Реформатор

Особых планов у него не было. Поэтому, устроившись в кабинете, достал свои наработки по газовому освещению. Отчего не посидеть над детальной проработкой этого проекта. Глядишь, когда все же соберется, и вопросов будет поменьше.

– Дозволь, Михаил Федорович? – приоткрыв дверь, спросил Кудинов.

– Борис? Проходи, конечно. Стряслось чего?

– Да так, решил, что тебе следует знать о том загодя.

– Ну? – заинтересованно подбодрил он безопасника.

– Тут такое дело. Только что караван Родиона пристал.

– Родиона? Он же только по осени вернуться должен был. Месяца через полтора, не раньше.

– Угу. Есть такое дело. Но в Царьграде на этот раз сторонним купцам рады еще меньше, чем прежде. Указом императора пошлины взвинтили настолько, что для получения прибыли приходится задирать цены на товар. Венецианцы же торгуют своим куда дешевле. И к кому пойдет покупатель, гадать не приходится. Чтобы получить хоть какую-то выгоду, приходится продавать им. А иначе только в убыток. Но товара, который мы и прежде венецианцам сбывали, а они везли дальше на запад, это не коснулось. Тут все честь по чести.

– Вот значит как, – откинулся на спинку кресла Михаил.

На секундочку, основу товаров в караване Родиона в этот раз составляли ткани. С турками и арабами сейчас отношения напряженные из-за очередного бодания с Комниным. А значит, их рынки для Михаила закрыты. В Европу вот так, с кондачка, не сунешься. Русь и северные рынки не столь прибыльны, как ромейский. Да и серебро с золотом сейчас идут только оттуда. Свои все больше предпочитают вести меновую торговлю.

– Родион-то, надеюсь, товар сбыл?

– Сбыл. Хотя рвет и мечет. Собирался самолично прямо сейчас к тебе на доклад идти, да я урезонил.

– Как думаешь, уж не Комнин ли решил на нас так надавить? Я ведь вразумительного ответа по поводу своей помощи империи еще не дал.

– С Тмутараканью Алексей все одно не прогадал. После смерти Олега он ведь договорился с Еремеем, и дружина уже собирается выступать в поход. Кстати, и авторитет самого воеводы поднялся среди воев. Сколько лет кисли в гридницах[12], а тут поход, да еще и в Царьград, что сулит богатую добычу. Эдак приподнимется, и та расписка ему уже станет не страшна.

– Дураком будет, если так решит. Но это сейчас не важно. Меня куда больше занимает император, – отмахнулся Михаил.

– Сомнительно, чтобы он так решил надавить на тебя. Тогда бы увеличение пошлины коснулось только нашего Родиона. А он выяснил, что распространяется оно на всех. Похоже, доходы казны от торговли из-за венецианцев падают, и Алексей взвинчивает сборы, чтобы избежать потерь, – озвучил свое видение ситуации Борис.

Все началось восемь лет назад, в тысяча восемьдесят первом году, когда война с норманнами получила новый виток. Они осадили город Драч, и если им удалось бы захватить его, то получилось бы запереть Адриатику, перекрыв кислород венецианцам. Торгашам оказалось куда выгоднее заключить союз с Комниным. К тому же Византия являлась одним из основных торговых направлений республики.

Однако купцы не были бы купцами, если бы не попытались извлечь свою выгоду даже из столь сложной ситуации. Несмотря на то что были заинтересованы в ромеях не меньше, чем те в них, венецианцы смогли продать услуги своего флота за ряд привилегий. И их требования постоянно множились. А спустя четыре года достигли своего апогея. Алексей даровал им право беспошлинной торговли во всех землях империи.

Мало того, таможенные и налоговые чиновники не имели права даже досматривать корабли венецианцев. Те могли ввозить и вывозить что угодно. А теперь они еще и диктовали цены. Причем в противовес другим имели возможность пробивать нижнюю планку, сбывая свой товар и вынуждая других купцов вести торговые операции через них. Фактически экономика Восточной Римской империи оказалась в руках этих торгашей.

Понимал ли Алексей, что творил, когда заключал этот союз? Вот уж сомнительно. Потому что большую глупость совершить было попросту невозможно. Четыре прошедших года он все еще умудрялся поддерживать доходы казны благодаря увеличению пошлин. Но коль скоро даже Родион предпочел сдать товар оптом, похоже, наступил переломный момент. Причем в худшую сторону.

– Скорее всего, ты прав, Борис, и причина всего лишь в недальновидности Алексея, даровавшего венецианцам небывалые привилегии за службу их флота, – помяв подбородок, задумчиво произнес Михаил.

– Что-то надумал?

– Как считаешь, может случиться так, что Комнин замирится с сельджуками?

– Не в этом и не в следующем году. Они точат зубы на Малую Азию, что практически полностью отбил Алексей. А их подданные арабы стремятся вернуть былое господство на море.

– А тут еще и норманны, – хмыкнул Михаил.

– Ты это к чему?

– К тому, Борис, что мы, пожалуй, все же внемлем просьбе императора и отправимся к нему на службу. Только малость не так, как это ожидает он.

– Подробности будут?

– А т-то как же, – хмыкнул Михаил.





Глава 21

Переговоры




– Ну, здравствуй, Михаил.

– Здравия тебе, Ирина.

– Да-а-а. Ты, конечно, никогда не был рохлей. Но где тот юноша, которого я знала. Зрелый муж, преисполненный мужества и достоинства.


– Зато ты все та же легконогая газель, что я знал десять лет назад, – с искренним восхищением произнес Романов.

– Десять лет! Боже, как быстро летит время, – всплеснув руками, произнесла женщина.

Хм. Или все же девушка. Да, замужем, да, двое детей, но это никоим образом не сказалось на ее внешности. Все та же молоденькая прелестница, заставлявшая учащенно биться сердца мужчин. Причем не только из-за ее прославленного братца. За прошедшие годы Михаил искренне полюбил свою жену и считал ее настоящей красавицей. Но вот глядя на ромейку, он был уже не уверен в том, что не готов согрешить.

Хм. Вообще-то лучше бы не надо. Он прибыл в Царьград не за новыми проблемами, а для решения прежних. Так что обойдется его дружок без сладкого. Если уж будет совсем невтерпеж, то удовлетворится кем попроще. Ну и, разумеется, в случае, если та окажется краше Алии.

Он уже и в этом-то теле далеко не юнец, а прибавить сюда еще и прежний жизненный опыт, так и вовсе получается в возрасте. Так что гормоны свои контролирует и бросаться на все, что шевелится, не станет. Правда, Ирина как раз отвечает всем требованиям.

– Над тобой время не властно. Смотрю на тебя, и словно оно замерло, – произнес Михаил.

– Льстец.

– Это всего лишь правда.

– Ладно. Поверю тебе.

– Позволь мне преподнести тебе подарки с Руси.

С этими словами он откинул крышку внесенного слугами ларца, открывая взору переливающиеся на свету меха от рыжего до иссиня-черного. Подарок, может, и не тянул на целое состояние, но уж точно был дорогим. Теплые края? Ну и что. Если в мире Михаила говорили, что лучшие друзья девушек это бриллианты, то здесь можно было с уверенностью заменить их мехами.

– Ты никогда не мелочился, – проведя ладошкой по мягкому золоту, произнесла она.

– Это всего лишь меха, Ирина. Для меня куда дороже сам ларец.

– И чем же? Не похоже, что он сделан большим мастером. Если бы я хотела тебе попенять, то непременно указала бы на то, что он несколько неказист.

– Его изготовил мой младший сын.

– Матвей?

– Он.

Ничего удивительного в том, что она знала всю его семью точно так же, как и он был в курсе некоторых ее семейных дел. Они ведь вели не политическую, а частную переписку, сдобренную такими вот подробностями.

– Но ему только исполнилось семь.

– Вот именно.

– Весь в отца. Такой же умелец. Я сберегу этот ларец, Михаил. И когда-нибудь на склоне лет верну тебе с искренними заверениями дружбы.

– Жизнь полна самых неожиданных поворотов. Вчерашние друзья сегодня становятся врагами, а многие из тех, кого ты знал, уже лежат в сырой земле. Кто знает, что уготовано нам судьбой, – с легким поклоном ответил он.

– Я так понимаю, ты о Евгении.

– И о ней, и о многих других.

– Спасибо за то, что посчитался за нее.

– Кто? Я? Бог с тобой, Ирина. То божий промысел, – пожав плечами, возразил он.

– А что в том большом ларце?

Этот был выполнен уже рукой мастера, и его было не стыдно преподнести и императору. Вообще-то, встречаться с Алексеем в его планы не входило. Ну их, этих монарших особ. Но учитывая характер подарка, а также прежнее отношение Комнина к нему лично, все же не исключал такой возможности.

Откинув крышку, Михаил извлек оттуда картину. Пришлось постараться, прежде чем научился правильно владеть кистью и работать с красками. Если свинцовым карандашом или угольком получалось рисовать без проблем, то игра красок долгое время не давалась, пока накапливался опыт и в его голове откладывался статистический материал из проб и ошибок. Зато потом на выходе получилось…

– Бо-оже-э. Я словно смотрюсь в зеркало, – с искренним удивлением произнесла Ирина.

– Как видишь, я не наврал. Ты совершенно не изменилась. Именно такой я тебя и запомнил десять лет назад, – улыбнувшись, произнес Михаил.

– Хочешь сказать, что это твоя работа?

– И эта, и все остальные, – извлекая следующий холст, подтвердил он.

Здесь был изображен Алексей. Но не сегодняшний, а значительно моложе. Он сидел за каким-то грубым столом в непонятном помещении, не отличающимся изысканностью. Что в общем-то и понятно, учитывая доспех, в который он был облачен. Любопытный, умный и пронизывающий взгляд.

– Именно таким я впервые и увидел Алексея в пограничной крепости, – уточнил Михаил. – А вот здесь он в момент нашей последней встречи. Дабы не возбуждать ревность твоего супруга, я не забыл и о нем.

На четвертом портрете был изображен Татикий. Правда, портрет серьезно отличается от оригинала, успевшего за прошедшие годы получить украшение в виде шрама на левой половине лица. Еще немного, и верного слуги императора не стало бы. Но судьба распорядилась иначе.

Потом были еще три картины с изображениями патриарха и приближенных императора. И все они отличались поразительной точностью, каковой Ирина еще не встречала. Как, впрочем, и такой вот техники письма.