Реформатор

Неплохое получилось оружие, отдачу которого тачанка воспринимала с легкостью. Разве только покачивалась на рессорах. Сейчас как раз проходила очередная фаза полевых испытаний. Стреляли на максимальную дистанцию, проверяя как возможности самой пушки, так и разброс стрел. Первая радовала, так как превышала таковую у пушки на три сотни метров. Вторая – не очень. При стрельбе тремя стрелами рассеивание выходило большим. Одна стрела летела более кучно.

Жаль, что этих пищалей не было в прошлом походе. Глядишь, и толк от тачанок вышел бы куда весомей. Впрочем, и так управились. Хотя, конечно, перерасход стрел вышел просто колоссальным. Если бы не прилетающие трофеи и не возможность повторного использования берестяных контейнеров, то боеприпасы закончились бы куда быстрее, чем это случилось в реальности.

Конница присоединилась к ним на третий день осады. К этому моменту обороняющиеся в гуляй-городе успели уничтожить подошедшие осадные машины. Их доставили в разобранном виде и, к удивлению Романова, довольно споро собрали. Вот уж чего не ожидал от половцев, так это того, что они настолько разбираются в механике и метательных машинах в частности.

Впрочем, это им все одно не помогло. Так как машины не успели даже выйти на дистанцию стрельбы, как были уничтожены. Новые стрелометы показали себя достаточно точным оружием. На каждый онагр в среднем пришлось по пять выстрелов. Поделать с греческим огнем кочевники ничего не смогли.

Оставшись без артиллерии, они были вынуждены перейти к осаде. Но с появлением конницы это стало попросту невозможно. Теперь блокировать гуляй-город небольшими отрядами не получалось. Печенеги расправлялись с ними на счет раз. Очень уж обозлились на своих бывших господ.

Михаилу даже пришлось отдельно потребовать от Кучуккана, чтобы они не измывались над угодившими к ним в плен, а просто убивали их. Не сказать, что он рефлексировал по поводу пыток. Но одно дело, когда в этом есть смысл, и совсем другое – вот так, вымещая накопившуюся за годы злость.

Войско продвигалось вперед, проделывая за день по сорок километров. Слабые попытки кочевников хотя бы замедлить их продвижение ни к чему не привели. Пограничники надвигались на стойбища неумолимым катком. Те, в свою очередь, не имели возможности быстро передвигаться и неизменно должны были оказаться под ударом.

Половцы умели брать станы кочевников, выставленные табором. Но кибитки, по сути, жилье на колесах, у них нет ничего общего с боевыми повозками, изначально проектировавшимися для боя. К тому же свое веское слово сказали пушки и греческий огонь. Возможно, позже они и найдут способы, как справляться с этой напастью. Но сейчас были попросту бессильны.

Дважды Михаил отклонял призыв Шарукана к переговорам. И только когда встал лагерем напротив его куреня, наконец согласился с ним встретиться. Беседа вышла короткой. Михаил попросту предложил ему сразиться. Если победит хан, тогда пограничники и печенеги отступят ни с чем. Выиграет воевода – он сам выберет в каждом курене орды по два десятка мальчиков в качестве заложников.

Либо так, либо он атакует стойбище. Вообще-то выбора у хана не было. Михаил отвергал переговоры с Шаруканом, но тайно встречался с представителями других орд. Инициаторами встреч всякий раз выступали они, незаметно приближаясь к стене повозок. Послы заверяли, что произошло недоразумение, что они польстились на посулы хана, и если воевода пообещает, что не придет к их куреням, то они уведут своих воинов. Получали согласие и оставляли сборное войско.

Так что армия Шарукана таяла буквально на глазах. И к моменту переговоров представители других орд покинули его. Оставшихся же явно было недостаточно, чтобы остановить врага, неожиданно оказавшегося значительно сильнее, чем можно было подумать.

Справедливости ради припасов пограничников хватило бы на еще один серьезный бой. После чего от их преимущества практически ничего бы не осталось. Конечно, и половцев потрепало изрядно, так что в том, что верх останется за пограничниками, Михаил не сомневался. Вопрос только в том, насколько дорого им дастся эта победа. Платить слишком большую цену не хотелось.

Шарукан оказался серьезным противником. Дрались бездоспешными. Сначала стреляли из луков, имея в колчане по двенадцать стрел. Потом взялись за клинки и сошлись верхом. Михаил прекрасно отдавал себе отчет в том, что в седле против кочевника у него нет шансов. Поэтому без тени сомнений атаковал его коня. Что было воспринято гулом возмущенных восклицаний половцев. Но когда Романов спешился, недовольство быстро сошло на нет.

Не сказать, что хан не умел сражаться пешим. Умел. И весьма хорошо. Но тут уж Михаил ему мог противостоять на равных. А то и превосходил его. Что вскоре нашло свое подтверждение в его победе. Вообще-то он мог не убивать Шарукана. Но предпочел не играть в благородство. Как говорится, нет человека, нет проблем…

Потом была встреча с тестем, который заверил, что его соплеменники прониклись к нему уважением. Разнести в пух и перья превосходящего противника – это достойное деяние. Ну и такая малость, как гуляй-город. Кочевники реально не знали, что можно противопоставить этой новинке. У них вообще со взятием укреплений все не слава богу. А тут такая напасть.

Ну и пушки. Признаться, половцы серьезно приукрасили их возможности. Что неудивительно. Ведь должна была быть веская причина оставления войска Шарукана. Вот они ее и озвучивали. Но Романова это полностью устраивало. Чем больше небылиц и страшилок, тем меньше шансы, что соседи захотят вновь отправиться к нему за добычей…

– Ну и как тебе новая игрушка, Андрей? – поинтересовался Михаил у бывшего своего оруженосца, когда они закончили с замерами.

– Просто нет слов, Михаил Федорович. А если к ней получше приноровиться, так и вовсе получится на загляденье.

– Помнишь, ты хотел в постоянный состав дружины?

– Помню.

– Ну как, готов служить стрелком при пищали? Или опять начнешь канючить, чтобы зачислить тебя в особую сотню?

– Туда мне все одно не потянуть. Уж проверено. А вот пищаль дело иное, – погладив вороненный ствол, произнес парень.

– Только просто так служить не получится. Одновременно станешь изучать науки.

– А без этого никак? – нахмурился Андрей.

– Нет. Оружие новое. Всех его возможностей мы не знаем. А как их раскрыть, если только и того, что уметь из него стрелять, не пытаясь постичь новое. А для этого нужно учиться наукам.

– Это как пушкари, что ли?

– Именно.

– Так ить там не все учатся.

– Не все. Но минимум треть расчета непременно. Пищаль обслуживают всего-то двое. Так что обоим дорога за парту.

– А вознице-то зачем? – удивился Антон.

– Неволить никого не буду. Мне некогда подгонять, уговаривать и заставлять.

– Я согласен, – решительно произнес Андрей, а потом обернулся к другу: – Тоха, ты как, со мной?

– Ну а куда тебя девать-то. Вот так оставишь, и враз схарчат, – нарочито вздохнув, ответил тот.

Наблюдая за друзьями, Михаил невольно улыбнулся. При пушках никого силком не держали. Только добровольцы. А это подразумевало под собой систематические занятия. Не усваиваешь материал, свободен на все четыре стороны. Вот и старались парни.

Горшкова Романов знал, особой усидчивостью в учебе тот не отличался. Так что ляжет он бременем на плечи Грекова, которому придется тащить друга с собой. Сам он от пищали теперь не откажется. Странно, но к пушкам у него особой тяги не наблюдалось. Возможно, дело в маневренности нового оружия, а может, причина в том, что он только наблюдал работу артиллеристов со стороны. А тут прикоснулся лично.

В город Михаил возвращался уже вечером, будучи довольным собой. Очередные испытания прошли успешно. Характеристики нового оружия радовали. Вообще-то он ожидал серьезных трудностей. Оружие ведь не создают на коленке. Но в очередной раз удивился своей счастливой звезде.

Так уж выходило. За что бы он ни брался, неизменно получал положительный результат. Вот и в этот раз. Пожалуй, причина в том, что это всего лишь первые успехи с большим запасом усовершенствования и улучшения характеристик. Просто в нынешних реалиях при всех недостатках оружия они были выше всяческих похвал. Но со временем эффективность пушек и пищалей перестанет удовлетворять потребностям, постепенно повышая требования.


За прошедшие месяцы случилось еще одно немаловажное событие. Леониду удалось-таки добиться полной механизации всего ткацкого процесса. Понятно, что доля ручного труда все еще была велика. Но Романов и не рассчитывал на автоматизацию. Зато теперь он ставил полноценную ткацкую фабрику.

Все три этажа здания уже полностью заставлены различными машинами. В некогда просторных цехах вдруг стало тесно. Ну и народу прибавилось. Ткачих-то он готовил и прежде. Но возникла потребность в других специалистах. Вот и готовят, причем сразу на вырост. Рядом с первым корпусом уже начали возводить второй. Значительно больших размеров.

Михаил рассчитывал, что на будущий год уже будет способен переработать всю шерсть, поступающую от половцев и печенегов. А ее с каждым разом все больше. И это несмотря на то, что часть кочевники сдают в виде уже готовой пряжи. Ну да ничего. Уж теперь-то он к этому готов.

А вот войлочное производство придется сократить. С одной стороны, ту же обувь, шапки и бурки на Руси очень даже распробовали. Спрос неуклонно растет. Но с другой, ткань куда дороже войлока, и коль скоро не будет излишков, то и вопрос, на производстве чего сосредоточить свои усилия, не стоит. Если только не увеличить число поставщиков, еще сильнее подсаживая половцев на экономический крючок…

– Не вредничай. Хватит уже кричать. Ты же девочка, а ревешь как какой-то мальчишка, – попеняла плачущей сестре Анна, старшая из дочерей.

Марфе в колыбельке всего-то второй месяц, так что понять слов она не могла. Но сказанное предназначалось вовсе и не ей. Пятилетняя Анна хотела задеть брата, которому исполнилось шесть. Он устроился на лавке, расстелил на коленях тряпицу, чтобы стружка не падала на пол, и строгает что-то там из чурбачка. Случись, намусорит, и Алия строго спросит за это. Резец впивается в дерево осторожно, чтобы не снять лишнее. От усердия Матвей даже язык высунул. Но услышав слова сестры, хмыкнул:

– Где это ты мальчиков плакс видела?

– Ой, да ладно. Кто вчера ударился коленом и ревел в три ручья? – отвернувшись от колыбельки, с ехидцей подразнила его девочка.

– Да! А ты знаешь, как это было больно! – вскинулся мальчонка.

– Назвался мужчиной, так и не ной! – припечатала она и тут же набросилась на четырехлетнюю сестру: – Фрося, не тыкай Марфушу пальчиком!

– Она такая хорошенькая, – умилительно выдала девочка.

– Ты еще глазик ей выколи, – фыркнула старшая.

Войдя в зал на втором этаже, Михаил привалился плечом к дверному косяку и наблюдал за своими детьми. Матвей постарше Анны. Но девочка удалась характером в мать и не тушуется задираться и с братьями. Петра, старшего, кстати, нет. Скорее всего, где-то озорует со сверстниками. Тот еще непоседа.

– Вы что тут творите? На минуту нельзя оставить, – нарочито строгим тоном произнесла Алия, вошедшая в другую дверь.

Потом заметила Михаила и, убедившись, что младенцу сейчас ничего не угрожает, подошла к нему. Забросила руки на шею и слегка откинула головку, прикрыв глаза. Мол, а ну-ка, муженек, покажи, как ты любишь свою женушку. Он не стал ее разочаровывать, впившись в губы. А потом подхватил на руки и закружил по залу.

Когда наконец остановился и опустил на пол, вновь глянул на детей. Девочки словно ожидали этого знака, бросились обнимать отца. Он не обманул их ожиданий, подхватил на руки и так же начал кружить. Матвей, наблюдая это вновь, хмыкнул и, изображая из себя взрослого, продолжил строгать свой чурбачок.

– Ну и как твоя пищаль? – поинтересовалась жена, снимая с него девочек.

– Отлично. Я и не ожидал, что получится так хорошо.

– А я знала это. Ну что, пошли, помоешься и будем вечерять.

– Можно. Матвей, чего строгаешь-то?

– Да так. Балуюсь.

– Покажи.

Хм. Лицо какого-то бородатого мужика. Уж не идола-ли он режет? Хотя для них свойственны более грубые черты. Это же даже в незавершенном виде куда качественнее. Впрочем, тут ведь все от мастерства зависит. А у сына получалось на зависть.

– И что это? Только не говори, что Перун. Прознает отец Нестор, будет нам с тобой епитимья.

– Да какой Перун, батюшка. Разве ж не видишь, это дядька Гаврила.

– Что-то не больно-то похож, – рассматривая фигурку, произнес Михаил.

– Так не закончено же, – потянулся малец к поделке.

– Погоди, сынок, – отстранил ручонку Романов.

Повертел незаконченную поделку, посмотрел под разными ракурсами. Если серьезно так притянуть за уши, сделать скидку на незавершенность работы и молодость мастера…

– Хм. Сынок. А ведь и впрямь что-то такое есть. Когда доделаешь, наверное, будет виднее.

– Так а я про что. Не закончил еще, – преисполнившись гордости, ответил малец.

– Добро. Сбегай, найди Петра, вечерять будем.

– Ага, – прибирая свое рукоделие, подорвался Матвей.

Ужин прошел как обычно, в кругу семьи. В прежней жизни семья Михаила сбиралась за одним столом только по праздникам. Ели кому когда придется. Но вот здесь эта старинная традиция пришлась ему по душе.

После ужина девочки дождались, когда мама покормит младшую, и укатили коляску, или все же колыбельку с колесами, на улицу погулять. Сей агрегат удумал лично Михаил. Причем с рессорами, как положено, чтобы не трясти ребенка и укачивать было сподручней. К слову, сделал он ее еще Петру. И с каждым новым ребенком думал обновить, но всякий раз дело заканчивалось мелким ремонтом. Алия ни в какую не желала отказываться от первого изделия.

Мальчишки сорвались гулять. На этот раз вдвоем. До темноты еще часа два. Так что пусть резвятся. Да и стемнеет, не враз вернутся. Михаил каждый раз переживал по этому поводу как наседка, но старался не ограничивать детей. Пусть водят дружбу, ссорятся, дерутся, шалят и набивают шишки. А как иначе-то? Его именно так отец и воспитывал. Причем что Михаила в прежнем мире, что Звана в этом.

Алия ушла заниматься по хозяйству, благо дом большой и забот хватает. А благодаря хорошему освещению с помощью ламп со стеклянными колбами и отражателями труды эти можно было и продлить. Впрочем, это скорее относится к зимним вечерам. Сейчас темнеет поздно.

Кстати, он уже не первый год вынашивает планы по обустройству в доме газового освещения. Его мастерские давно производят достаточно надежные газовые краны. Правда, пока они используются воздухоплавателями и артиллеристами. Но ведь можно внедрить и в гражданском обиходе. Иное дело, что руки до этого все не доходят. Трудов подобное освещение потребует немало.