Реформатор

Дверь отворилась, и в кабинет вошли два полковника. Гаврила и Арсений имели вид не менее озабоченный. И все из-за этого клятого приглашения на пир по случаю победы. Мол, коли воинству киевскому нет ходу в Пограничный, тогда милости просим к нашему шалашу.

Трое суток минуло со дня сражения. Были горячие головы, что предлагали закатить пир прямо там, на поле брани, оставшемся за русичами. Да Михаилу удалось отговорить Владимира. Все же половцев они не побили, а разошлись по договору. Разница, однако. А потому расслабляться, когда неподалеку находится вполне себе боеспособный противник, все еще превосходящий их, – верх глупости.

За прошедшие дни народ успел поостыть и прийти в себя. Обиходили всех раненых, число коих было велико. И в основе своей союзники. Хотя лекари не делали различий как на поле боя при оказании первой помощи, так и после того, как доставили к городу.

В больницу везти не стали. Там и мест-то столько нету. Поставили палаточный городок на берегу реки, где и пользовали. К слову сказать, Геласий заверил, что на ноги поставит многих. Недостатка в медикаментах и перевязочных материалах нет. Квалифицированных помощников хватает.

Старается врач не за страх, а за совесть. Очень уж ему хочется организовать в Пограничном медицинскую академию. Края, конечно, холодные, но если появится достаточное количество учеников, за которых будут готовы внести плату, то и учителей получится приманить из Константинополя.

Сам Михаил не собирался взваливать себе на плечи подобное финансирование. Одно дело – готовить кадры и содержать больницу для своих нужд. И совсем другое – думать об остальных княжествах. Вот и использует грек любую возможность в рекламных целях. К слову сказать, некоторые князья уже прислали в обучение молодых людей. И плату назначенную внесли. Этого пока все еще слишком мало, чтобы выйти на полное самофинансирование. Но начало положено.

Не сказать, что добрая слава о лекарях Пограничного на руку только будущей медицинской академии. Михаилу она тоже не помешает. Так как не в последнюю очередь способствует приросту населения. Ставку он делал далеко не только на выкупных холопов. Ручеек мигрантов из вольных его также устраивал. Оттого и делится запасами медикаментов щедрой рукой…

– Михаил Федорович, не дело ты затеял… – начал было Гаврила.

– Все. Стоп. Прямо как сговорились. Незачем мне собачиться с князьями. Толку от этого не будет. Зато неприятностей хоть ложкой ешь. Нам только рука об руку идти. А потому первым я ссориться не стану.

– А коли… – попытался начать Арсений.

– А коли сами начнут, так мы и ответим, – перебил его Михаил. – Посему полки держать наготове. Но тайно. Чтобы никто о том не прознал. Очень надеюсь, что это не понадобится. Борис, с тобой определились. Все, господа полковники, я пошел.

Перед отбытием не забыл навестить супругу и детей. О чем тут же и пожалел. Не водилось за ним такого, чтобы при вот таких недолгих отлучках он захаживал попрощаться с семьей. Алия, которая Елена, приперла к стенке и начала пытать, какого, собственно, тут творится. Пришлось откровенно все ей разъяснить.

– Запомни, Миша, если с тобой что-то случится, я никого не пощажу. Все войско русов изведу, а князей прикажу порвать конями. А там и Переяславль сожжем.

– Э-э-э, потише, воительница. Я всего лишь на пир. А все эти разговоры только домыслы моих ближников, – попытался отшутиться он.

Потом взглянул на свою женушку и понял, что та не шутит. Как есть предаст славный град огню и зальет его кровью. О времена, о нравы…

Лагерь союзников встретил его шумно. Вино льется рекой. В смысле пиво и квас конечно же. Вино в здешних краях товар дорогой и далеко не всякому по кошельку. Но тут по этому поводу не больно-то и расстраиваются. Был бы хмель в напитке, чтобы кровь быстрее по жилам, голова кругом да душа воспарила от легкости, дабы хоть на краткий миг унестись в мир грез. А для чего еще пить горячительные напитки как не для веселья.

Гостя проводили сразу в княжеский шатер. Правда, посадили не подле Владимира, а в сторонке. Вроде как и не на самом краю, но в то же время и так, чтобы знал свое место. Он ведь не князь и не ближник. Вообще-то Романова подобное обращение задело. И уж тем более на фоне того, что по правую руку с Ростиславом устроился Вторуша. А ведь князь сидит бок о бок с Мономахом.

В принципе наплевать и растереть как на этот пир, так и на место, отведенное ему на нем. Михаил себе цену знает. И сколько бы вот эти ни кичились, он сделает их по всем статьям. Но в этом мире и времени это имеет значение. И коль скоро желаешь чего-то добиться, то и положение нужно занимать соответствующее. Как и место на пиру или совете.

Гостя, как и полагается, встретили здравицей. Выслушали ответное слово. Да и благополучно позабыли о его присутствии. И это Михаилу также не понравилось. Дело даже не в том, что подобное являлось тревожным признаком. На этом пиру бражничали не победители, а проигравшие. Но всяк и каждый превозносил своего князя, не забывая и о себе сердешном. Истинные же победители, те, кто спас их и в одиночку выдержал удар всего половецкого войска, даже не поминались. И это было обидно.

А еще противно. Настолько, что захотелось встать и уйти. Но Романов заставил себя оставаться на месте. Не нужна ему ссора. Если уж решил чего-то добиться, то придется пройти через многое. И вот эту горькую чашу испить в том числе.

– А чего воевода Романов отмалчивается? Иль нет у него доброго слова для воинства славного, пришедшего ему на помощь? – вдруг громко произнес Вторуша.

– Ему больше по душе не славить честных воев, а лить их кровь каменным дробом. Сколько добрых сынов Руси сложили голову не от половецкой стали, а от союзной руки, – сокрушенно произнес Ростислав.

В шатре вдруг повисла напряженная тишина. Все взгляды устремились на Михаила, сидевшего между двумя дюжими дружинниками молодого князя. Сразу не понравилось такое расположение. Ну, да чего уж. Где указали, там и сел. Да и не опасался он особо.

В ответ на этот выпад воевода потянулся к кувшину с пивом и налил в латунный кубок, демонстрируя, что совершенно спокоен и рука его не дрожит. Без спешки отпил пару глотков. Кивнул, мол, доброе пиво, и поставил кубок на стол.

– Сто пять воев погибли от каменного дроба, – глядя прямо в глаза молодого князя, произнес Михаил. – Порубленных да пострелянных половцами мы тоже посчитали. Две тысячи двести тридцать шесть.

Он опять отпил пива, продолжая демонстрировать твердость руки. Хотя, справедливости ради, кровь в нем кипела так, что контролировать это ему удавалось, лишь по обыкновению отстранившись от себя и управляя телом, словно со стороны. Вернув кубок на стол, Романов продолжил:

– И помощи я не просил. Всего лишь сообщил великому князю о том, что три слободы на порогах пожгли половцы. Что я тех разбойников наказал, а теперь ожидаю ответного удара орды. Это он уж сам решил направить сюда своих сыновей с войском.

Обвел всех присутствующих твердым взглядом. Поднялся из-за стола и обозначил Владимиру долженствующий поклон.

– Здравия тебе, князь, брату твоему и всему воинству. Долг свой вам я отдал, а теперь позволь вернуться и к своим обязанностям. Перед тем как в шатер войти, весть я получил, что тесть мой Тераккан в гости пожаловал. Надо бы уважить. Коли позволишь, пойду я.

При этом Ростислав бросил многозначительный взгляд на старшего брата. Тот же, в свою очередь, положил пареньку руку на плечо, мол, успокойся. И сам поднялся со своего места.

– Я провожу, – произнес он.

– Твоя воля, князь. То честь для меня, – опять изобразив поклон, произнес Михаил.

– И с чем пожаловал твой тесть? – когда они вышли на воздух, поинтересовался Мономах. – Хотя и неприятно мне о том говорить, но, положа руку на сердце, я понимаю, что с этим моим воинством ты и сам управишься. Значит, прибыл он сюда, дабы показать свою решимость драться с тобой против русичей.

Говоря это, Владимир бросал взгляды по сторонам, вглядываясь в окружающих и вслушиваясь в разговоры. Прикинул что-то в уме и искоса посмотрел на Михаила.

– Случись, возжелали бы взять тебя в железо, поди, сам нас в клещи сгреб бы.

– О чем ты, князь?

– О людях твоих, что бражничают с нашими горе-вояками вокруг княжьего шатра.


– Не понимаю, о чем речь. Может, успели знакомцев завести да в гости припожаловали. Бражничать оно ведь все любят.

– Ну-ну. Ладно о том. Я что хотел сказать, Михаил. На брата моего зла не держи. То в нем молодость да горячность бурлят. А за то, что вытащил нас из той сечи, спасибо. И еще. Посмотрел я, как дрались твои дружинники и ополченцы. Добро получилось. Поди, и без пушек перед половцами выстояли бы. Так что жди завтра в гости. Хочу еще поговорить об устройстве войска. Думаю, есть у тебя мысли, как все обустроить.

– Есть, конечно. Только завтра тебе придется с Теракканом беседовать.

– Я уж догадался. И чую, оттяпает он у Киева пороги. За тем и явился. М-да. Вроде и победили, да только горький какой-то привкус у этой победы.

– Если честно, то я удивлен, что столько лет эти слободки простояли. Во всяком случае, под рукой Киева.

– Так ведь половцам города неинтересны. А с волока они получали свою дань. Кстати, непонятно, отчего Боняк вдруг решил напасть на данников Тераккана.

– Не тестю моему насолить хотел. А порушить торговлю Руси. Твердил, что тот, кто имеет дело с русичами, действует во вред половцам. Там все сложно, – покачав головой, резюмировал Михаил.

Лагерь он покинул беспрепятственно. Хотя и не надеялся на это. В тот момент, когда этот песий сын Вторуша открыл свой рот, Романов понял, что его непременно скрутят. Особо по этому поводу не переживал. Разве только разочаровался во Владимире. Не хотелось ему в нем ошибаться. Если не Мономах, значит, придется ставить на Олега. А его кандидатура на роль великого князя Романова не устраивала.

Когда подъезжал к понтонному мосту, обнаружил в роще всадников в полном облачении. В отдалении разложено множество костров, которые уходят за излом местности, над которым видно зарево от бивака остального войска. Похоже, Тераккан собрал в поход возможный максимум воинов. Показывать силу так показывать. Чего мелочиться.

Миновав ворота, Михаил обнаружил, что все близлежащие улицы забиты пехотой. При появлении воеводы сотни уже начали расходиться. Но не разом, а поочередно. Чтобы не создавать излишнюю толчею. Опять же минимум треть останется на боевых постах. Мало ли, что оба войска союзные. Это вовсе не повод расслабляться.

– Здравствуй, Михаил, – приветствовал его тесть, ссаживая с колен младшую внучку.

– Здравствуй, Тераккан. Приветствую тебя, Забира. Выполнил-таки просьбу внучки, – с улыбкой поинтересовался зять.

– А как не выполнить, – развел руками тесть.

– Это хорошо, что вы вдвоем приехали. У меня как раз есть дело к вам обоим.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Тераккан.

– Князь Владимир хочет завтра встретиться с тобой.

– Чтобы поговорить о восстановлении поселений на порогах, – хмыкнул Тераккан.

– И что ты думаешь по этому поводу?

– Соглашусь. Конечно, за это русичи должны будут заплатить.

– И совершишь глупость.

– Это еще почему?

– Ты откажешь ему. Скажешь, что поселения там поставишь сам. Прежних жителей я отбил. Они теперь мои холопы. Но я ведь могу их и тебе уступить. А значит, у тебя будут люди, знающие пороги. Зная о том, что это твои слободки и что там стоят твои сменяемые военные отряды, никто из половцев не посмеет напасть на них. Другие степные племена поостерегутся связываться с тобой. А с волока в твои руки потечет полноводный ручей серебра.

– Мы и так уже привязаны к зимним стойбищам. К чему нам еще и это? – недовольно пробурчал хан.

– Ты знал, что изменения неизбежны, еще когда увидел меня в первый раз. И уже многое успел поменять. Отчего вдруг теперь противишься? – удивился Михаил.

– Оттого что эти перемены не заканчиваются.

– Но пороги тебя никак не привязывают. Три поселения, полторы сотни воинов, которые все время будут сменяться. Не вижу причин для отказа от возможности пополнения казны. Торговля – это всегда выгода.

– Хм. Я подумаю над этим.

– Подумай. Обязательно подумай. Владимир уже готов услышать от тебя именно это. Ему такое не по вкусу, но он понимает, что изменить ничего не сможет. Если откажешься, он решит, что ты сглупил, а ему улыбнулась удача. Кстати, если бы Боняккан не стал жечь слободки, а просто захватил их, то великий князь киевский это принял бы.

– Это земли не Боняка, чтобы он там хозяйничал, – тут же вскинулся хан.

Вот и хорошо. Зерно упало в благодатную почву. Так что даст ростки, никаких сомнений. А Михаил ему поможет. Непременно поможет. А то какой он зять. Опять же торговый путь ему только на руку. И уж тем более в свете развития ткацкого производства. Кстати, о птичках.

– Забира, Алия показывала тебе свою прялку?

– Да. Очень хорошая вещь. Она говорит, что научиться ею пользоваться несложно. Правда, у меня пока не получается.

– Получится. Там и впрямь ничего сложного. Даже я научился, – ловя на себе недоверчивые взгляды тестя и тещи, сознался он.

Впрочем, шокировать родственников в планы не входило. Куда больше его беспокоило то обстоятельство, что с прядильной машиной у них пока ничего не получалось. Объемы же поставок шерсти только росли. Имей они в достатке пряжи, можно было бы развернуть настоящую ткацкую фабрику. Сейчас же из-за переизбытка шерсти приходится развивать валяние войлока.

Но если начать закупать у половцев пряжу по цене втрое большей, чем очищенная шерсть, то и часть проблемы решится. Поставить ткацкие станки и обучить на них работать не так уж сложно. Сукно пользуется спросом везде. Опять же для кочевой бедноты изготовление пряжи будет реальным подспорьем и возможностью улучшить материальное положение. А это еще одна взаимовыгодная точка соприкосновения и интеграции. И чем их больше, тем крепче добрососедские отношения.





Глава 7