нарского хребта, — пояснил вон Аухмейн. — Во времена старой империи там добывали лунный мрамор, под городом превеликое множество катакомб, вполне могло уцелеть и лунное святилище.

— Далеко он отсюда?

— Несколько дней пути. Город считается проклятым, местные обходят его стороной, но проводника можно нанять в Триесе. Что скажете, магистр?

— А что тут можно сказать? — скривился я. — У меня нет выбора.

— Один удачный выстрел, магистр. Нужен лишь один удачный выстрел. Не мне вас учить — вы ведь служили магистром-исполняющим, так? — Собеседник стянул с мизинца золотой перстенек и протянул мне. — Возьмите, это поможет отыскать Адалинду.

Я молча принял ювелирное украшение и присмотрелся к нему. Кольцо оказалось небольшим и очень изящным, его венчала янтарная семиконечная звезда, меж лучей которой поблескивали некрупные зеленые самоцветы, по виду — изумруды. Куда более впечатляюще смотрелся перстень в истинном зрении. Незримый огонь размеренно пульсировал вокруг него подобно призрачному сердцу.

— Наденьте, — попросил Сигурд.

Я следовать совету не стал и для начала зажал перстень в кулаке. Тук! Тук! Тук! — словно ладонь к чужой груди приложил, а больше — ничего, лишь промелькнуло в сознании смутное ощущение присутствия сеньоры Белладонны. В янтарь была заключена частичка ее эфирного тела, по спине побежали мурашки, захотелось вернуть украшение владельцу и вытереть руку.

— Свадебный подарок, — с горькой усмешкой произнес вон Аухмейн. — Мы хотели всегда чувствовать друг друга и отыскать вторую половинку даже на другом краю света. Разумеется, сделать этого не получится, устойчивая связь появляется на расстоянии чуть больше мили.

Я одобрительно хмыкнул и убрал перстенек в кошель.

— Могу еще чем-то поспособствовать успеху вашей миссии? — поинтересовался тогда вон Аухмейн.

— Имеете в виду деньги? — уточнил я. — Скажу прямо: придется пойти на определенные траты, но справлюсь и собственными средствами.

Сигурд вон Аухмейн откинул крышку дорожного ящичка и вынул из него увесистый кошель, я молча принял его, выбрался из кареты и вернулся в таверну. Там в общем зале уже дежурили пяток бретеров во главе с Блондином. Микаэль стоял у двери черного хода, при моем появлении он развернулся и крикнул:

— Уве, отбой!

Франсуа подошел и спросил:

— И что это было?

— Сеньор вон Аухмейн счел нужным поделиться важной для следствия информацией, — спокойно ответил я. — Поначалу возникло небольшое недопонимание, но все разрешилось наилучшим образом.

Де Риш затейливо выругался, распустил подручных и ушел к себе, а я уселся за стол и хлебнул пива. Голова гудела так, словно в ней ударил колокол, и оставалось только вознести молитву, дабы небеса даровали ясность мысли. Вместо ясности мысли явился маэстро Салазар, следом притопал смурной Уве и прошмыгнула во входную дверь невесть что позабывшая на улице Марта. Хотя как это невесть что? Она меня прикрывала.

— Расслабься, Уве. Все хорошо! — успокоил я школяра и объявил: — И марш отсюда оба! Мне надо поговорить с маэстро Салазаром с глазу на глаз.

Марта и Уве беспрекословно ушли на второй этаж, а Микаэль поболтал кувшином, оценивая остаток пива, и вздохнул.

— Ну?

— Завтра уезжаем в горы, — просто сказал я, а после кинул на стол звякнувший серебром кошель и в подробностях пересказал беседу с мужем Адалинды.

— Ты веришь ему? — уточнил маэстро Салазар.

Я едва удержался от нервного смешка. Сигурду доверия не было ни на грош. Сначала он до последнего покрывал кровавые обряды, затем вознамерился избавиться от жены чужими руками. Такой, опомниться не успеешь, нож в спину воткнет. Но улики…

Улики не оставляли возможности их двоякого толкования. И ясное осознание этого отравляло душу, делало меня грязным, словно сам в той бадье с кровью выкупался, по самую макушку окунулся, еще и глотнул. Много всяких мерзостей за годы службы во Вселенской комиссии повидать довелось, но чтоб такое сотворил кто-то из своих…

— Факты говорят сами за себя, — сказал я, усилием воли подавляя колыхнувшуюся в душе ярость. — Так или иначе, но Адалинда замешана в этом деле по уши.

— Я не о том! — досадливо отмахнулся Микаэль. — С маркизой придется разбираться в любом случае, вопрос в том, не отсылают ли нас в ту глухомань, чтобы не путались под ногами? А то и вовсе перебьют по дороге…

— Не думаю, — покачал я головой. — Вон Аухмейн прекрасно отдает себе отчет, что рано или поздно правда выплывет наружу и никакие связи не помогут замять скандал. Он знал о моих натянутых отношениях с Адалиндой, на этом и решил сыграть.

— Убьешь ее?

— Без суда и следствия? Хорошего же ты мнения о моих умственных способностях, Микаэль! Нет, я вовсе не тороплюсь подняться на эшафот. Подозреваю, что когда-нибудь придется, но по доброй воле приближать это знаменательное событие не намерен.

— Филипп! Ну в самом деле, какой эшафот? Мало ли что может приключиться с человеком в горах? — пожал плечами бретер. — К тому же ты взял деньги.

— И что с того? Для начала надо узнать, кто попросил Адалинду отправить тебя в кутузку. Все остальное — потом.

Маэстро Салазар влил в себя пиво, вытер усы и усмехнулся.

— Ясно-ясно. Ты ее будешь шантажировать, она тебя — убивать. Оторвет голову, жаловаться не приходи — приживить не смогу.

Я лишь ухмыльнулся. Убивать я и сам умел не хуже других, да и Микаэль в этом ремесле один из лучших. Справимся как-нибудь, не впервой! Я крутанул четки и прикоснулся губами к золотой семиконечной звезде.

Справимся — да, но… храните нас, небеса!






Часть четвертая. Уллимонтис




Глава 1





1


Всю ночь напролет снились кошмары, я просыпался в холодном поту буквально каждые полчаса и толком в результате не отдохнул. При этом грядущее полнолуние не имело к навязчивым видениям никакого отношения — снилось, как принимает кровавые ванны Адалинда, снилось, как их принимаю я сам. После пробуждения во рту еще долго оставался металлический привкус чужой крови; его не сразу перебил даже горьковатый травяной отвар. Простыня промокла от пота чуть ли не насквозь и неприятно холодила кожу, та казалась на ощупь противно липкой.

— Тише! Спи! — тихонько шикнул я на заворочавшуюся рядом Марту, перебрался к окну и выглянул в щель ставни. На улице еще толком не рассвело, но сна не осталось ни в одном глазу, так что я натянул штаны и сорочку, обулся и выскользнул за дверь. В глубине коридора послышался легкий скрип половицы — видно, кому-то тоже не спалось, — да и на первом этаже вовсю суетилась прислуга, с кухни веяло чем-то аппетитным, одуряюще пахло свежей выпечкой. Хозяин, узнав о моем желании посетить мыльню, озадаченно потер переносицу, затем кивнул.

— С вечера не должна была сильно остыть. Сейчас растоплю.

В качестве компенсации за беспокойство я сунул ему прихваченную из кошеля монету и сел за стол. Передо мной тут же возникли тарелка пшенной каши, краюха свежего хлеба и горшочек с маслом. Предложили принести и вина, но я отказался. Начинать день с выпивки не хотелось. И без того голова будто чугунная.

К тому времени, когда вернулся хозяин, я уже позавтракал и даже заказал добавку. В итоге без спешки поел и лишь после этого отправился на задний двор. Утренняя прохлада заставила поежиться, да и в предбаннике было непривычно свежо. Я быстро избавился от одежды и прошел в моечное отделение. Там оказалось далеко не так жарко, как обычно, но наскоро сполоснуться можно было и так.

Массивным ковшиком на длинной деревянной рукояти я уже зачерпнул из чана горячей воды, когда за спиной скрипнула дверь. Обернулся и обомлел: внутрь шагнула Мирей. Наготу черноволосая красотка прикрыла, завернувшись в полотенце, но то едва доставало до середины бедер; вид полукровке это придавало весьма фривольный и, чего уж греха таить, соблазнительный. Ну да — попробуй такой грех утаить…

— О, магистр! Вы здесь… — удивилась сарцианка и обеими руками вцепилась в едва не распахнувшееся на груди полотенце, но тут же совладала со смущением и лукаво улыбнулась. — Я вся продрогла… Присоединюсь к вам? Не возражаете?

Я возражал. Мелькнула даже мысль прикрыть пах ковшиком, но побоялся ошпариться.

— Будь любезна, обожди за дверью. Я недолго.

— Но магистр…

Мирей шагнула вперед, и сразу накатила волна нестерпимого плотского желания, захотелось позабыть о благоразумии и пуститься во все тяжкие. Вот только приворожить человека, когда он не желает того, не так-то и просто, мой самоконтроль оказался сильней женских чар. И в немалой степени крепости моральных устоев поспособствовало опасение заполучить во враги Блондина. Конфликты с подобными людьми ничем хорошим не заканчиваются; никогда.

— За дверью! — с нажимом повторил я, и сарцианка обиженно захлопала черными длинными ресницами.

— Неужто я хуже вашего мальчика?! — оскорбилась Мирей и на миг даже позабыла о полотенце. То распахнулось, приоткрыв полную грудь с крупными темными сосками, стройную талию и завитки курчавых черных волос внизу живота.

Возмутительное предположение оскорбило до глубины души, да еще взгляд невольно скользнул куда не следовало, и выпад длинным острым ножом я пропустил. Но разворот начал, и острие не вошло меж ребер, а проткнуло левый бицепс, руку пронзила острая боль, и мой ответный выпад вышел совершенно инстинктивным — я просто плеснул в полукровку набранным в ковш кипятком. Мирей, подобно гиарнийскому тореадору, махнула полотенцем, то приняло горячую воду на себя, сразу намокло и обвисло. Ловкий финт скрутил его в увесистый жгут, и без какой-либо подготовки девица хлестанула меня этой импровизированной плетью. Я уклонился, ковшиком отразил повторный тычок ножом и спешно отпрянул назад, разрывая дистанцию.

Пустое! Полукровка двигалась противоестественно быстро; в один миг она приблизилась и нанесла резкий укол, который тут же перевела в секущий удар. Связку эту я неоднократно наблюдал в исполнении Хорхе, так что вовремя шагнул в сторону и со всей силы рубанул ковшом, метя противнице по уху. И не попал. Мирей захлестнула мою руку полотенцем и рванула его на себя, а стоило только попытаться высвободить импровизированную булаву, в ход вновь пошел нож. Острие чудом не зацепило лицо и шею и прошлось по левой стороне груди, оставив неглубокий, но предельно болезненный порез.

Пришлось выпустить ковш и отпрыгнуть. Сразу последовала серия расчетливых ударов, быстрых и точных, но вывернулся. Раздосадованная Мирей ускорилась и хлестанула полотенцем, метя по глазам, тут-то я и ринулся в контратаку, поймав девку на полушаге. Перехватил запястье с ножом, вцепился свободной рукой в густые волосы и боднул лбом в лицо, да так, что в кровь разбил губы и рассадил нос. После двинул полукровку коленом в живот, намереваясь согнуть, скрутить и повалить на пол, но та оказалась изворотливей циркового борца. Мирей приняла пинок на бедро, змеей вывернулась из захвата и отпрыгнула на пару шагов, оставив зажатой в кулаке лишь черную прядь.

Попутно эта дрянь умудрилась протянуть меня клинком по ноге, лезвие скользнуло по кости и хоть никаких крупных артерий не задело, от потери крови начало шуметь в ушах. Затягивать схватку было никак нельзя, да только чертова девка слишком хорошо владела ножом, кидаться на нее с голыми руками было равносильно самоубийству. Я отступил к лавке и схватил с нее ушат. Тот едва ли мог послужить заменой ковшику, но все же увеличил шансы пробиться к двери.

Раз, два…

Сарцианка презрительно рассмеялась. Лившаяся из разбитого носа кровь стекала ей на грудь и капала на пол, смешивалась с моей собственной, щедро разлитой по темным доскам. Мирей прошипела что-то неразборчивое, плюнула под ноги, и красная лужица забурлила, начала собираться в единое пятно. В мыльне явственно похолодало, дыхание вырвалось изо рта клубами пара, а кровь всплеснулась к потолку и соткалась в призрачную фигуру, которая вмиг почернела; зловещими алыми огнями продолжили гореть лишь провалы трех пар глаз.

Ангелы небесные! Да это же темная душа!

Мирей и ее потусторонний двойник отступили друг от друга, намереваясь взять меня в клещи, и, хоть левая рука уже толком не шевелилась и норовила обвиснуть, я несколько раз сжал пальцы в кулак. Сумею удивить бестелесную тварь, легкой добычей не стану…

— Дорогуша, да ты полна сюрпризов! — послышалось вдруг от двери. — Но твой взрывной темперамент хорош в постели, а это уже просто непорядочно. В конце концов, Ренегат мой друг!

Невесть когда заявившийся в мыльню Франсуа де Риш безмятежно улыбался и, казалось, не собирался вмешиваться в схватку, но Мирей словно шилом в голый зад кольнули. Темная душа ринулась на Блондина, сама полукровка прыгнула ко мне. Франсуа шагнул навстречу потустороннему созданию и ткнул в сгусток черноты голой рукой, без промедления крутанул кистью и дернул ее обратно. Выходец из запределья враз посерел и осыпался на пол невесомой пылью. Мирей в тот же миг оступилась на полушаге и выронила нож, упала на колени, приложила ладони к груди. Из распахнутого рта вырвался невнятный сип, черные волосы поседели, кожа потеряла упругость и стала морщинистой, местами обвисла. Лицо тоже постарело, но не слишком сильно, как если бы к возрасту ведьмы накинули пару десятков лет. Миг полукровка буравила меня взглядом выцветших глаз, а затем к ней подступил Франсуа.

— Прости, любимая, так получилось, — шепнул он растерявшей всю свою привлекательность сарцианке и дважды ударил кинжалом — под левую лопатку и в основание затылка.

Глаза Мирей закатились, она ничком повалилась на пол. Ведьмовская сила могла удержать жизнь даже в теле с проткнутым сердцем и перебитым позвоночником, но сила сгинула вместе с темной душой. Сарцианка умерла.

Франсуа ткнул носком туфли в бедро и покачал головой.

— Говорят, конечно, будто я не слишком разборчив, но это…

Я никак на неуместную остроту не отреагировал, ухватил полотенце и затянул его на проткнутом бицепсе.

— Мирей и была твоей ведьмой? — поинтересовался Блондин, разминая пальцы. Воздух вокруг них искрил и подрагивал, как случается всякий раз, когда истинные маги захватывают слишком много эфира.