Ребро беса

— Тихо! Эта игрушка стреляет, — сухо приказал Гусев, глазами показал на пистолет.

Телевизор работал, и Кир в его свете видел глаза Гусева. Но тот и не заботился о том, чтобы Кир не разглядел его лица. Напротив, его устраивали звуки из телевизора, они заглушали посторонние шумы.

Былеев попытался резко привстать на локоть, но удар в живот заставил его скорчиться и подчиниться Гусеву. За спиной Гусева Кир заметил застывшего Бородавкина со стволом в руке.

— Я сказал, не двигаться! — снова холодно негромко предупредил Гусев. — Шумнешь — башку снесу! Слушай внимательно, что тебе делать! Не сделаешь — вырву сердце сначала тебе, а потом твоей бабе!

Былеев слушал. Но одна мысль, как капля воды, долбила ему мозг: они нашли его, они нашли его, нашли, нашли. Почему так быстро? Почему так быстро? Почему?

— Сейчас ты встанешь на ноги, — говорил Гусев. — Наденешь на себя вот этот страховочный поясок, — показал на свободный пояс, висевший на плече Бородавкина, — а потом вместе со мной тихо спустишься с балкона вниз. Там тебя ждет машина. Попытаешься козлить — превращу в решето с помощью этой штуки, — качнул пистолетом.

Былеев, смотря на ствол, плавающий перед глазами, медленно сел в постели, опустил ноги на пол и поднялся с кровати. С опаской спросил:

— Одеться можно?

— Заткнись! — Гусев вдавил ствол ему в живот. — Так сойдет! Не в ресторан едешь!

— А куда, парни? — отважился снова задать вопрос Кир.

— Заткнись! — Гусев ударил его.

Кир согнулся и замолк. Бородавкин достал скотч и заклеил рот, приговаривая:

— Сорвешь ленту — на земле соберут твои кости!

Надел на него страховочный пояс.

Кира вывели на балкон. Ночное небо было удивительно глубоким. Воздух дышал прохладой. Гусев негромко объяснил, что и как Кир должен делать. Тот чувствовал полную беспомощность. Тупо подчинялся требованиям Гусева. Его пояс накинули на одну из веревок. Помогли перелезть через перила балкона. Гусев со стволом в руке прицепился к другой веревке и негромко скомандовал:

— Поехали. И не вздумай дурить, мужик. Я рядом. Если что, тебе и твоей бабе — крышка.

У Былеева плохо получалось. Он спускался медленно и неуклюже, замирало сердце. Смотреть вниз было жутко, сразу представлялось, как он летит и грохается на землю. Поэтому цеплялся взглядом за кирпичную стену дома с темными окнами и балконами.

Его положение было нелепейшим, кусать локти поздно, звать на помощь невозможно. На лестничной площадке охрана даже не подозревает, что он сейчас в трусах и майке висит между этажами. Почему он так несерьезно отнесся к предупреждению Акламина? Вернуть бы все вспять.

Миновали уже два этажа. Мысли съедали Кира: был бы смелее, спрыгнул бы на чей-нибудь балкон, постучал в окно. Хотя бы свидетели появились, а так — кошмар.

Впрочем, могли и не появиться, и это останавливало его. Так как предполагаемые свидетели утром могли просто найти на балконе его труп, оставленный Гусевым. Перспектива безрадостная. Но вот что после этого произошло бы с Тамарой — Кир даже думать не хотел. Уж лучше пусть ему все достанется, чем ей.

Гусев, спускавшийся рядом, словно прочитал его мысли, проговорил:

— Повторяю для козлов: если что, превращу в дуршлаг!

Наконец спустились на землю. Под ногами у Былеева была твердь, но не успел он этому порадоваться и утешиться, что смог спуститься с такой высоты, как его схватили руки Гусева, отцепили от веревки, грубо толкнули к машине с выключенными фарами, грубо впихнули на заднее сиденье темного салона. А потом сам он плюхнулся рядом с Киром. Былеев замычал, показав на заклеенный рот, но Гусев качнул перед ним стволом.

Бородавкин живо опустился следом. Машина ждала его. Он в два прыжка по асфальту был рядом и нырнул в темный салон с другой стороны от Былеева.

— Гони! — Гусев хлопнул водителя по плечу.

Машина, не включая фар, быстро ушла в темноту городских закоулков.

Утром Корозов направился к Былееву. Но обнаружил пустую квартиру с включенным телевизором, открытый балкон и две свисающие с крыши веревки. Шок пронзил его. Некоторое время он даже отказывался верить собственным глазам. Неужели это правда? Повторилось то, о чем даже думать не хотел? Черт возьми, второй раз на одни и те же грабли. Почему он не распорядился выставить охрану на балконе, посадить в квартире, поставить у каждого окна? Всякий раз преступники опережают. Это немыслимо. Как будто знают все заранее. Ему стало трудно дышать, будто начал душить галстук. Глеб расстегнул костюм, расслабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубахи.

Акламина известие ошеломило. Он был взбешен до белого каления! Даже по телефону Корозов почувствовал это. В телефоне долго было слышно громкое дыхание Аристарха, но постепенно оно стало сходить на нет, после чего он уверенно и серьезно сказал:

— У тебя завелся крот, Глеб! Найди его, и мы узнаем заказчика!

Корозов выдернул к себе Исая. Было неприятно осознавать, что они снова оказались в дураках. Все произошло как под копирку. Очевидно, Аристарх был прав.

Захлебываясь воздухом, сдерживаясь с трудом, Глеб сказал:

— Мы потеряли важных свидетелей одного за другим! Все наши козыри теперь у преступников! Отыщи этого навозного жука среди твоих!

— Я его вычислю, даю слово, — коротко отозвался начальник охраны.

— Иначе мы с тобой не стоим одной горелой спички! Стыдно смотреть в глаза Акламину. Детский сад, а не охрана. Поменяй всех к чертям собачьим!

Исай не оправдывался. Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Делом чести было найти крота.

Подъехал Аристарх с операми. В своем рабочем костюме. С озабоченным видом приступил к осмотру квартиры. Глеб, насупившись, ходил из угла в угол по комнате и не смотрел ему в глаза.

Осмотрев балкон и двери, Акламин задумчиво резюмировал:


— Спустились с крыши по веревкам, как предыдущий раз. Две веревки, значит, спускались двое. Балконная дверь не нарушена. Следов взлома нет. Возможно, была открыта. — Присмотрелся к дому напротив. — Неплохо оттуда наблюдать за квартирой.

— По-твоему, за квартирой наблюдали? — удивился Глеб. — Тогда они давно знали о Былееве.

— Скорее, отслеживали твои перемещения, — ответил Аристарх, — и хотели узнать, кого ты прячешь в этой квартире. Но это только предположение.

Корозов отрицательно качнул головой:

— Это вряд ли. Хотя как знать. Короче говоря, надо добраться до заказчика. Исай обязательно найдет навозного жука в своей команде. Душу из этого подонка вытряхну, а имя заказчика узнаю! — Он нахмурился. — Я уже и так и этак передумал. Голову сломал. Каких только мыслей нет. И жене Кира уже не очень доверяю. Что-то мне кажется, не такой она ангел, каким хочет казаться. Вот посмотри. Череда убийств и покушений началась после моей встречи с нею на кладбище. Потом — приглашение на завтрак. И снова следом — полоса неудач. Дальше, после твоего посещения Тамары, — сегодняшние события. Явно идет дележка между Тамарой и Артемом. Каждый хочет урвать от пирога как можно больше для себя. Вернее, слопать весь пирог целиком. И неизвестно, кто из них более опасен. А мы между ними как два болванчика. Возможно, того самого Кровельщика нанял кто-то из этих двоих. И я не исключаю Тамару. Я поручал Исаю присмотреться к ней, но после покушения в кафе сглупил, перенацелил на Артема. Сейчас поправлю это дело!

Корозов шагнул к столу, повернул стул к себе, плюхнулся на него, сиденье выдохнуло воздух и больше не пискнуло, будто задохнулось и умерло.

Акламин долго молчал. Отошел от балконной двери, окинул взглядом комнату, кровать, стол, стул, задумчиво оперся рукой о его высокую спинку. Он не принимал версию Глеба, но и не отвергал ее, лишь заметил:

— Мне кажется, ты уже за уши начинаешь притягивать всех. Похоже, только один человек у тебя сегодня вне подозрений. Это сам Былеев.

— А что его подозревать? Если бы не Крючок с Пузырем, Семеныч давно бы гнил в могиле!

— Я думаю, что Кровельщик — это самостоятельная фигура. Очень серьезная, если его боится Слава Сажень. Блатных не нанимают. Они сами приходят, когда им это нужно. Здесь все гораздо сложнее, чем ты думаешь. Лучше обеспечь себе надежную охрану, Глеб, пока мы не возьмем его.

— Ты умеешь радовать людей, Аристарх, — усмехнулся Корозов и поежился.

— Я живу в реальной жизни, — сказал Акламин, сдавливая пальцами спинку стула. — Вижу кровь и слезы каждый день. Обязан тебя предостеречь, чтобы все хорошо закончилось.

Глеб смущенно зашевелился на стуле.

Корозов не очень прислушался к совету Акламина. Он считал унизительным для себя прятаться от преступников. Правда, увеличил количество охранников на одного человека. И решил резко пойти навстречу предполагаемой опасности. Клин, как говорится, вышибают клином. Позвонил Тамаре Былеевой и в знак ответной учтивости пригласил ее в ресторан, вместе пообедать. Тамара согласилась.

К назначенному времени Глеб подъехал к ресторану и не стал заходить внутрь, решил на улице подождать и встретить женщину. Погода была хорошая. Солнце, ветерок. Листья на деревьях трепетали. Чистый асфальт, шуршание шин по дороге. Тротуар перед рестораном и ступени на крыльце выложены цветной плиткой. Двери в ресторан с инкрустацией.

Машина Тамары подъехала минута в минуту. Глеб, любивший пунктуальность, с удовлетворением отметил, что даже в мелочах она не дает повода думать о себе плохо. Ибо, когда человек опаздывает, он как бы выказывает свое пренебрежение к тому, с кем встречается. Намеренно ставит себя на ступень выше, хотя на самом деле именно он сам как раз с изъяном в мозгах и находится ступенью ниже.

Хоть внутренне Корозов настроен был к Тамаре недружелюбно, не сомневался, что его последняя версия — самая правильная, он постарался не подавать вида и встретить ее дружественно. Хочешь обезоружить врага — приблизь его к себе.

Подошел к машине Тамары и открыл дверцу с ее стороны, подал руку, помогая выйти из салона. Она положила тонкие пальцы в его крепкую ладонь, оперлась и легко выпорхнула из авто. Осмотрелась и проговорила:

— В этом ресторане я никогда не бывала, Глеб. Мы с мужем всегда посещали ресторан на Пентуховской улице. Мне там очень нравится.

— Тебе надо было сказать мне об этом, я бы заказал столик там, — парировал Корозов, улыбнувшись.

— Ничего, ничего, мне интересно побывать в новом месте, — Тамара тоже улыбнулась.

Он взял ее под локоть и проводил в ресторан. Тот был со светлыми стенами в рисунках, хрустальными бра со свечами, большими стеклами на окнах, роскошными шторами, белыми полами, белыми скатертями на столах.

На Корозове надеты светлые брюки и идеально чистая белая рубаха с короткими рукавами. Он любил белый цвет и не признавал более никаких рубашек. Он был по-мужски красив. Но жена Ольга никогда к другим женщинам не ревновала его, она знала, что для него она самая лучшая, как и он для нее.

На Тамаре — легкая ажурная кофточка и короткая юбка с изящным поясом. Высокая тонкая шпилька сабо. Глеб усадил женщину за стол, который уже был полностью сервирован, и извиняющимся тоном произнес:

— Уж прости, ради бога, я тут сам распорядился. Если что-то не так, сейчас быстро заменим.

— Все так, все так, Глеб, ничего больше не надо. — Ее красивые, глубокие, как водоворот, глаза втягивали в себя. — Не волнуйся.

Корозов смотрел на Тамару и все больше был недоволен собой. Весь его настрой против нее медленно таял, и на смену приходило позитивное чувство, от которого он хотел, но не мог избавиться. Это Глебу не нравилось. Да, у него не было фактов, но он убеждал себя, что Тамара в этой истории не может быть чистенькой, и не думал отступать от этого. В безобидную козочку ему не хотелось верить. Его начинало раздражать, что она способна очаровывать. И желалось, чтобы перед ним сейчас сидела хитрая бестия, какая не заслуживала хорошего к себе отношения. Между тем видел перед собой совсем другую женщину, кроткую и скромную.

— Здесь очень приятно, — негромко произнесла Тамара, обведя взглядом весь зал. — Все оформлено изысканно. Интересно, где отыскался такой хороший специалист по интерьерам?

Она пальцами поправила волосы, открыв красивый высокий лоб, точно показывала, как ее красота хорошо вписывалась в окружающую красоту зала.

— Мне тоже нравится, — улыбнулся Корозов.

Они сидели возле окна за столом, который обычно выбирал Глеб, заходя в этот ресторан. Он любил, когда стол был хорошо освещен дневным светом. Солнечные лучи радовали своим светом. А по вечерам за окном было хорошо видно, как горели на столбах светильники и освещали улицу.

Исай, правда, предупреждал, что Глеб делает неправильно, когда выбирает стол у окна. Обычно говорил:

— Достаточно посадить стрелка напротив — и хватит всего одной пули, от которой не спасешься.

На что Глеб отвечал:

— Ты моя охрана, вот и охраняй!

Сейчас охранники расположились в разных местах зала. Один — у двери; второй — недалеко от столика, лицом к залу; третий — у окна, наблюдал за улицей.

Корозов поднял фужер, произнес несколько традиционных фраз в честь женской красоты, и они пригубили легкого испанского вина. Глеб начал разговор сразу, безо всякого вступления:

— Я подумал над твоим предложением, Тамара, и решил согласиться, помочь тебе. Более того, я, кажется, понимаю, кого ты опасаешься. И даже более того, считаю, что твои опасения могут быть обоснованными.