Реквием души

– Его мать вернулась в Барселону четыре года назад.



Я обернулась к Антонии и увидела, как она покачала головой.



– Мать Сантьяго? – спросила я, положив ладонь на перила. Посмотрев вниз, я остановилась, почувствовав головокружение. Потому поспешила сесть на верхнюю ступеньку.



– Айви?



Я зажмурилась, а потом медленно раскрыла глаза, фокусируясь на добром лице Антонии.



– Все хорошо. Просто последние дни я особо не двигалась, а в этом случае мне чуть хуже. А лестница... когда я смотрю вниз...



– Может, это была не очень хорошая идея. Думаю, вам нужно прилечь.



Я качнула головой и поднялась. Кожа стала липкой и горячей, а сама я недостаточно устойчиво стояла на ногах, как и всегда после подобных приступов, но отчаянно не желала возвращаться в ту комнату.



– Я в полном порядке. Правда, – я улыбнулась так широко, как только могла. И отчасти я сказала правду. Подобные приступы не длились вечно. Просто не хотелось во время них стоять наверху лестницы.



Антония одарила меня долгим взглядом, а потом, вероятно, вопреки здравому смыслу, кивнула, и мы начали спускаться по ступеням.



– Значит, мама Сантьяго уехала четыре года назад? После того происшествия, полагаю?



Когда мы оказались на первом этаже, я подняла голову и огляделась. Сводчатые арки на потолках добавляли драматизма, особенно в сочетании с темной мебелью и окнами, забитыми железными листами. Отсюда в разные стороны отходило несколько коридоров, а впереди находилось окно.



– Да, несчастного случая, – она так выделила это словосочетание, что мне показалось, у нее на этот счет другие мысли. – В тот вечер она и сама умерла, если хотите знать мое мнение. Вскоре после возвращения в Барселону ее не стало уже по-настоящему. Не сомневаюсь, что всему виной горе, упаси Господи душу этой женщины.



В официальных источниках писали, что к взрыву привела утечка газа.



– За одну ночь она потеряла мужа и одного из сыновей. А второй... Ну, после он стал другим.



– Ты говоришь о шрамах?



«Неужели мать бросила его из-за них?»



– Нет. Шрамы, конечно, были ужасающими, но я говорила про внутренние изменения. Она пыталась, его матушка. Но излечить Сантьяго, вытянуть его из нового состояния оказалось слишком сложным. Видите ли...



– Сплетничаете о моем брате?




Мы с Антонией обернулись, шокированные появлением Мерседес в одном из темных коридоров. Она выглядела потрясающе, как и последний раз, когда я ее видела. Облегающее красное платье оттеняло оливковую кожу, черные волосы и глаза, ее макияж был безупречен, а на ногах красовались туфли на пятидюймовых каблуках, больше подходящие для вечера. Мерседес носила больше украшений, чем, уверена, моя мама, сестра и я вместе взятые.



– Не думаю, что Санти это понравится. Если он узнает, что его жена потакала сплетням, – Мерседес перевела взгляд с меня на Антонию, которая опустила глаза и принялась заламывать руки. – Не припомню, чтобы он просил тебя выпустить ее, Антония.



– Я получила разрешение выйти сегодня, – отозвалась я, поскольку мне не понравился тон Мерседес. Однако я возненавидела себя за эту реплику, достойную ребенка.



– Правда, он дал тебе разрешение? – выгнула брови она.



Я сжала пальцы в кулаки, кровь в венах стала закипать.



– Не было причин и дальше держать ее запертой в комнате, – произнесла Антония. Интересно, она чувствовала мою ярость?



– А это уже не твоего ума дело, не так ли?



– И не вашего, мэм. Ваш брат ясно дал понять, что я должна заботиться о его жене.



Мерседес повернулась ко мне с кислым выражением лица.



– Хмм, неужели? Ладно. Дальше я сама тут разберусь, Антония. Можешь возвращаться на кухню.



– Да, мэм, – натянуто отозвалась она.



Мне стало обидно за пожилую женщину, когда она одобрительно мне кивнула и направилась на кухню.



– Мы не сплетничали, – сказала я, не желая втягивать Антонию в неприятности.



– Уверена, что нет. Что это на тебе надето?



Я опустила взгляд на свой бледно-голубой свитер и джинсы. Мерседес, по-видимому, любила третировать людей. Она напоминала мне Марию Чамберс. Сестра Сантьяго была титулованной и богатой. Вероятно, ее никогда не учили отличать добро от зла. И ни разу ни в чем не отказывали.



– Это купил мне твой брат, – отозвалась я. – Мы едем в больницу, а не на показ мод. Ты ведь разоделась для него?



Она скривила губы от отвращения и прошла мимо.



Я проследовала за ней в помещение с огромными окнами в форме роз, которое, наверное, исполняло функцию главной гостиной. Каблуки Мерседес отстукивали быстрый ритм, пока она пересекала комнату, а я буквально застыла с разинутым ртом, рассматривая фреску на потолке.



– Ты идешь? – окликнула меня Мерседес.