Речной бог

– Сюда! – позвал он и побежал, направляясь в каменистую пустыню.

– Тан! – закричал я ему вслед. – Крат ждет нас…

Он не обратил ни малейшего внимания, и оставалось только последовать за ним. Я скоро догнал его, когда он потерял отпечатки копыт ослика на каменистой почве и был вынужден искать продолжение следа.

– Я горюю об этой семье даже больше, чем ты, – настаивал я. – Это же глупо. У нас нет времени. Крат ждет нас.

Он оборвал меня, не взглянув в мою сторону:

– Сколько было ребенку? Не более девяти лет? У меня всегда найдется время, чтобы восстановить справедливость. – Лицо его выражало холодное желание отомстить. Прежняя крепкая воля вернулась к нему. Я понял, что спорить бесполезно.

Образ маленькой девочки все еще стоял перед моими глазами. Я присоединился к Тану, и мы снова нашли след. Теперь, когда работали вместе, двигались вперед гораздо быстрее.

Мы с Таном преследовали газелей, антилоп и даже льва, а на охоте оба прекрасно овладели эзотерическим искусством следопыта. Работали в паре и бежали по обе стороны следов, оставленных нашей дичью, знаками показывая любой поворот или изменение следа. Очень скоро наша дичь вышла на грубую, плохо битую тропу, которая вела на восток от реки, в глубину пустыни. На тропе стало гораздо легче.

Было около полудня, и наши фляги уже опустели, когда мы наконец увидели тех, кого искали, далеко впереди. Разбойников было пятеро, они вели с собой ослика. Очевидно, не ожидали, что кто-то будет преследовать в пустыне – их крепости, – и шли беззаботно. Даже не подумали об охране в арьергарде.

Тан потянул меня за скалу и, пока мы переводили дыхание, прорычал:

– Обойдем их. Я хочу увидеть лица.

Он вскочил на ноги и повел меня в обход. Мы перегнали шайку сорокопутов, двигаясь вне поля их зрения. Потом резко свернули и вышли на тропу впереди. Тан опытным глазом воина нашел безупречное место для засады.

Мы издалека услышали цокот копыт ослика и певучие звуки голосов. Пока ждали, у меня впервые появилась возможность задуматься, благоразумно ли мы поступили, отправившись преследовать их. Когда же отряд сорокопутов появился перед нами, у меня выросла уверенность, что мы явно поторопились. Они казались шайкой самых отъявленных убийц, каких мне когда-либо приходилось видеть. А вооружен я был только маленьким красивым кинжальчиком.

Неподалеку от нас высокий бородатый кочевник, который явно возглавлял шайку, внезапно остановился и приказал одному из разбойников снять с ослика бурдюки с водой. Он отпил первым, а потом передал бурдюк остальным. Я невольно сглотнул, когда увидел, как он пьет драгоценную влагу.

– Клянусь Гором, я вижу следы крови женщины на их одежде. Если бы только Ланата была со мной, – прошептал Тан, прячась за скалой, – я пустил бы стрелу ему в брюхо и вылил оттуда воду, как из ведра. – Потом положил руку мне на запястье. – Не двигайся раньше меня, слышишь? Не нужно геройства. Понятно?

Я горячо закивал, так как не имел ни малейшего желания возражать против таких разумных указаний.

Сорокопуты пошли дальше и поравнялись с нами. Все они были хорошо вооружены. Кочевник шагал впереди. Меч в ножнах висел у него за спиной, а рукоятка торчала из-за левого плеча. Он обмотал капюшон вокруг головы, чтобы защититься от палящих лучей солнца, и поэтому не заметил нас, хотя прошел совсем близко.

Двое разбойников следовали за ним по пятам. Один из них вел в поводу ослика. Остальные лениво брели сзади, увлеченные бесконечным спором из-за золотого украшения, снятого с убитой женщины. Оружие их было в ножнах, если не считать коротких копий с бронзовыми наконечниками, которые замыкающие отряд несли в руках.

Тан пропустил всех разбойников вперед, а затем тихо встал и пошел за двумя последними. Казалось, что он движется небрежно, как леопард, но я не успел перевести дыхание, как он взмахнул мечом над шеей правого разбойника.

Хотя я и намеревался полностью поддержать Тана в этой схватке, каким-то образом намерения мои не перешли в реальные действия, и я продолжал прятаться за крепкой скалой, оправдываясь тем, что мог бы помешать ему, если бы шел слишком близко.

Никогда раньше не видел, как Тан убивает людей, хотя и понимал, что при его профессии за многие годы была возможность отточить омерзительную ловкость, с которой это делается. Тем не менее быстрота поразила меня. Под его ударом голова жертвы прыгнула с плеч, как заяц пустыни из своего укрытия, и обезглавленное тело успело сделать еще шаг, прежде чем ноги подогнулись и оно упало. Когда меч описал полную дугу, Тан мгновенно взмахнул им снова. Точно таким же движением он ударил с противоположной стороны по шее другого разбойника, и новая голова так же быстро повалилась на землю, а тело тихо опустилось вперед, извергая фонтан крови.

Плеск крови и звук тяжелого удара от падения двух обезглавленных тел на каменистую землю потревожил остальных. Они обернулись и на какое-то мгновение застыли, ошеломленные неожиданным кровавым нападением. Затем с диким воплем обнажили мечи и как один ринулись на Тана. Вместо того чтобы отступить, он свирепо бросился вперед и сумел разделить их. Ударил мечом одного, которого сумел отогнать от двух его товарищей, и нанес ему рубленую рану. Разбойник завизжал и повалился назад. Однако прежде, чем Тан успел прикончить его, двое других набросились сзади. Тану пришлось повернуться и сражаться с ними. Бронза ударилась о бронзу, и Тан остановил разбойников. Он держал их на расстоянии протянутого клинка, отбиваясь по очереди то от одного, то от другого, пока легко раненный противник не пришел в себя и не стал приближаться к нему со спины.

– Сзади! – заорал я, и Тан вовремя обернулся, успев отбить удар меча. В то же самое мгновение двое других набросились на него, и ему пришлось отступить. Теперь Тану приходилось защищаться с трех сторон. У меня захватило дыхание от того, с какой виртуозной ловкостью он орудовал мечом. Его клинок мелькал так быстро, что казалось, он возвел вокруг себя сверкающую бронзовую стену, о которую тщетно бились клинки врагов.

Потом я вдруг понял, что Тан начинает уставать. Пот струился по его телу, а лицо искажала гримаса напряжения. Долгий кутеж и разврат сильно поубавили силы и выносливость, когда-то казавшиеся бесконечными.

Он отступил после очередной атаки, которую провел бородатый кочевник, и наконец оказался прижатым спиной к огромной скале с противоположной стороны дороги. Скала защищала спину, и теперь все трое нападавших были вынуждены атаковать спереди. Однако это не давало ему передышки. Возглавляемые кочевником, разбойники выли, как стая диких собак, и нападали непрерывно. Правая рука Тана начала уставать, и меч уже двигался медленнее.

Копье первого из разбойников, обезглавленных Таном, лежало посреди дороги. Я понял, что должен сделать что-то, если не хочу увидеть, как Тана разрубят на куски на моих глазах. Огромным усилием воли я попытался вернуть себе ускользающее мужество и выполз из своего укрытия. Сорокопуты забыли обо мне в горячке боя и смертельной ненависти к врагу, и я успел подобрать копье незамеченным. Когда схватил его, тяжесть древка в руке вернула мне уверенность в своих силах.

Кочевник был самым опасным из троих противников Тана и стоял ближе остальных. Спина была обращена ко мне, а внимание поглощал неравный бой. Я наклонил копье вперед и бросился на врага.

Почки – самая уязвимая мишень на человеческой спине. С моим знанием анатомии мне ничего не стоило точно нанести удар. Копье вошло в спину в одном пальце от хребта. Широкий бронзовый наконечник образовал огромную зияющую рану, и я свирепым движением копья размозжил врагу почку, как учил меня Тан. Боль парализовала кочевника, меч выпал из его рук, и он повалился на землю с таким ужасным воплем, что его ошеломленные товарищи замерли на месте, а у Тана появился шанс.

Следующим ударом Тан поразил одного разбойника в середину груди. Несмотря на усталость, удар был настолько силен, что острие меча проткнуло туловище насквозь и вышло на ладонь из спины. Прежде чем Тан успел вытащить клинок из крепких объятий плоти и убить последнего сорокопута, тот бросился бежать.

Тан сделал несколько шагов за ним следом, а затем, задыхаясь, проговорил:

– Мне не поймать. Догони его, Таита, не дай этому грязному шакалу уйти.

Мало кто может обойти меня в беге. Тан на такое способен, но лишь когда он полон сил. Я уперся в спину кочевника и выдернул свое копье, а потом побежал следом за разбойником.

Я догнал его раньше, чем он успел уйти на двести шагов. Бежал я так легко, что враг даже не расслышал моего приближения. Острием копья я перерубил сухожилие над пяткой, и он повалился на землю. Меч отлетел в сторону. Разбойник лежал на спине, пинался и вопил, а я плясал вокруг него и колол кончиком копья, выбирая положение для смертоносного удара.

– Которая из женщин тебе понравилась больше? – спросил я, уколов в бедро. – Мать с огромным животом или маленькая девочка? Она была крепенькой, правда?

– Пощади меня! Я ничего не делал с ними. Это все другие. Не убивай меня.

– На твоей юбке засохла кровь, – сказал я и ударил в живот, но не сильно. – А ребенок кричал так же громко, как и ты сейчас?

Когда он свернулся клубком после удара в живот, я ударил в хребет, и по счастливой случайности наконечник вошел между позвонками. Его мгновенно парализовало ниже пояса, и я спокойно сделал шаг назад:

– Очень хорошо. Ты не хочешь, чтобы я убивал тебя? Я и не убью. Этого тебе было бы мало.


Повернулся и пошел к Тану. Искалеченный сорокопут некоторое время пытался ползти за мной, волоча парализованные ноги, как рыбаки тащат пару крупных карпов. Затем силы его иссякли, и он, хныча, растянулся на земле. Хотя было уже далеко за полдень, солнце убьет его раньше заката.

Тан с любопытством посмотрел на меня, когда я подошел.

– Никогда бы не подумал, что ты способен на жестокость. – Он застыл в изумлении. – Ты не перестаешь удивлять меня.

Тан стащил бурдюк с водой с ослика и предложил мне, но я покачал головой:

– Сначала ты. Тебе это нужно больше, чем мне.

Он начал пить, и глаза его закрылись от наслаждения. Потом резко перевел дыхание.

– Клянусь сладостным дыханием Исиды, ты прав. Я слаб, как старуха. Даже такая мелкая стычка чуть не стоила мне жизни. – Потом он посмотрел на лежащие вокруг трупы и довольно ухмыльнулся. – В общем-то, это неплохое начало работы, порученной нам фараоном.

– Это худшее из возможных начал, – возразил я и, когда Тан удивленно поднял бровь, продолжил: – Нам следовало оставить в живых хотя бы одного из сорокопутов, чтобы он показал гнездо. Даже вон тот, – я жестом показал на умирающего среди камней разбойника, – слишком тяжело ранен и не может быть для нас полезным. Это моя вина. Я позволил гневу овладеть мною. Мы больше не сделаем подобных ошибок.

Уже на полпути к тому месту, где мы оставили тела убитого семейства, моя природа взяла свое, и я начал сожалеть о том, что жестоко обошелся с искалеченным разбойником.

– В конце концов, он человек, как и мы с тобой, – сказал я Тану, а тот фыркнул:

– Это тварь, мерзкая тварь, а не человек, и ты поступил правильно. Ты слишком долго горюешь о нем. Скажи лучше, зачем нам возвращаться к этим трупам? Не лучше ли отправиться прямо в лагерь Крата?

– Мне нужно тело мужчины, – произнес я, ничего не объясняя, пока мы не подошли к изуродованному трупу. Останки начали вонять. Стервятники почти не оставили мяса на костях.

– Посмотри на голову, – сказал я Тану. – У кого из твоих знакомых похожая грива? – Сначала он посмотрел на меня озадаченно, а потом вдруг усмехнулся и провел пальцами по своим густым курчавым волосам. – Помоги мне погрузить его на ослика, – приказал я. – Крат отвезет тело в Карнак гробовщикам, чтобы те забальзамировали. Мы заплатим за хорошие похороны и усыпальницу и напишем твое имя на ее стенах. На закате завтрашнего дня все Фивы будут знать, что Тан, вельможа Харраб, погиб в пустыне и был наполовину съеден птицами.

– Если Лостра узнает об этом… – Тан заволновался.

– Я предупрежу ее письмом. Преимущество, данное нам твоей смертью, намного перевесит опасность встревожить мою госпожу.



Крат со своим отрядом остановился в первом оазисе на караванной тропе к Красному морю, на расстоянии одного дня пути от Карнака. В отряде было сто человек из стражи Синего Крокодила, и всех их тщательно отобрали по моим указаниям. Мы с Таном добрались до лагеря в середине ночи. Упали на рогожи у костра и проспали до рассвета. С первыми лучами солнца Тан поднялся и пошел здороваться со своими воинами. Все они не скрывали радости при виде командира. Помощники обнимали его, рядовые приветствовали криками и гордо ухмылялись, когда он каждого называл по имени.

За завтраком Тан приказал Крату доставить разлагающиеся останки в Карнак и устроить похороны так, чтобы весть о его гибели распространилась повсюду. Я отдал Крату письмо для госпожи Лостры. Он должен был найти надежного посланника, который отнесет его вверх по реке – в Элефантину.

Крат отобрал десять человек, и они приготовились отправиться в путь с «ароматной» ношей на спине ослика по дороге к Нилу и Фивам.

– Постарайся догнать нас на пути к Красному морю. Если не сможешь, мы будем стоять в оазисе Гебель-Нагара. Мы подождем тебя там, – крикнул Тан ему вслед, когда отряд трусцой покинул лагерь, – и не забудь принести мой лук Ланату.



Как только Крат со своим отрядом исчез за гребнем холма на западе, Тан построил остальных воинов и повел их в противоположном направлении по караванному пути к морю.

Караванный путь от берегов Нила к берегам Красного моря тяжел, долог и труден. Большому каравану на него обычно требуется около двадцати дней. Мы прошли это расстояние за четыре, так как Тан гнал нас вперед короткими, быстрыми переходами. В начале пути только я и Тан во всем отряде не могли похвастаться особой выносливостью. Однако к тому времени, когда мы достигли Гебель-Нагары, Тан успел выжечь лишний жир и выгнал с потом остатки винного яда из своего тела. Он снова стал сухим и сильным.

Что касается меня, то я впервые в жизни совершал переход с боевым отрядом. В течение первых дней я испытал все муки ада: жажду и мышечную боль, кровавые мозоли и усталость, – наверное, душа умершего испытывает их по дороге в мир иной. Однако гордость моя не позволяла отставать от воинов, а кроме того, отбиться от отряда в этих диких и суровых местах означало бы верную смерть. С удивлением и радостью через несколько дней я обнаружил, что мне становится все легче и легче держаться в рядах бегущих воинов.

По дороге к Красному морю мы встретили два больших каравана, двигавшихся к Нилу. Кривоногих осликов, нагруженных огромными тюками товаров, окружала многочисленная охрана, по числу своему превосходившая количество торговцев и погонщиков животных. Ни один караван не мог считать себя в безопасности, если его не сопровождал большой отряд наемников вроде этого, – иначе торговцам приходилось платить грабительскую дань, требуемую сорокопутами с них за проход через пустыню.

Когда мы встречались с незнакомцами, Тан натягивал платок на голову, чтобы скрыть лицо и светлые волосы. Он был слишком заметен и не хотел рисковать. Если бы его узнали, до Карнака дошла бы весть, что он жив. Мы не отвечали на приветствия и вопросы, которыми осыпали нас путешественники, и быстро в высокомерном молчании бежали мимо, даже не глядя в их сторону.

Когда от морского побережья нас отделял всего день пути, мы оставили основной путь и повернули на юг по древней заброшенной тропе, показанной мне несколько лет назад диким кочевником, с которым я подружился. Колодцы оазиса Гебель-Нагара лежали на старом караванном пути, и их редко посещали люди, если не считать бедуинов и разбойников пустыни, а их трудно назвать людьми.

К тому времени, когда мы достигли колодцев, я казался себе как никогда стройным и физически сильным и только сожалел о том, что у меня нет зеркала: новая энергия и сила, которые я чувствовал в себе, должны были отразиться на моем лице и увеличить его красоту. Я бы с удовольствием воспользовался возможностью полюбоваться собой. Однако недостатка в желающих насладиться мной не было. По вечерам у костров многие бросали на меня похотливые взгляды, и я получил немало тайных предложений от товарищей по отряду, поскольку даже эти избранные войска были поражены половыми извращениями, распространившимися в нашем обществе.

Ночью я не расставался со своим кинжалом. Когда однажды я пощекотал нежеланного гостя, его крики вызвали бурную радость всех окружающих. После этого я был избавлен от досадных приставаний.

Когда мы достигли колодцев, Тан не дал отдохнуть. Пока ждали Крата, он заставлял людей упражняться во владении оружием и соревноваться в стрельбе из лука, борьбе и беге. Я с радостью отметил, что Крат набрал людей в строгом соответствии с моими указаниями. Среди них не было ни одного крупного парня. Если не считать Тана, все они были небольшими, ловкими ребятами, прекрасно подходившими к той роли, которую я для них задумал.

Крат прибыл через два дня. Если учесть время на возвращение в Карнак и необходимые хлопоты по нашему с Таном заданию, это означало, что он сумел пройти этот путь быстрее нас.

– Что тебя задержало? – приветствовал его Тан. – Тебе попалась по дороге любезная девица?

– Нет, у меня было две тяжелые ноши, – ответил Крат, обнимая друга. – Твой лук и соколиная печать. Я рад избавиться от того и другого. – И с радостной улыбкой вручил Тану оружие и статуэтку.

Тан немедленно схватил лук Ланату и отправился в пустыню. Я пошел с ним и помог выследить стадо газелей. Эти ловкие хитрые существа стремительно неслись длинными прыжками. Я был поражен тем, как Тан подбил дюжину газелей на бегу, выпустив всего дюжину стрел. Той ночью мы устроили пир, поджарив на вертеле печень и лучшие куски мяса, и обсудили следующий этап моего плана.

Утром мы оставили Крата с отрядом в оазисе и вдвоем с Таном пошли на побережье. Отправились в маленькую рыбацкую деревушку, до которой было всего полдня пути. Днем взобрались на последний холм, и перед нами открылось сверкающее пространство моря. С высоты холма виднелись очертания коралловых рифов под бирюзовой водой.

Как только мы вошли в деревушку, Тан позвал старосту. Внешний облик Тана излучал такую силу и власть, что старик быстро прибежал к нам. Когда Тан показал ему соколиную печать, тот простерся на земле, как будто сам фараон стоял перед ним, и с такой силой ударился о глину, что я испугался, как бы он не повредил себе голову. Я помог ему подняться на ноги, и староста привел нас в лучшее жилище в деревне – собственную хижину, выгнав многочисленное семейство на улицу, чтобы освободить для нас место.

Когда мы съели котелок рыбной похлебки, которую поставил перед нами хозяин, и выпили по чаше великолепного пальмового вина, мы с Таном отправились на ослепительно-белый песчаный пляж, где смыли пыль и пот пустыни в теплых водах лагуны, образованной неровной стеной кораллов, протянувшихся вдоль берега. Позади нас возвышалась изломанная гряда холмов, лишенных всякого намека на растительность. Их очертания вырисовывались в голубом небе пустыни.