Реформатор
Часть 19 из 46 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Рудой, из которой получается добрая сталь, торговать не стану, – покачав головой возразил Михаил.
– Что так?
– Для начала, моя сталь лучше иных, а торгую я ею не намного дороже.
– А далее?
– А далее рудник тот не столь богат, как хотелось бы. Мы в нескольких местах прокопали колодцы. Невелик пласт выходит. Я потому из той руды железо-то и не варю, только сталь.
– Стало быть, возьми боже, что нам негоже, – хмыкнул князь.
– Отчего же так-то, Владимир Всеволодович. Иная руда у меня куда богаче, чем луговая да болотная, которую пользуют повсюду на Руси. А потом, не вижу я особого проку в той торговле рудой.
– Что так?
– А сам посуди. Получит кузнец ту руду и станет работать с ней по старинке. Сколь при том уйдет шлаком в отвал? Знаю ведь, что новые горны класть и поддув иначе устраивать не желают. Дескать, прадедами заповедано, как делать, так поступать и стоит. Только на твоем дворе да у батюшки твоего по-новому и работают. Иль скажешь, не так все?
Крыть Мономаху было нечем. Не приживалось новое. Для старых и признанных мастеров выгода была вовсе неочевидной. Ведь и там и тут крица. В обоих случаях нужно отжимать шлак, прокаливать, ковать, ковать и ковать. А то, что машины, так баловство все это. На ту машину поди тоже уйма железа уходит. А оно серебра стоит.
– Ростислав считает, что все дело в руде доброй. Мол, потому у тебя стали больше и получается.
– По выходу железа они равны. Качество стали – да, отличается. Так что пусть меньше слушает своих упрямых мастеров, которые новому учиться не хотят. Твои-то из-под палки, но ощутили разницу даже с луговой рудой.
– Ладно о том, – решил все же оставить скользкую тему Мономах.
В этот момент они вышли с улицы, на которой располагались подворья знатных горожан, и ступили на торговую площадь. Крытые ряды практически пустые. Будний день. Вот в субботу и в воскресенье здесь будет куда оживленней. По периметру разные лавки. Из одной доносились призывы отведать пирогов с зайчатиной, с пылу да с жару.
– Почем просишь за пироги-то, красавица? – поинтересовался князь у разрумянившейся торговки.
– Полкопейки.
– Полкопейки? – вздернул бровь Мономах.
– Ну да. А чему ты дивишься? – задорно произнесла молодуха.
Князь в недоумении обернулся к Михаилу, а тот усмехнулся и полез в кошель. Извлек медную монету и выложил ее на прилавок перед ней.
– Держи копейку. Давай парочку.
– Ага, это я живо.
Открыла крышку утепленной деревянной кадки и достала пару пирогов. Ни о каких салфетках речи, конечно, не шло. Да ну и пусть их. Романов не без удовольствия впился в горячий пирог, откусил и заработал челюстями.
– Это что за монеты такие? – когда они отошли чуть в сторону, поинтересовался князь, также отдавая должное лакомству.
– Да надоело пользоваться всеми этими обрезками от арабских монет, – пожал плечами Михаил. – Посидел, подумал и решил отчеканить копейки, чтобы пользовать в Пограничном. Они только тут хождение и имеют.
– И к чему привязал?
– Так к куне[7] и привязал. Она получается равна шестнадцати копейкам. Если покупать какой товар ценой меньше куны, то непременно за копейки. За то с продавшего спрос строгий. Обменять копейки можно у мытаря по установленной цене и без потерь.
– А покажи-ка.
Михаил без затей достал из кошеля пять монет: полкопейки, копейка, две копейки, три и пять. На одной стороне написан номинал цифрой, по низу прописью, по дуге «град Пограничный». На другой изображен Георгий Победоносец. Выполнено все настолько качественно, что даже ромейские монеты последних лет выглядели бледно. Да еще и гурт на ребре присутствует, что исключает возможность обрезания. Нарушение целостности монеты заметно сразу.
– Ох и затейник, – хмыкнул Владимир.
– Балуюсь понемногу, – развел руками Михаил.
– А что это за знак?
– Цифры арабские.
– Отчего басурманские?
– Так они удобнее в счете.
– Не держишься ты за заповеданное предками.
– Не вижу смысла держаться за то, что уж отжило свое. Поди ралом-то землю уж не пашем, как прадеды наши, за сохой ходим. Что так? Предков не чтим?
– Ты говори, Михаил, да не заговаривайся. Не с ровней речи ведешь.
– Прости, князь.
– Не дорого ли обходится такая чеканка? – перевел разговор в другое русло Владимир.
– Траты, конечно, есть. Зато сразу на торге порядок определился. А то расплачивались кусками серебра да меном пробавлялись, и ссоры на том нередко случались. Иль вот поди купи один пирог. Придется брать сразу четыре. И как их потом есть?
– Медь. Поди знаешь, что нынче серебра на Русь идет не так много, – задумчиво произнес князь.
– Знаю, конечно. Пограничный в первую голову торговый град. Но если думаешь серебро полностью медью заменить, добра из этого не выйдет. Только если как в Царьграде. Но и это уже изрядное облегчение для княжеской казны.
– Если как в Царьграде, то серебро станут прятать, а подати платить медью.
– Да не будет ничего такого. Сразу указом закрепить, что медь – это только разменная монета. А все подати и сборы от куны и выше платить серебром. Думаю, трудностей не будет, если слабину сразу не давать.
– А отчего копейка-то?
– Так Георгий с копьем же.
– Хм. И впрямь. Я гляжу, мастер знатный делал те штампы.
– Я сам и делал.
– О как! Да ты у нас вообще на все руки мастер.
– Ну, на все не на все, а кое-что умею, – с довольной улыбкой ответил Михаил.
В этот момент мимо них пронеслась ватага ребят, среди которых трое были явно степных кровей. Шестеро мальчишек с криками и гиканьем гнались за тремя девочками, закидывая их снежками. Наконец те решили, что достаточно побегали от удальцов и зажались в углу меж двумя лавками, прикрывшись руками от летевших в них снежков. Затем беглянки были схвачены и с торжествующими воплями брошены в сугроб.
Впрочем, измывались мальчики над ними недолго. Намылили так, что разгоряченные лица порозовели, а на щеках появился яркий румянец, да бежать. И тут уж три рассерженные фурии погнались за своими обидчиками, пылая праведным гневом мщения. Кого-нибудь обязательно догонят. Иначе и быть не может. В таких забавах играть в одни ворота неинтересно.
– Много детей у тебя в Пограничном, – кивая в сторону шумной ватаги, произнес князь.
– Этой осенью купеческий караван из Таврии вернулся еще с одной сотней мальчиков. Да по княжествам сироток выкупали. Так что, не считая народившихся, две с половиной сотни прибыло.
– Слышал, мальчиков в основном привечаешь. Где же на всех них невест наберешь?
– Как где? А соседи на что? Половцы, те охотно с нами роднятся. Да и из печенегов в этом году трех невест сосватали. Начало положено, а там веселее пойдет.
– Девок у поганых[8] берешь, детей их учишь, торговлей с собой вяжешь. На годы вперед глядишь, Михаил.
– С соседями в мире нужно жить, князь. Но и быть готовым к тому, чтобы поставить на место зарвавшегося.
– Это-то мне в тебе и нравится. Ты как тот ежик. К тебе добром, и ты мягкое брюшко подставляешь. А как кто чего удумал, так сразу иглами щетинишься. Ладно о том. Ткацкую мастерскую-то покажешь? А то в прошлый раз как-то не до того было.
– Отчего же не показать. Пойдем, князь, – указывая направление и вновь откусывая от пирога, предложил Михаил.
Мастерская располагалась в трехэтажном здании с высокими арочными окнами, забранными стеклом. Не тем, что прозрачное, как слеза, а матовым. Правда, от этого света внутри меньше не стало. Высокие потолки, перекрытие из массивных балок, подшитых доской. Конечно, случись пожар, и тут все выгорит дотла. Зато стены устоят, и все можно восстановить.
Была мысль устроить монолитное перекрытие. Но Романов от нее отказался. Угля у него, конечно, предостаточно, но спрос на цемент слишком уж велик, чтобы устраивать такие изыски. Так что он шел только на стены. Нормальная в общем-то практика.
Едва оказались внутри, как тут же поспешили избавиться от шуб. Ткачихи и вовсе трудились в одних сарафанах. И это при том, что помещение не просто просторное, но большое. Скрип дерева, перестук механизмов, разговоры и смешки работниц. Светло, сухо и тепло. Вот так и не скажешь, что за стенами зима.
– Тепло, – сообщил об очевидном князь.
– Тут несколько печей, которые пронизывают все три этажа. Да топятся углем. Пока-то все больше попусту, потому как станы лишь тут. Но потом разрастемся, глядишь, еще и тесно станет.
– И сколько ткачиха может выткать полотна на таком стане за день?
– Обычного сукна восемь локтей. Если на тот же кафтан, то нить там толще, и выходит чуть не вдвое больше, – ответил Романов.
– И станов таких у тебя десятка два? – оглядев зал, поинтересовался князь.
– Да, – подтвердил воевода.
– В день выходит сто шестьдесят локтей. И сколько дней они у тебя трудятся в месяц?
– Ты немного неверно считаешь, князь. Стан может выдавать такое количество полотна. Но уж больно он прожорлив. Пряжи на него не напасешься. Потому и ткачихи трудятся не в полную силу. Проблему эту решить пока не получается. Так что в день вся мастерская хорошо как выдает хотя бы три десятка локтей.
– А к чему тогда так много ткачих? Ну и трудились бы четыре бабы.
– Как это зачем? Пусть набираются опыта, а как придет срок, так учениц примут и станут трудиться в полную силу.
– И откуда ты столько пряжи возьмешь, коли сегодня ее нет? Про шерсть не спрашиваю. Поганые тебя ею по самую маковку закидают.
– Мы над этим сейчас трудимся. Бог даст, научимся выделывать много пряжи. Опять же наладили изготовление прялок. Глядишь, половцы да печенеги частично станут поставлять уже готовую. Все легче будет. А пока валяем войлок. Но это временно. Как только разберемся с этой проблемой, то развернемся в полную силу.
– Что так?
– Для начала, моя сталь лучше иных, а торгую я ею не намного дороже.
– А далее?
– А далее рудник тот не столь богат, как хотелось бы. Мы в нескольких местах прокопали колодцы. Невелик пласт выходит. Я потому из той руды железо-то и не варю, только сталь.
– Стало быть, возьми боже, что нам негоже, – хмыкнул князь.
– Отчего же так-то, Владимир Всеволодович. Иная руда у меня куда богаче, чем луговая да болотная, которую пользуют повсюду на Руси. А потом, не вижу я особого проку в той торговле рудой.
– Что так?
– А сам посуди. Получит кузнец ту руду и станет работать с ней по старинке. Сколь при том уйдет шлаком в отвал? Знаю ведь, что новые горны класть и поддув иначе устраивать не желают. Дескать, прадедами заповедано, как делать, так поступать и стоит. Только на твоем дворе да у батюшки твоего по-новому и работают. Иль скажешь, не так все?
Крыть Мономаху было нечем. Не приживалось новое. Для старых и признанных мастеров выгода была вовсе неочевидной. Ведь и там и тут крица. В обоих случаях нужно отжимать шлак, прокаливать, ковать, ковать и ковать. А то, что машины, так баловство все это. На ту машину поди тоже уйма железа уходит. А оно серебра стоит.
– Ростислав считает, что все дело в руде доброй. Мол, потому у тебя стали больше и получается.
– По выходу железа они равны. Качество стали – да, отличается. Так что пусть меньше слушает своих упрямых мастеров, которые новому учиться не хотят. Твои-то из-под палки, но ощутили разницу даже с луговой рудой.
– Ладно о том, – решил все же оставить скользкую тему Мономах.
В этот момент они вышли с улицы, на которой располагались подворья знатных горожан, и ступили на торговую площадь. Крытые ряды практически пустые. Будний день. Вот в субботу и в воскресенье здесь будет куда оживленней. По периметру разные лавки. Из одной доносились призывы отведать пирогов с зайчатиной, с пылу да с жару.
– Почем просишь за пироги-то, красавица? – поинтересовался князь у разрумянившейся торговки.
– Полкопейки.
– Полкопейки? – вздернул бровь Мономах.
– Ну да. А чему ты дивишься? – задорно произнесла молодуха.
Князь в недоумении обернулся к Михаилу, а тот усмехнулся и полез в кошель. Извлек медную монету и выложил ее на прилавок перед ней.
– Держи копейку. Давай парочку.
– Ага, это я живо.
Открыла крышку утепленной деревянной кадки и достала пару пирогов. Ни о каких салфетках речи, конечно, не шло. Да ну и пусть их. Романов не без удовольствия впился в горячий пирог, откусил и заработал челюстями.
– Это что за монеты такие? – когда они отошли чуть в сторону, поинтересовался князь, также отдавая должное лакомству.
– Да надоело пользоваться всеми этими обрезками от арабских монет, – пожал плечами Михаил. – Посидел, подумал и решил отчеканить копейки, чтобы пользовать в Пограничном. Они только тут хождение и имеют.
– И к чему привязал?
– Так к куне[7] и привязал. Она получается равна шестнадцати копейкам. Если покупать какой товар ценой меньше куны, то непременно за копейки. За то с продавшего спрос строгий. Обменять копейки можно у мытаря по установленной цене и без потерь.
– А покажи-ка.
Михаил без затей достал из кошеля пять монет: полкопейки, копейка, две копейки, три и пять. На одной стороне написан номинал цифрой, по низу прописью, по дуге «град Пограничный». На другой изображен Георгий Победоносец. Выполнено все настолько качественно, что даже ромейские монеты последних лет выглядели бледно. Да еще и гурт на ребре присутствует, что исключает возможность обрезания. Нарушение целостности монеты заметно сразу.
– Ох и затейник, – хмыкнул Владимир.
– Балуюсь понемногу, – развел руками Михаил.
– А что это за знак?
– Цифры арабские.
– Отчего басурманские?
– Так они удобнее в счете.
– Не держишься ты за заповеданное предками.
– Не вижу смысла держаться за то, что уж отжило свое. Поди ралом-то землю уж не пашем, как прадеды наши, за сохой ходим. Что так? Предков не чтим?
– Ты говори, Михаил, да не заговаривайся. Не с ровней речи ведешь.
– Прости, князь.
– Не дорого ли обходится такая чеканка? – перевел разговор в другое русло Владимир.
– Траты, конечно, есть. Зато сразу на торге порядок определился. А то расплачивались кусками серебра да меном пробавлялись, и ссоры на том нередко случались. Иль вот поди купи один пирог. Придется брать сразу четыре. И как их потом есть?
– Медь. Поди знаешь, что нынче серебра на Русь идет не так много, – задумчиво произнес князь.
– Знаю, конечно. Пограничный в первую голову торговый град. Но если думаешь серебро полностью медью заменить, добра из этого не выйдет. Только если как в Царьграде. Но и это уже изрядное облегчение для княжеской казны.
– Если как в Царьграде, то серебро станут прятать, а подати платить медью.
– Да не будет ничего такого. Сразу указом закрепить, что медь – это только разменная монета. А все подати и сборы от куны и выше платить серебром. Думаю, трудностей не будет, если слабину сразу не давать.
– А отчего копейка-то?
– Так Георгий с копьем же.
– Хм. И впрямь. Я гляжу, мастер знатный делал те штампы.
– Я сам и делал.
– О как! Да ты у нас вообще на все руки мастер.
– Ну, на все не на все, а кое-что умею, – с довольной улыбкой ответил Михаил.
В этот момент мимо них пронеслась ватага ребят, среди которых трое были явно степных кровей. Шестеро мальчишек с криками и гиканьем гнались за тремя девочками, закидывая их снежками. Наконец те решили, что достаточно побегали от удальцов и зажались в углу меж двумя лавками, прикрывшись руками от летевших в них снежков. Затем беглянки были схвачены и с торжествующими воплями брошены в сугроб.
Впрочем, измывались мальчики над ними недолго. Намылили так, что разгоряченные лица порозовели, а на щеках появился яркий румянец, да бежать. И тут уж три рассерженные фурии погнались за своими обидчиками, пылая праведным гневом мщения. Кого-нибудь обязательно догонят. Иначе и быть не может. В таких забавах играть в одни ворота неинтересно.
– Много детей у тебя в Пограничном, – кивая в сторону шумной ватаги, произнес князь.
– Этой осенью купеческий караван из Таврии вернулся еще с одной сотней мальчиков. Да по княжествам сироток выкупали. Так что, не считая народившихся, две с половиной сотни прибыло.
– Слышал, мальчиков в основном привечаешь. Где же на всех них невест наберешь?
– Как где? А соседи на что? Половцы, те охотно с нами роднятся. Да и из печенегов в этом году трех невест сосватали. Начало положено, а там веселее пойдет.
– Девок у поганых[8] берешь, детей их учишь, торговлей с собой вяжешь. На годы вперед глядишь, Михаил.
– С соседями в мире нужно жить, князь. Но и быть готовым к тому, чтобы поставить на место зарвавшегося.
– Это-то мне в тебе и нравится. Ты как тот ежик. К тебе добром, и ты мягкое брюшко подставляешь. А как кто чего удумал, так сразу иглами щетинишься. Ладно о том. Ткацкую мастерскую-то покажешь? А то в прошлый раз как-то не до того было.
– Отчего же не показать. Пойдем, князь, – указывая направление и вновь откусывая от пирога, предложил Михаил.
Мастерская располагалась в трехэтажном здании с высокими арочными окнами, забранными стеклом. Не тем, что прозрачное, как слеза, а матовым. Правда, от этого света внутри меньше не стало. Высокие потолки, перекрытие из массивных балок, подшитых доской. Конечно, случись пожар, и тут все выгорит дотла. Зато стены устоят, и все можно восстановить.
Была мысль устроить монолитное перекрытие. Но Романов от нее отказался. Угля у него, конечно, предостаточно, но спрос на цемент слишком уж велик, чтобы устраивать такие изыски. Так что он шел только на стены. Нормальная в общем-то практика.
Едва оказались внутри, как тут же поспешили избавиться от шуб. Ткачихи и вовсе трудились в одних сарафанах. И это при том, что помещение не просто просторное, но большое. Скрип дерева, перестук механизмов, разговоры и смешки работниц. Светло, сухо и тепло. Вот так и не скажешь, что за стенами зима.
– Тепло, – сообщил об очевидном князь.
– Тут несколько печей, которые пронизывают все три этажа. Да топятся углем. Пока-то все больше попусту, потому как станы лишь тут. Но потом разрастемся, глядишь, еще и тесно станет.
– И сколько ткачиха может выткать полотна на таком стане за день?
– Обычного сукна восемь локтей. Если на тот же кафтан, то нить там толще, и выходит чуть не вдвое больше, – ответил Романов.
– И станов таких у тебя десятка два? – оглядев зал, поинтересовался князь.
– Да, – подтвердил воевода.
– В день выходит сто шестьдесят локтей. И сколько дней они у тебя трудятся в месяц?
– Ты немного неверно считаешь, князь. Стан может выдавать такое количество полотна. Но уж больно он прожорлив. Пряжи на него не напасешься. Потому и ткачихи трудятся не в полную силу. Проблему эту решить пока не получается. Так что в день вся мастерская хорошо как выдает хотя бы три десятка локтей.
– А к чему тогда так много ткачих? Ну и трудились бы четыре бабы.
– Как это зачем? Пусть набираются опыта, а как придет срок, так учениц примут и станут трудиться в полную силу.
– И откуда ты столько пряжи возьмешь, коли сегодня ее нет? Про шерсть не спрашиваю. Поганые тебя ею по самую маковку закидают.
– Мы над этим сейчас трудимся. Бог даст, научимся выделывать много пряжи. Опять же наладили изготовление прялок. Глядишь, половцы да печенеги частично станут поставлять уже готовую. Все легче будет. А пока валяем войлок. Но это временно. Как только разберемся с этой проблемой, то развернемся в полную силу.