Речной бог
Часть 26 из 77 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Море, горы и небо ошеломляли великолепием. Однако у меня почти не осталось времени насладиться их видом, так как начали возвращаться рыбацкие лодки. Пять небольших старых посудин с парусами, сплетенными из пальмовых листьев, шли в лагуну через проход в рифах. Они были настолько нагружены рыбой, что казалось, потонут, так и не достигнув берега.
Меня всегда восхищает щедрость, с которой боги заставляют природу снабжать нас своими дарами, поэтому я жадно осматривал каждую пойманную рыбу, когда ее бросали на берег, и расспрашивал рыбаков о сотнях различных рыб. Куча рыбы на берегу напоминала гору сокровищ, сверкающих всеми цветами радуги, и я пожалел о том, что у меня не было с собой свитков и письменных принадлежностей, чтобы запечатлеть все это.
Однако перерыв был весьма коротким. Как только улов оказался на берегу, я взошел на одну из маленьких посудин, которая ароматом выдавала свое предназначение, и, махнув рукой Тану, отправился на ней через проход в рифах. Тан должен был оставаться в деревне, пока я не вернусь со всем необходимым. Я спрятал друга здесь, чтобы его случайно не узнали в городе, куда я направлялся. Теперь ему нужно было позаботиться о том, чтобы никто из рыбаков или членов их семей не улизнул тайком в пустыню и не сообщил о присутствии в деревне вельможи со светлыми волосами, у которого в руках соколиная печать фараона.
Маленькая посудина задрала нос на первой же морской волне, кормчий повернул бортом к ветру, и мы пошли на север параллельно страшному серому берегу. Путь нам предстоял недолгий, и еще до наступления темноты кормчий показал мне впереди группу каменных зданий порта Сафага на далеком берегу.
Тысячу лет в Сафаге сходилась вся торговля между странами Востока и Верхним царством. Стоя на носу маленькой лодки, я видел вдалеке силуэты более крупных кораблей, ходивших между Сафагой и портами на Аравийском берегу неширокого моря.
К тому времени, когда я сошел на песчаный берег Сафаги, было уже темно, и никто, казалось, не заметил моего прибытия. Я хорошо знал, куда мне идти, так как часто посещал этот порт по торговым делам вельможи Интефа. В этот час улицы города были пустынны, а кабаки битком забиты. Я быстро прошел к дому торговца Тиамата. Он был богачом и владел самым большим домом в старом городе. Вооруженный раб преградил мне дорогу у дверей.
– Скажи хозяину, что здесь хирург из Карнака, спасший ему ногу, – приказал я, и скоро сам Тиамат, хромая, вышел мне навстречу. Его ошеломил мой жреческий наряд, но хватило здравого смысла не говорить о нем и не называть моего имени перед рабом. Он отвел меня во внутренний сад дворца. Как только мы остались одни, воскликнул:
– Неужели это ты, Таита? До меня дошел слух, что ты убит сорокопутами в Элефантине.
Тиамат был крупным мужчиной средних лет с открытым и умным лицом и проницательными глазами. Несколько лет назад его принесли ко мне на носилках. Небольшая группа путешественников нашла Тиамата на дороге, где его оставили умирать сорокопуты, ограбив принадлежавший ему караван. Я сшил заново изуродованное тело и даже умудрился спасти ногу, в которой уже началась гангрена. С тех пор он навсегда остался хромым.
– Я рад убедиться, что сообщение о твоей смерти оказалось преждевременным, – усмехнулся он и, хлопнув в ладоши, приказал рабам принести мне чашу холодного шербета и блюдо с инжиром и финиками в меду.
После приличествующего случаю разговора он тихо спросил меня:
– Могу ли я чем-нибудь помочь тебе? Я обязан тебе жизнью. Спрашивай. Мой дом – твой дом, мое имущество – твое имущество.
– Меня привело сюда дело царя, – сказал я и достал из складок одежды соколиную печать.
Выражение лица его стало серьезным.
– Я признаю печать фараона, но тебе нет необходимости показывать ее. Спрашивай, что тебе нужно. Я не могу отказать тебе.
Он выслушал все, не произнося ни слова, а затем, когда я закончил, вызвал приказчика и при мне дал ему нужные указания. Перед тем как отослать его, Тиамат повернулся ко мне и спросил:
– Я ничего не забыл? Тебе нужно что-нибудь еще?
– Твоей щедрости нет предела, однако мне не хватает одного: я истосковался по письменным принадлежностям.
Тиамат повернулся к приказчику:
– Проследи, чтобы в одном из тюков были свитки, кисти и краски для рисования.
Когда приказчик ушел, мы остались в саду и разговаривали еще половину ночи. Тиамат жил в самом центре оживленного торгового пути в Верхнее царство и знал все слухи, которые появлялись в самых отдаленных краях царства, а также приходили из-за моря. За те несколько часов в саду я узнал больше, чем за целый месяц во дворце на Элефантине.
– Ты по-прежнему платишь сорокопутам за пропуск караванов? – спросил я, и он смиренно пожал плечами:
– Разве есть у меня другой выбор после того, что они сделали с моей ногой? С каждым годом их требования становятся все более нестерпимыми. Я должен платить четверть стоимости товара, как только караван выходит из Сафаги, и отдавать половину прибыли после продажи товаров в Фивах. Они скоро всех пустят по миру. Караванные пути зарастут травой, и торговля в нашем царстве завянет и умрет.
– Как вы платите им? Как вы определяете размеры дани и кто берет ее?
– У них есть шпионы в порту. Они осматривают любой груз до того, как он окажется на берегу. Знают, что́ везет каждый караван, еще до того, как он покинет Сафагу. Прежде чем караван пройдет первый перевал, его встретит на дороге один из вождей разбойников и потребует установленную ими дань.
Было уже за полночь, когда Тиамат позвал раба, чтобы тот посветил мне и проводил в комнату, где я проведу ночь.
– Когда ты покинешь мой дом завтра утром, я еще буду спать. – Тиамат обнял меня. – Прощай, дорогой друг. Я никогда не смогу полностью отплатить тебе за то, что ты сделал для меня. Приходи ко мне. Я выполню все, что тебе нужно.
Тот же раб разбудил меня еще до рассвета и проводил к берегу моря. В лагуне стоял на якоре превосходный корабль, принадлежавший Тиамату. Кормчий корабля поднял якорь, как только я поднялся на борт.
Еще до полудня мы прошли по проходу через коралловые рифы и бросили якорь перед маленькой рыбацкой деревней, где Тан ожидал меня на пляже.
За время моего отсутствия Тан сумел раздобыть шесть тощих осликов. Матросы с корабля Тиамата перенесли на берег тюки, которые мы привезли из Сафаги, и погрузили на этих жалких животных. Мы с Таном оставили кормчего торгового судна в гавани со строгим приказом дожидаться нашего возвращения, а затем, ведя в поводу цепочку ослов, направились вглубь пустыни, к колодцам Гебель-Нагары.
Люди Крата с трудом переносили жару и нашествие песчаных блох и скучали, а потому приветствовали нас такими громкими криками, как будто мы отсутствовали по меньшей мере год. Тан приказал Крату построить их. Воины внимательно разглядывали, как я распаковываю первый тюк. Их интерес мгновенно сменился изумленным весельем, когда я разложил перед ними наряд девушки-рабыни. Изумление, в свою очередь, сменилось гулом разговоров и споров, так как все последующие тюки содержали еще семьдесят девять роскошных женских нарядов.
Крат и два его помощника помогли мне разложить эти наряды на песке перед каждым из стражников, и Тан отдал приказ:
– Раздеться! Надеть одежду, лежащую перед вами!
В ответ раздались крики возражения и недоверчивые смешки. Воины подчинились, только когда Крат со своими помощниками прошел с наигранно суровым выражением лица вдоль рядов.
В отличие от наших женщин, которые одеваются легко и часто оставляют обнаженными грудь и ноги, женщины Ассирии носят длинные юбки до самой земли и одежду с рукавами, скрывающими их руки до самых запястий. Мужчины из ревности и неверно понятого чувства скромности заставляют женщин прятать лица, когда они выходят из дома. И в этом тоже существует различие между солнечным Египтом и суровыми странами, где вода падает с неба и твердеет белыми камнями на вершинах гор, а ветры студят плоть и кости, как смерть.
Как только воины немного оправились от первого потрясения, вызванного видом товарищей в женской одежде, они тут же приняли правила игры. Очень скоро в лагере весело прыгали восемьдесят девушек-рабынь, пряча лица под покрывалами. Они плясали и бегали в длинных юбках мелкими шажками, щипали друг дружку за ягодицы и строили глазки Тану и его помощникам.
Помощники Тана уже не могли сохранять серьезность. Хотя, возможно, это и вызвано обстоятельствами моей жизни, но мужчины, одетые женщинами, внушают мне смутное отвращение. Мне очень странно видеть, что немногие разделяют мои чувства по этому поводу. Достаточно какому-нибудь негодяю натянуть юбку, и все присутствующие тут же начинают глупо хохотать.
Крат выбрал самых малорослых и стройных воинов флотилии. Теперь, оглядывая их, я был абсолютно уверен, что они смогут обмануть постороннего наблюдателя. Их только надо немного подучить женским повадкам. Среди всеобщего веселья я поздравил себя за находчивость.
На следующее утро наш странный караван прошел через маленькую рыбацкую деревушку и по извилистой дороге спустился к песчаному берегу, где нас ожидало торговое судно. Крат и восемнадцать его помощников составляли охрану каравана. Полное ее отсутствие при таком драгоценном грузе наверняка вызвало бы подозрения. Девяти вооруженных людей в разношерстной одежде, как и полагается наемникам, будет вполне достаточно, хотя они, конечно, не смогут отпугнуть большую шайку сорокопутов.
Во главе каравана шагал Тан, нарядившись богатым купцом из-за Евфрата. Борода его стала густой и длинной за последние несколько месяцев, а я завил ее колечками по обычаю ассирийцев. Многие люди того района Азии, особенно жители высоких гор к северу от Евфрата, имеют тот же цвет кожи, что и Тан, и его внешность точно соответствовала роли, которую я для него выбрал.
Я всюду следовал за ним. Подавив отвращение к женской одежде, надел длинные юбки, покрывала и аляповатые украшения жены ассирийца. Мне совсем не хотелось, чтобы меня узнали по возвращении в Сафагу.
Наше путешествие немного оживила морская болезнь, поразившая большинство «рабынь» и «охранников», привыкших плавать по гладким водам Великой реки. Один раз столько воинов собралось платить дань морским богам по левому борту, что корабль дал заметный крен.
Все мы с большим облегчением высадились в Сафаге, где вызвали всеобщее возбуждение. Ассирийские девушки славятся своей ловкостью в постели, говорят, что некоторые из них способны на такие штуки, что вернут к жизни и тысячелетнюю мумию. Разумеется, каждому, кто смотрел, как мы сходим на берег, казалось, будто под покрывалами прячутся настоящие жемчужины женской красоты. Ловкий азиатский купец не станет везти свои товары так далеко и тратиться на путешествие и охрану, если не рассчитывает получить кругленькую сумму на рынках рабов Египта.
Один из купцов Сафаги тут же подошел к Тану и предложил купить у него на месте всю стайку девушек и избавить его от тяжелого путешествия через пустыню с таким грузом. Тан отмахнулся от него с презрительной усмешкой.
– Тебя предупреждали об опасностях, ожидающих путников в пустыне? – настаивал купец. – Перед тем как ты достигнешь Нила, тебе придется заплатить выкуп за проход по караванному пути, поглотивший большую часть прибыли.
– Кто заставит меня платить? – спросил его Тан. – Я плачу только то, что задолжал.
– Те, кто охраняет дорогу, – предостерег его купец. – И даже если ты заплатишь столько, сколько они запросят, ты не можешь быть уверен, что целым и невредимым пройдешь через пустыню. Ведь твой товар так соблазнителен. Стервятники, живущие на караванном пути к Нилу, так разжирели на трупах упрямых купцов, что едва поднимаются в воздух. Продай девушек сейчас – и получишь хорошую прибыль…
– У меня вооруженная охрана, – ответил Тан и показал на Крата и его маленький отряд, – которая справится с любыми грабителями.
Свидетели разговора захихикали и начали толкаться локтями, услышав эту похвальбу.
Купец пожал плечами:
– Ладно, мой храбрый друг. Во время своего следующего путешествия через пустыню я поищу твой скелет у дороги. Смогу узнать по сверкающей красной бороде.
Тиамат, как и обещал, приготовил сорок ослов. Двадцать из них несли бурдюки с водой, на остальных были вьючные седла для тюков и узлов, которые мы вынесли на берег с торгового судна.
Я позаботился о том, чтобы мы как можно меньше времени провели в городе под любопытными взглядами толпы. Достаточно будет хотя бы одной из наших «рабынь» выдать ее настоящий пол, и все сорвется. Крат со своим отрядом охраны погнал их по узким улочкам, отталкивая в сторону прохожих и следя за тем, чтобы «рабыни» прятали лица и не поднимали глаз и чтобы никто не ответил хриплым голосом на похабные шутки, которые преследовали нас. Наконец мы вышли из города и оказались в пустыне.
Мы встали лагерем на ночь в виду Сафаги. Хотя я и не ожидал нападения до тех пор, пока мы не преодолеем первого ущелья, был уверен, что шпионы сорокопутов уже следят за нами.
Пока было светло, я проследил, чтобы «рабыни» вели себя, как полагается женщинам, то есть скрывали свои лица и тела, а направляясь в ближайший овраг справлять нужду, они должны были садиться на корточки, а не мочиться стоя, пуская струю на целый шаг.
Только с наступлением темноты Тан приказал снять тюки с ослов, раскрыть их и раздать оружие, которое в них было спрятано. Каждая «рабыня» улеглась спать со своим луком, стрелами и мечом, спрятав их под постелью.
Мы поставили двойные дозоры вокруг лагеря. Обойдя часовых и убедившись, что они стоят на своих местах и бодрствуют, мы ускользнули в темноте и вернулись в порт Сафаги. Я провел Тана по темным улочкам к дому Тиамата. Купец ждал нашего прибытия и приготовил ужин. Я видел, что он очень взволнован встречей с Таном.
– Твоя слава опережает тебя, вельможа Харраб. Я знал твоего отца. Он был настоящим мужчиной, – приветствовал Тиамат Тана. – Хотя я слышал настойчивые утверждения о том, что ты умер в пустыне не больше недели назад и что твое тело лежит у гробовщиков на западном берегу Нила, где проходит положенные сорок дней бальзамирования, рад приветствовать тебя в моем скромном доме.
Потом мы наслаждались едой, и Тан подробно расспрашивал хозяина о сорокопутах. Тиамат открыто и без колебаний отвечал ему.
Наконец Тан взглянул на меня. Я кивнул. Он снова повернулся к Тиамату и сказал:
– Ты проявил себя щедрым другом по отношению к нам, но мы не были так же честны по отношению к тебе. Только необходимость заставила нас так поступить, поскольку нам чрезвычайно важно, чтобы никто не догадался о нашей истинной цели – разбить сорокопутов и доставить их вожаков на правый суд фараона, на его гнев.
Тиамат улыбнулся и погладил бороду:
– Это не очень удивило меня, так как я слышал о поручении, которое возложил на тебя фараон на празднике Осириса. А твой горячий интерес к разбойникам и убийцам уничтожил остатки сомнений. Я могу сказать только одно: я принесу жертву богам ради успеха вашего предприятия.
– Мне может снова понадобиться твоя помощь, – сказал Тан.
– Спрашивай.
– Как ты думаешь, сорокопуты уже знают о нашем караване?
– Вся Сафага говорит о вас, – ответил Тиамат. – За последний год ваш караван самый богатый. За восемьдесят рабынь в Карнаке можно получить по тысяче золотых колец за каждую. – Он усмехнулся и покачал головой собственной шутке. – Можете быть уверены, сорокопуты уже знают о вас. Я видел по крайней мере троих шпионов в толпе на берегу моря. Вы можете ожидать встречи с ними еще до того, как пройдете первое ущелье.
Когда мы поднялись и стали прощаться, он проводил нас до самой двери.
– Пусть боги сопутствуют вам в ваших делах. Не только фараон, но и каждый житель царства будет перед вами в долгу, если вы сможете искоренить эту ужасную напасть, которая угрожает разрушить саму жизнь нашего царства и вернуть нас всех в век варварства.
Следующим утром наш караван тронулся в путь в темноте. Было еще прохладно. Тан, перекинув лук Ланату через плечо, шел во главе каравана рядом со мной. Я всюду следовал за ним по пятам, сияя женской красотой.
Позади нас тянулась цепочка вьючных ослов, движущихся друг за дружкой посредине наезженной тропы. «Рабыни» шли с обеих сторон от животных по краю дороги. Их оружие было спрятано в тюках на спинах ослов. Каждый мог протянуть руку и положить ее на рукоять своего меча. Крат разделил охрану на три отряда по шесть человек в каждом и поставил Аста и Ремрема командовать двумя из них, а третий оставил для себя. Аст и Ремрем были известными воинами и давно уже заслужили более высокие посты, однако оба много раз отказывались от повышения по службе, чтобы оставаться с Таном. Подобную верность Тан пробуждал во всех, кто служил под его началом. Мне снова подумалось, каким прекрасным фараоном он мог бы стать.
Меня всегда восхищает щедрость, с которой боги заставляют природу снабжать нас своими дарами, поэтому я жадно осматривал каждую пойманную рыбу, когда ее бросали на берег, и расспрашивал рыбаков о сотнях различных рыб. Куча рыбы на берегу напоминала гору сокровищ, сверкающих всеми цветами радуги, и я пожалел о том, что у меня не было с собой свитков и письменных принадлежностей, чтобы запечатлеть все это.
Однако перерыв был весьма коротким. Как только улов оказался на берегу, я взошел на одну из маленьких посудин, которая ароматом выдавала свое предназначение, и, махнув рукой Тану, отправился на ней через проход в рифах. Тан должен был оставаться в деревне, пока я не вернусь со всем необходимым. Я спрятал друга здесь, чтобы его случайно не узнали в городе, куда я направлялся. Теперь ему нужно было позаботиться о том, чтобы никто из рыбаков или членов их семей не улизнул тайком в пустыню и не сообщил о присутствии в деревне вельможи со светлыми волосами, у которого в руках соколиная печать фараона.
Маленькая посудина задрала нос на первой же морской волне, кормчий повернул бортом к ветру, и мы пошли на север параллельно страшному серому берегу. Путь нам предстоял недолгий, и еще до наступления темноты кормчий показал мне впереди группу каменных зданий порта Сафага на далеком берегу.
Тысячу лет в Сафаге сходилась вся торговля между странами Востока и Верхним царством. Стоя на носу маленькой лодки, я видел вдалеке силуэты более крупных кораблей, ходивших между Сафагой и портами на Аравийском берегу неширокого моря.
К тому времени, когда я сошел на песчаный берег Сафаги, было уже темно, и никто, казалось, не заметил моего прибытия. Я хорошо знал, куда мне идти, так как часто посещал этот порт по торговым делам вельможи Интефа. В этот час улицы города были пустынны, а кабаки битком забиты. Я быстро прошел к дому торговца Тиамата. Он был богачом и владел самым большим домом в старом городе. Вооруженный раб преградил мне дорогу у дверей.
– Скажи хозяину, что здесь хирург из Карнака, спасший ему ногу, – приказал я, и скоро сам Тиамат, хромая, вышел мне навстречу. Его ошеломил мой жреческий наряд, но хватило здравого смысла не говорить о нем и не называть моего имени перед рабом. Он отвел меня во внутренний сад дворца. Как только мы остались одни, воскликнул:
– Неужели это ты, Таита? До меня дошел слух, что ты убит сорокопутами в Элефантине.
Тиамат был крупным мужчиной средних лет с открытым и умным лицом и проницательными глазами. Несколько лет назад его принесли ко мне на носилках. Небольшая группа путешественников нашла Тиамата на дороге, где его оставили умирать сорокопуты, ограбив принадлежавший ему караван. Я сшил заново изуродованное тело и даже умудрился спасти ногу, в которой уже началась гангрена. С тех пор он навсегда остался хромым.
– Я рад убедиться, что сообщение о твоей смерти оказалось преждевременным, – усмехнулся он и, хлопнув в ладоши, приказал рабам принести мне чашу холодного шербета и блюдо с инжиром и финиками в меду.
После приличествующего случаю разговора он тихо спросил меня:
– Могу ли я чем-нибудь помочь тебе? Я обязан тебе жизнью. Спрашивай. Мой дом – твой дом, мое имущество – твое имущество.
– Меня привело сюда дело царя, – сказал я и достал из складок одежды соколиную печать.
Выражение лица его стало серьезным.
– Я признаю печать фараона, но тебе нет необходимости показывать ее. Спрашивай, что тебе нужно. Я не могу отказать тебе.
Он выслушал все, не произнося ни слова, а затем, когда я закончил, вызвал приказчика и при мне дал ему нужные указания. Перед тем как отослать его, Тиамат повернулся ко мне и спросил:
– Я ничего не забыл? Тебе нужно что-нибудь еще?
– Твоей щедрости нет предела, однако мне не хватает одного: я истосковался по письменным принадлежностям.
Тиамат повернулся к приказчику:
– Проследи, чтобы в одном из тюков были свитки, кисти и краски для рисования.
Когда приказчик ушел, мы остались в саду и разговаривали еще половину ночи. Тиамат жил в самом центре оживленного торгового пути в Верхнее царство и знал все слухи, которые появлялись в самых отдаленных краях царства, а также приходили из-за моря. За те несколько часов в саду я узнал больше, чем за целый месяц во дворце на Элефантине.
– Ты по-прежнему платишь сорокопутам за пропуск караванов? – спросил я, и он смиренно пожал плечами:
– Разве есть у меня другой выбор после того, что они сделали с моей ногой? С каждым годом их требования становятся все более нестерпимыми. Я должен платить четверть стоимости товара, как только караван выходит из Сафаги, и отдавать половину прибыли после продажи товаров в Фивах. Они скоро всех пустят по миру. Караванные пути зарастут травой, и торговля в нашем царстве завянет и умрет.
– Как вы платите им? Как вы определяете размеры дани и кто берет ее?
– У них есть шпионы в порту. Они осматривают любой груз до того, как он окажется на берегу. Знают, что́ везет каждый караван, еще до того, как он покинет Сафагу. Прежде чем караван пройдет первый перевал, его встретит на дороге один из вождей разбойников и потребует установленную ими дань.
Было уже за полночь, когда Тиамат позвал раба, чтобы тот посветил мне и проводил в комнату, где я проведу ночь.
– Когда ты покинешь мой дом завтра утром, я еще буду спать. – Тиамат обнял меня. – Прощай, дорогой друг. Я никогда не смогу полностью отплатить тебе за то, что ты сделал для меня. Приходи ко мне. Я выполню все, что тебе нужно.
Тот же раб разбудил меня еще до рассвета и проводил к берегу моря. В лагуне стоял на якоре превосходный корабль, принадлежавший Тиамату. Кормчий корабля поднял якорь, как только я поднялся на борт.
Еще до полудня мы прошли по проходу через коралловые рифы и бросили якорь перед маленькой рыбацкой деревней, где Тан ожидал меня на пляже.
За время моего отсутствия Тан сумел раздобыть шесть тощих осликов. Матросы с корабля Тиамата перенесли на берег тюки, которые мы привезли из Сафаги, и погрузили на этих жалких животных. Мы с Таном оставили кормчего торгового судна в гавани со строгим приказом дожидаться нашего возвращения, а затем, ведя в поводу цепочку ослов, направились вглубь пустыни, к колодцам Гебель-Нагары.
Люди Крата с трудом переносили жару и нашествие песчаных блох и скучали, а потому приветствовали нас такими громкими криками, как будто мы отсутствовали по меньшей мере год. Тан приказал Крату построить их. Воины внимательно разглядывали, как я распаковываю первый тюк. Их интерес мгновенно сменился изумленным весельем, когда я разложил перед ними наряд девушки-рабыни. Изумление, в свою очередь, сменилось гулом разговоров и споров, так как все последующие тюки содержали еще семьдесят девять роскошных женских нарядов.
Крат и два его помощника помогли мне разложить эти наряды на песке перед каждым из стражников, и Тан отдал приказ:
– Раздеться! Надеть одежду, лежащую перед вами!
В ответ раздались крики возражения и недоверчивые смешки. Воины подчинились, только когда Крат со своими помощниками прошел с наигранно суровым выражением лица вдоль рядов.
В отличие от наших женщин, которые одеваются легко и часто оставляют обнаженными грудь и ноги, женщины Ассирии носят длинные юбки до самой земли и одежду с рукавами, скрывающими их руки до самых запястий. Мужчины из ревности и неверно понятого чувства скромности заставляют женщин прятать лица, когда они выходят из дома. И в этом тоже существует различие между солнечным Египтом и суровыми странами, где вода падает с неба и твердеет белыми камнями на вершинах гор, а ветры студят плоть и кости, как смерть.
Как только воины немного оправились от первого потрясения, вызванного видом товарищей в женской одежде, они тут же приняли правила игры. Очень скоро в лагере весело прыгали восемьдесят девушек-рабынь, пряча лица под покрывалами. Они плясали и бегали в длинных юбках мелкими шажками, щипали друг дружку за ягодицы и строили глазки Тану и его помощникам.
Помощники Тана уже не могли сохранять серьезность. Хотя, возможно, это и вызвано обстоятельствами моей жизни, но мужчины, одетые женщинами, внушают мне смутное отвращение. Мне очень странно видеть, что немногие разделяют мои чувства по этому поводу. Достаточно какому-нибудь негодяю натянуть юбку, и все присутствующие тут же начинают глупо хохотать.
Крат выбрал самых малорослых и стройных воинов флотилии. Теперь, оглядывая их, я был абсолютно уверен, что они смогут обмануть постороннего наблюдателя. Их только надо немного подучить женским повадкам. Среди всеобщего веселья я поздравил себя за находчивость.
На следующее утро наш странный караван прошел через маленькую рыбацкую деревушку и по извилистой дороге спустился к песчаному берегу, где нас ожидало торговое судно. Крат и восемнадцать его помощников составляли охрану каравана. Полное ее отсутствие при таком драгоценном грузе наверняка вызвало бы подозрения. Девяти вооруженных людей в разношерстной одежде, как и полагается наемникам, будет вполне достаточно, хотя они, конечно, не смогут отпугнуть большую шайку сорокопутов.
Во главе каравана шагал Тан, нарядившись богатым купцом из-за Евфрата. Борода его стала густой и длинной за последние несколько месяцев, а я завил ее колечками по обычаю ассирийцев. Многие люди того района Азии, особенно жители высоких гор к северу от Евфрата, имеют тот же цвет кожи, что и Тан, и его внешность точно соответствовала роли, которую я для него выбрал.
Я всюду следовал за ним. Подавив отвращение к женской одежде, надел длинные юбки, покрывала и аляповатые украшения жены ассирийца. Мне совсем не хотелось, чтобы меня узнали по возвращении в Сафагу.
Наше путешествие немного оживила морская болезнь, поразившая большинство «рабынь» и «охранников», привыкших плавать по гладким водам Великой реки. Один раз столько воинов собралось платить дань морским богам по левому борту, что корабль дал заметный крен.
Все мы с большим облегчением высадились в Сафаге, где вызвали всеобщее возбуждение. Ассирийские девушки славятся своей ловкостью в постели, говорят, что некоторые из них способны на такие штуки, что вернут к жизни и тысячелетнюю мумию. Разумеется, каждому, кто смотрел, как мы сходим на берег, казалось, будто под покрывалами прячутся настоящие жемчужины женской красоты. Ловкий азиатский купец не станет везти свои товары так далеко и тратиться на путешествие и охрану, если не рассчитывает получить кругленькую сумму на рынках рабов Египта.
Один из купцов Сафаги тут же подошел к Тану и предложил купить у него на месте всю стайку девушек и избавить его от тяжелого путешествия через пустыню с таким грузом. Тан отмахнулся от него с презрительной усмешкой.
– Тебя предупреждали об опасностях, ожидающих путников в пустыне? – настаивал купец. – Перед тем как ты достигнешь Нила, тебе придется заплатить выкуп за проход по караванному пути, поглотивший большую часть прибыли.
– Кто заставит меня платить? – спросил его Тан. – Я плачу только то, что задолжал.
– Те, кто охраняет дорогу, – предостерег его купец. – И даже если ты заплатишь столько, сколько они запросят, ты не можешь быть уверен, что целым и невредимым пройдешь через пустыню. Ведь твой товар так соблазнителен. Стервятники, живущие на караванном пути к Нилу, так разжирели на трупах упрямых купцов, что едва поднимаются в воздух. Продай девушек сейчас – и получишь хорошую прибыль…
– У меня вооруженная охрана, – ответил Тан и показал на Крата и его маленький отряд, – которая справится с любыми грабителями.
Свидетели разговора захихикали и начали толкаться локтями, услышав эту похвальбу.
Купец пожал плечами:
– Ладно, мой храбрый друг. Во время своего следующего путешествия через пустыню я поищу твой скелет у дороги. Смогу узнать по сверкающей красной бороде.
Тиамат, как и обещал, приготовил сорок ослов. Двадцать из них несли бурдюки с водой, на остальных были вьючные седла для тюков и узлов, которые мы вынесли на берег с торгового судна.
Я позаботился о том, чтобы мы как можно меньше времени провели в городе под любопытными взглядами толпы. Достаточно будет хотя бы одной из наших «рабынь» выдать ее настоящий пол, и все сорвется. Крат со своим отрядом охраны погнал их по узким улочкам, отталкивая в сторону прохожих и следя за тем, чтобы «рабыни» прятали лица и не поднимали глаз и чтобы никто не ответил хриплым голосом на похабные шутки, которые преследовали нас. Наконец мы вышли из города и оказались в пустыне.
Мы встали лагерем на ночь в виду Сафаги. Хотя я и не ожидал нападения до тех пор, пока мы не преодолеем первого ущелья, был уверен, что шпионы сорокопутов уже следят за нами.
Пока было светло, я проследил, чтобы «рабыни» вели себя, как полагается женщинам, то есть скрывали свои лица и тела, а направляясь в ближайший овраг справлять нужду, они должны были садиться на корточки, а не мочиться стоя, пуская струю на целый шаг.
Только с наступлением темноты Тан приказал снять тюки с ослов, раскрыть их и раздать оружие, которое в них было спрятано. Каждая «рабыня» улеглась спать со своим луком, стрелами и мечом, спрятав их под постелью.
Мы поставили двойные дозоры вокруг лагеря. Обойдя часовых и убедившись, что они стоят на своих местах и бодрствуют, мы ускользнули в темноте и вернулись в порт Сафаги. Я провел Тана по темным улочкам к дому Тиамата. Купец ждал нашего прибытия и приготовил ужин. Я видел, что он очень взволнован встречей с Таном.
– Твоя слава опережает тебя, вельможа Харраб. Я знал твоего отца. Он был настоящим мужчиной, – приветствовал Тиамат Тана. – Хотя я слышал настойчивые утверждения о том, что ты умер в пустыне не больше недели назад и что твое тело лежит у гробовщиков на западном берегу Нила, где проходит положенные сорок дней бальзамирования, рад приветствовать тебя в моем скромном доме.
Потом мы наслаждались едой, и Тан подробно расспрашивал хозяина о сорокопутах. Тиамат открыто и без колебаний отвечал ему.
Наконец Тан взглянул на меня. Я кивнул. Он снова повернулся к Тиамату и сказал:
– Ты проявил себя щедрым другом по отношению к нам, но мы не были так же честны по отношению к тебе. Только необходимость заставила нас так поступить, поскольку нам чрезвычайно важно, чтобы никто не догадался о нашей истинной цели – разбить сорокопутов и доставить их вожаков на правый суд фараона, на его гнев.
Тиамат улыбнулся и погладил бороду:
– Это не очень удивило меня, так как я слышал о поручении, которое возложил на тебя фараон на празднике Осириса. А твой горячий интерес к разбойникам и убийцам уничтожил остатки сомнений. Я могу сказать только одно: я принесу жертву богам ради успеха вашего предприятия.
– Мне может снова понадобиться твоя помощь, – сказал Тан.
– Спрашивай.
– Как ты думаешь, сорокопуты уже знают о нашем караване?
– Вся Сафага говорит о вас, – ответил Тиамат. – За последний год ваш караван самый богатый. За восемьдесят рабынь в Карнаке можно получить по тысяче золотых колец за каждую. – Он усмехнулся и покачал головой собственной шутке. – Можете быть уверены, сорокопуты уже знают о вас. Я видел по крайней мере троих шпионов в толпе на берегу моря. Вы можете ожидать встречи с ними еще до того, как пройдете первое ущелье.
Когда мы поднялись и стали прощаться, он проводил нас до самой двери.
– Пусть боги сопутствуют вам в ваших делах. Не только фараон, но и каждый житель царства будет перед вами в долгу, если вы сможете искоренить эту ужасную напасть, которая угрожает разрушить саму жизнь нашего царства и вернуть нас всех в век варварства.
Следующим утром наш караван тронулся в путь в темноте. Было еще прохладно. Тан, перекинув лук Ланату через плечо, шел во главе каравана рядом со мной. Я всюду следовал за ним по пятам, сияя женской красотой.
Позади нас тянулась цепочка вьючных ослов, движущихся друг за дружкой посредине наезженной тропы. «Рабыни» шли с обеих сторон от животных по краю дороги. Их оружие было спрятано в тюках на спинах ослов. Каждый мог протянуть руку и положить ее на рукоять своего меча. Крат разделил охрану на три отряда по шесть человек в каждом и поставил Аста и Ремрема командовать двумя из них, а третий оставил для себя. Аст и Ремрем были известными воинами и давно уже заслужили более высокие посты, однако оба много раз отказывались от повышения по службе, чтобы оставаться с Таном. Подобную верность Тан пробуждал во всех, кто служил под его началом. Мне снова подумалось, каким прекрасным фараоном он мог бы стать.