Ревенант

Рыбак негромко и не слишком весело рассмеялся.

— На день Обретения веры в городе случилось ритуальное убийство. Судя по всему, дело рук солнцепоклонников, — пояснил он причину своего пребывания в городе. — И даром что осквернена была часовенка на окраине, епископ взбеленился и потребовал отыскать святотатцев. — Мориц поковырял в зубах зубочисткой и кисло улыбнулся. — Взбеленился — да, на редкость подходящее случаю определение.

Мой собеседник самым откровенным образом намекал на прозвище Адалинды, и я сделал вполне логичное в этой ситуации предположение:

— Наши коллеги не раскрыли дело по горячим следам, поэтому для ведения следствия прислали человека со стороны?

— Именно! Я здесь по личному распоряжению канцлера! — подтвердил эту догадку магистр, нацелив на меня указательный палец с неровно обстриженным ногтем. — И как прикажешь разбираться в этом бардаке? К моему приезду все следы, фигурально выражаясь, остыли, а местные коллеги не скажут даже, который час! Сеть осведомителей недоступна, приходится буквально выцарапывать нужные сведения и несколько раз их перепроверять! А Сурьма убеждена, что убийство было лишь началом кровавого ритуала и повторного жертвоприношения стоит ожидать со дня на день!

— Это все понятно, но какое тебе дело до похищений?!

— Какое мне дело?! О, Филипп! Мне всего лишь поручили провести ревизию… — Рыбак с отвращением произнес это слово, словно выплюнул его, — действий, предпринятых коллегами по раскрытию похищений горожанок! Ревизию, Филипп! Сеньора Белладонна, будь она неладна, взялась вести это дело по собственной инициативе, а теперь надо дать оценку следствию! И попутно искать солнцепоклонников, осквернивших часовню!

— Мои соболезнования.

— Послушай, Филипп, все не так плохо, как выглядит на первый взгляд. Я не прошу заниматься поисками похитителя — это дело местного отделения, просто… возьми на себя ревизию.

«Прими удар на себя», — стоило бы сказать магистру, но я не стал корить его желанием переложить ответственность на чужие плечи и уточнил:

— А эти твои солнцепоклонники? Никак нельзя спихнуть их розыски на людей епископа? Все же осквернена церковь…

Мориц Прантл отпил вина и скривился.

— Как говорят у нас в Клиане, дохлый номер. Нет, церковники тоже роют землю, но улики указывают на то, что ритуал провел кто-то из наших подопечных. Да ты и сам все поймешь с первого взгляда.

Меньше всего мне хотелось вникать в детали следствия, поэтому я выдвинул стул из-за стола и решительно поднялся на ноги.

— Рад бы оказать содействие, Мориц, только не думаю, что меня отрядят тебе в помощь.

— Я об этом и не просил, — поморщился Рыбак. — Тут нужен независимый… ревизор. Я бы давно спихнул эту обязанность на Блондина, но тот наотрез отказался заниматься чем-либо кроме розыска и задержания конкретных лиц, да и толку от такой рокировки будет, откровенно говоря, немного. Другое дело — ты…

Я нисколько не хотел примерять на себя роль приезжего ревизора, который строит карьеру на выявлении чужих ошибок, но заявить об этом не успел. Прибежал взмыленный помощник Рыбака.

— Вот, магистр! — выложил он на стол исписанный мелким четким почерком лист бумаги, в нижней части которого алела печать риерского отделения Вселенской комиссии.

Мориц Прантл тут же сграбастал его, пробежался по диагонали глазами и выпустил из легких воздух со столь откровенным облегчением, что мне как-то враз стало не по себе.

— Поздравляю с назначением на дело, магистр! — официальным тоном объявил Рыбак, поднялся на ноги и протянул мне листок.

Я без всякой охоты принял его и едва удержался от досадливой гримасы. Мало того что полученное по эфирному каналу послание оказалось заверено с соблюдением всех необходимых формальностей, так еще назначил меня ответственным за ведение проверки не кто-нибудь, а лично вице-канцлер Герберт вон Бальгон. Вот же злопамятный тип!

Теоретически, располагая переданным на словах приказом канцлера незамедлительно прибыть в столицу, я имел возможность не подчиниться приказу Гепарда, но усомнился, стоит ли идти на очередное обострение отношений, и с ходу рвать предписание не стал, вместо этого внимательно вчитался в его текст.

Провести надлежащую проверку… Ускорить следственные действия… Ага, вот оно: дать заключение о соответствии занимаемой должности магистра-управляющего Адалинды цу Лидорф!

— О чем задумался, Филипп? — насторожился Рыбак.

О чем я задумался? Ангелы небесные! Да о чем тут можно было думать?! Сам того не подозревая, Гепард вручил мне превосходный рычаг давления на сеньору Белладонну! Если прежде я мог лишь просить маркизу об откровенности, то теперь имел возможность действовать с позиции силы, ведь правильно составленный доклад станет железным основанием для отставки. К тому же в документе я вновь именовался магистром-расследующим. Ну да иначе и быть не могло: все магистры-надзирающие были приписаны к конкретным отделениям и на чужой территории действовать не могли.

— Твоя взяла, Мориц! — обратился я к коллеге. — Я возьму проверку на себя, но попрошу об ответной услуге.

Магистр не удержался от скептической улыбочки, и я не преминул ее стереть, для пущей убедительности небрежно помахав зажатым в руке листком.

— Ты же понимаешь, что есть добрая дюжина веских причин отвертеться от этого поручения?

Мориц Прантл нахмурился и спросил:

— Чем могу быть полезен?

— У меня сейчас два слуги, возьми одного в свою команду.

— На́ тебе, боже, что нам негоже? — с неприличной прямотой ухмыльнулся Рыбак.

Я покачал головой.

— Уве Толен — ритуалист, бакалавр тайных искусств и младший клерк Вселенской комиссии. Он уже ассистировал мне в следственных мероприятиях.

— Почему тогда хочешь избавиться именно от него?

— Второй — истинный.

— О-о-о! — понимающе выдохнул Рыбак и протянул пухлую ладонь. — Хорошо! Я возьму твоего человека, Филипп, но только после завершения ревизии.


Встречное условие меня всецело устроило, мы скрепили сделку рукопожатием. После Мориц порылся в лежавших на краю стола бумагах и вручил первоначальное распоряжение о проведении внутренней проверки, подписанное все тем же Гепардом.

— Остановишься здесь? — спросил Рыбак. — Мы выкупили все комнаты, так что проживание и питание — за казенный счет.

Отказаться мне и в голову не пришло; я перегнулся через перила, окликнул Уве и велел ему договориться о проживании с хозяином, а после позаботиться о вещах.

— Ты сейчас не слишком занят? — спросил вдруг Рыбак. — Может, взглянешь на реконструкцию места преступления, вдруг что-то заметишь свежим взглядом?

— Реконструкция — это как? — не понял я. — Вы труп на ледник поместили?

— Если бы! — с нескрываемым разочарованием вздохнул Мориц Прантл и потянул меня к одной из дверей. — Идем!

— А где Ворон? — спросил я, направляясь вслед за коллегой.

— Увы, случай не по его части, — вздохнул Рыбак, который обычно работал с одним и тем же магистром-экспертом.

Герхард Шварц обладал столь обширными познаниями в запретных ритуалах, какими только мог обладать человек, не практикующий их сам. И — некомпетентен? Очень странно.

Мориц тем временем отпер одну из дверей и распахнул ее, позволяя пройти внутрь. Все стены небольшой комнатушки оказались завешаны холстиной, лежала она и на полу. Кто-то из подручных Рыбака не поленился перенести на ткань затейливые символы и скачущие буквы непонятных надписей, а центральное место занимало изображение тела; одна рука была прижата к боку, другая вытянута и указывала на рисунок, в котором угадывалось до предела стилизованное солнце. Чуть выше намалевали странную безголовую птицу с раскинутыми крыльями и куцым намеком на хвост.

— Жертве вскрыли грудину и череп, — пояснил Мориц. — Сердце поместили в одну чашу, мозг — в другую. Кровью там все было залито, будто на бойне.

— Да уж представляю, — хмыкнул я, осматриваясь.

— Понимаешь теперь, почему это дело именно по нашей части?

Я кивнул. Надписи на староимперском ясно свидетельствовали, что ритуал проводил человек, получивший классическое образование.

— Судя по характеру разрезов, — продолжил Рыбак, — сделал их человек опытный.

— Мясник, охотник, хирург, школяр-медик, — перечислил я, осматривая нанесенные на холстину рисунки.

Художник наверняка что-то упустил, когда срисовывал место преступления: надписи и символы не просто не складывались в единую схему, они даже не содержали необходимых для обращения к запределью формул — ни инициирующих, ни защитных!

Мориц заметил мое удивление и хохотнул, потирая руки.

— Сообразил наконец?

Я еще раз пробежался взглядом по загадочным надписям, непонятным закорючкам и донельзя упрощенным рисункам, оценил положение тела по отношению к солярному символу на стене и сказал:

— Это ведь не магический ритуал?

— Нет! — с каким-то даже истеричным восторгом подтвердил Рыбак. — Классический случай ритуального жертвоприношения во славу солнца! Сурьма уверена, что это часть так называемой «малой восходящей дуги», которая берет начало на рассвете весеннего равноденствия и заканчивается в полдень летнего солнцестояния. Должно быть еще как минимум одно убийство на середине отрезка, то есть со дня на день.

— Удачи с поиском язычников, Мориц, — пожелал я напоследок и вышел за дверь.

У меня своих проблем хватало, чтобы принимать близко к сердцу чужие.

Близко к сердцу?

Вспомнилось изображение распростертой на полу фигуры с разрезом на груди, и меня передернуло. Вот ведь к слову пришлось…





2


Когда я спустился на первый этаж, Уве уже договорился с хозяином о выделении нашей компании двух комнат и на пару с Мартой перетащил в них все пожитки.

— Микаэль не возвращался? — спросил я, оглядев зал.

Школяр и ведьма синхронно покачали головами, как видно, нисколько не сомневаясь, что маэстро Салазар сегодня если и явится, то глубоко за полночь, а то и вовсе загуляет до утра. Я хмыкнул и подошел к сидевшему в одиночестве за угловым столом подмастерью Блондина.

— Эберт, не подскажешь, где искать Франсуа?

Молодой человек взглянул на меня с нескрываемым сомнением, но все же, пусть и после вполне явственной паузы, соизволил ответить:

— Начните с Заводи, магистр. Поспрашивайте в игорных домах.

— Даже так? — удивился я, поскольку прежде де Риш никогда особого интереса к азартным играм не проявлял.

Эберт кивнул и вернулся к чтению. Я не стал больше ему докучать, отошел к давившемуся сухим кашлем Уве и достал монету в десять крейцеров.