Реальность Тардис

Алиса Беляева

– Нет! – Ларин злился и, ради разнообразия, злился на меня:

– Турнир – это собрание друзей, а ты бюрократию собралась развести!

– Собраться можно и в баре, но мы выезжаем за город, шьемся, куёмся. Неужели Вам не обидно, что мы тратим время, деньги, силы, чтобы сделать качественную вещь, а кто-то в занавеске приехал и норм?

– Алиса, о чем ты! Опомнись! Мы в детском лагере турнир проводим. Как можно с людей аутентичность требовать, когда у самих беседки и дорожки, как в «Героях третьих»?

– Да легко! – нервно провернула на руке браслеты. – Я же не предлагаю вводить всеобщую паспортизацию и даже не говорю о личных допусках. Просто коллективное фото клуба и ответственность главы за своих людей. Это несложно и должно быть понятно! Опять же нам рассчитывать количество участников проще будет, а то плюс – минус пятьдесят человек. Сидим, гадаем до последнего.

– Нет! – еще раз рявкнул Ларин. И я поняла: давить дальше нет смысла. Только хуже сделаю. Упрётся рогом в стену и чисто из принципа будет делать по-другому, даже когда сам мысленно поймет, что был не прав. Замолчала. Ну почему так? Через каких-то четыре-пять лет всё равно введут систему допусков, подражая западным клубам. Да и от лагеря откажутся, перейдя к формату livinghistory[34] фестивалей. Не понимаю, что мешает это сделать раньше?

– Вы еще подеритесь, – встрял Дима, вспомнив, наконец, кто тут глава клуба. – Устроили разборки на всю раздевалку!

Ларин недовольно засопел и отвернулся. Я принялась с очень серьезным видом натягивать сапоги. Тайм-аут. Надо замолчать и успокоиться в первую очередь самой. С Вовой у нас и раньше случались споры. И в них было главное: не кто кого перекричит, а кто кого перемолчит. Давая второй стороне подумать самостоятельно. Подобрать новые доводы, взвесить все за и против. К некоторым вопросам мы возвращались по три – четыре раза, позволяя пескам времени отточить принятое решение. Ладно! Дима и Вова мое предложение услышали. Пусть думают, обсуждают, взвешивают. Я пока считаюсь новичком, потому на клубных советах не присутствую. Поэтому и приходится зёрна будущих решений заранее закидывать в почву. Озимые мысли – так сказать.

– Ладно, Владимир, не сердитесь, – пошла я первая на попятный. – Просто размышляла, как улучшить уровень турнира, чтоб каждый ролевик пальцем не тыкал. И пришла к выводу, что мероприятие делают участники.

– Да я понимаю тебя, Пряха, вижу, что рдеешь. Но в рай всех насильно не затянешь, – примирительно и как-то устало отозвался друг.

– Знаю, но глазам больно на некоторых смотреть.

– А ты их, Алиса, своим примером вдохновляй, – хохотнул Дима, видя, что буря в виде разъяренного Ларина прошла стороной. – Я по последнему клубному смотру сказать могу, что подобного рывка у нас еще не было. Обувь историчная теперь у всех старичков есть. Минимальный комплект трое новеньких уже себе собрали. Даже Майоров, наконец, на хазар пошился.

Я про себя хмыкнула. Знаю, как он пошился.

Как только заработал портал, я подошла к Гене, чтобы решить два вопроса: по оплате ему за разработку сайта и по запуску платных услуг. Обсуждали долго. И если вопрос с платным продвижением площадки решился быстро, то деньги за свои труды он брать никак не хотел. В результате, жутко смущаясь и краснея, попросил сделать ему комплект на хазар. Удивившись поставленной задаче, на месяц засела в библиотеке, так как кочевники девятого-десятого веков – совсем не мой профиль. А потом следующий месяц шила одежду. Всю, кроме обуви. Сапоги, что характерно, заказала через мастера на «Восточном базаре». Так что на весеннем смотре Майоров удивлял всех полным гражданским комплектом. Без ювелирки, но всё же.

К этому моменту портал стал приносить регулярный доход, который мы делили между собой на три равные части: Гене, мне и на развитие. Парень, наконец, смог съехать от своего соседа-наркомана и снять самостоятельно квартиру.

Задумавшись, я не заметила, как мужчины переключились на обсуждение административных вопросов. Дима предлагал ввести требование минимального комплекта для новичков и написать базовые методички. Чтобы им не мешать, я оделась и вышла в прохладный весенний сумрак. Александр сегодня дежурил, и мне предстояло добираться домой своим ходом.

Пока ждала ребят, было время подумать о состоявшемся разговоре. Почему Вова так активно упирается? Может ли быть так, что для того, чтобы случилось то или иное событие, должны обязательно пройти все необходимые этапы, и при этом в строго заданные временные периоды?

Присела на лавочку, глядя, как проклевываются звезды на еще не до конца вобравшем чернильную синь небе. Интересно, не этой ли необходимостью обусловлено однообразие параллельных миров? Если представить Вселенную не как необузданный хаос, а как гармоничную систему, строго подчиненную причинно-следственным связям? Чтобы мир появился, выжил и существовал, из А всегда должно следовать Б.

Есть ли в таком случае свобода выбора? Я усмехнулась. Сколько разумных задавалось этим вопросом? Но если принять наличие параллельных миров с их минимальными отличиями как данное, то получается, что этой свободы нет. Ведь мы, как и наши двойники, всегда поступаем одинаково. Каждый совершенный поступок, даже самый спонтанный и, как нам кажется, нелогичный – единственный, субъективно возможный ответ на ситуацию. От этой простой мысли стало даже как-то не по себе. Но если задуматься, все логично. Наши действия возникают не на пустом месте, не в вакууме или в условиях лаборатории. Мы зависим от окружающего нас мира. Исходим из своего опыта, знаний, настроения, в конце концов. А они тоже не из пробирки выращиваются. Всё, как в логике: вывод следует с необходимостью из посылок. В итоге получается, что все наши решения предопределены. Но и они, в свою очередь, рано или поздно становятся цепью новых причин, влияющих на наши (или чужие) дальнейшие намерения. Вот такая свобода выбора получается. В кандалах.



Татьяна Беляева

Как угодно, только не так я представляла вступительные экзамены в институт. Ещё в позапрошлом году видя то, как Алиса прёт буром к достижению крайне странной цели – поступлению на факультет декоративно-прикладного искусства – вместо сто раз оговоренного и принятого на всех семейных советах юрфака, я крепко задумалась. Да, английский мне давался легко, и я свободно читала того же «Гарри Поттера» в оригинале, редко обращаясь к словарю, но и другие предметы не вызывали у меня особо никаких проблем. Поэтому встал закономерный вопрос: а он мне нужен, этот английский, и если да, то зачем? Как дополнительный бонус, в принципе, и так есть: поддерживай практикой и всё, а как основное направление…? Куда я с ним пойду? В школу? Бортпроводником улыбаться на тридцать два зуба и газировку подавать? Или секретарем в большую – пребольшую фирму? Какие-то все не очень перспективные перспективы.

В связи с этим вопрос поиска профессии возник резко и неожиданно. Школьная программа не давала ничего нового или интересного, за что можно было бы зацепиться и размотать. Туризм и альпинизм – увлечения классные, но из статуса хобби их переводить не хотелось. Дело дошло до того, что я стала искать в сети разные варианты, типа «десять самых востребованных профессий двадцать первого века». Там была какая-то муть: от программиста до менеджера офиса. Серьезно? Даже как-то обидно стало за будущее. Так я болталась несколько недель, пока Алиса в своей обычной, выбешивающей манере, словно все должны понимать то, о чём она говорит, не начала что-то рассказывать про историческую реконструкцию. Покивав для приличия и даже худо-бедно где-то поддакнув, я вечером полезла в интернет смотреть, что за зверь эта реконструкция какое-то неформальное движение, которое шьет средневековую одежду, куёт доспехи, а потом скачет по лесу в этом всём, было ясно и так, но сестра говорила о более глубоких процессах, от понимания которых я была, увы далека). Так вот, забив «реконструкция» в строку поиска, немного подзависла. Ибо всё, что нашлось, было совершенно не о том.

Сеть отчего-то выдала мне примеры зданий после ремонта, расширенных дорог и преобразившихся скверов. Я читала про это всё весь вечер, слопала трафик подчистую. Но впервые в жизни мне было настолько интересно! Еще пару дней я переваривала информацию. Потом перетрясла все Алискины брошюры и поняла, что мне нужен архитектурный факультет.

На этом моя эйфория закончилась, так как оказалось, что я не одна такая умная, и конкурс на поступление такой, что огого! Единственная надежда – это медаль, которую теоретически можно было бы получить, если бы не несколько важных НО.

Занималась я на «отлично», но моё поведение учителей в корне не устраивало. Взаимно, между прочим. Их манеры меня зачастую тоже не устраивали. И тут случался диссонанс. Учителям на школьников орать можно, а школьникам на учителей – нет, учитель может выгнать из класса – учителя выдворить вон нельзя, учитель может нажаловаться родителям, а я на педсовет прийти и рассказать про их поведение не могу.

Итог: два большущих скандала в девятом классе, из-за которых родителям очень настоятельно рекомендовали забрать мои документы. Я, кстати, тоже просила перевести меня куда угодно, лишь бы не слушать все эти бредни. И ладно бы нормальные предметы были, а так ОБЖ, на котором рассказывали о том, как пережить атаку инопланетян, и валеология, где старушка-маразматичка домогалась до одноклассников. Мы с парнями просто не выдержали и вынесли её вон из класса. А на урок по ОБЖ я в шапочке из фольги пришла. Родителей вызывали в школу, говорили о срыве уроков и о том, что я науськиваю класс на учителей. Мама послушала и в своей саркастичной манере заявила, что да, я была не права, так как надо было сообщить взрослым, а уже они бы с отцом написали бумагу в департамент образования о необходимости внеплановой проверки указанных специалистов. Дальше, так как беседа пошла не, так и не туда, меня из кабинета директора попросили выйти. Сидела я на стульчике в коридоре еще минут тридцать.

В результате родители все же забрали мой красный аттестат после девятого класса и перевели меня в школу с языковым уклоном. И вот тут началось! Каково в десятом классе открыть учебник по французскому языку, если до этого кроме Cherchez la femme[35] и не знал ничего?

Естественно, репетитора я видела чаще, чем себя в зеркале. Безусловно, когда время тратишь на одно, жертвовать приходится другим. Бесспорно, очень сложно влиться в уже состоявшийся коллектив. Ко всему прочему, до меня почти сразу дошло, что я не хочу в педагогический институт на учителя английского.

В один прекрасный вечер, когда я в очередной раз рассказывала об этом сестре, меня пробрало на смех. Я хохотала, пока не поймала икоту. Алиса молча принесла воды, побарабанила пальцами по столу и, когда я успокоилась, начала:

– В старой школе у тебя была бы медаль?

– Нет, шутишь, сожрали бы чисто из вредности.

Сестра кивнула.

– Здесь, что? Трезво, объективно, без эмоций.

– Тут на фиг мне не нужный французский, заумные учителя и оборзевшие одноклассники.


Алиса подняла уголок рта в подобии улыбки и покачала головой.

– Программа та же?

– Да.

– Уровень преподавания выше?

– Да.

– Ок, давай так. Всякую муть типа рисования проектов, написания рефератов и прочее, что забирает много времени, я возьму на себя.

– Но у тебя же выпускной класс?!

– Замечательно, лишний повод – повторить материал. Не перебивай. Всё, что не понимаешь, тупо учи. Школа не институт – здесь этого достаточно. Французский свой замечательный учи так, как будто тебе завтра в Париж лететь. Воспринимай его не «фу, зачем мне это нужно», а «это предмет, который необходимо подтянуть». Дальше. Я узнала в институте, куда ты поступать собралась, уже три месяца, как курсы для абитуриентов идут…

– Ну, пусть идут, они же для одиннадцатиклассников!

– Абитуриенты – это лица, планирующие поступать в высшее учебное заведение, а не одиннадцатиклассники. На архитектуру люди после художественных школ идут. Так что два года подготовительных курсов – тот максимум, что тебе доступен. Сдавать надо будет два экзамена, помимо ЕГЭ: рисунок и черчение. Будет медаль: только один на выбор, – устало потерла лицо Алиска. – Всё ещё планируешь?

– Да.

– Тогда пулей туда. Вот договор, я взяла на кафедре, подписала и оплату внесла.

– А деньги? А родителям сказать?

– Хочешь, говори, деньги я пока заплатила свои, не бойся, заработаем, скоро новогодние праздники, поможешь мне – прорвемся.

– Блин, – я чуть не плакала от того, сколько всего навалилось. – Это теперь на два года туризм забросить?

– Не советую.

– Да когда я всё успею-то? – волосы вставали дыбом от ближайших перспектив.

Алиса долго и внимательно на меня смотрела, приложив большой палец к губам.

– Таня, – наконец заговорила она, – я знаю точно, что ты окончишь школу с золотой медалью, если решишь идти на факультет английского. Как оно сложится в случае с архитектурой, могу только предположить, что изменения на данном этапе не столь существенны, чтобы сдвинуть вектор при наличии тех же слагаемых. Поэтому учись, рой, ходи на курсы, забей на одноклассников с их мажорскими замашками, давай мозгу отдыхать в своем клубе туризма и иди вперед к своей цели, а дальше неизменно будет результат. Знаешь, я заметила, что, если упорно стучаться в дверь, её откроют.

И я два года училась как ненормальная, рисовала, чертила, участвовала в школьных олимпиадах, в институтских конкурсах для абитуриентов. Примелькалась преподавателям, поборола свой гонор, получила эту чёртову медаль, и всё для того, чтобы сидеть на экзамене и видеть, как препод в наглую рисует за поступающего! Экзаменационная комиссия отвернулась и упорно смотрит в окно, а дети потупили головы и молчат. Да что это творится такое?!

Я молча достала телефон и начала снимать. Не прошло и минуты, как кто-то из комиссии заметил это.

– Девушка с телефоном, встаньте и назовитесь.

Не найдя ничего более разумного, сунула раскладушку в бюстгальтер и представилась:

– Татьяна Беляева.

Меня сверили со списками.

– Как некрасиво! Медалистка и списываете. Сдайте работу.

– Время экзамена не окончено, рисунок я еще не завершила. Да и как вы представляете процесс списывания рисунка головы Аполлона? – меня начало трясти, от чего голос дрожал.

– Тем не менее, вы имели время отвлечься на телефон. Сдайте работу.

Я встала, сняла лист и отнесла его вниз. Написала на нём дату, время, фамилию и сдала.

Из аудитории вышла, даже не хлопнув дверью. В горле стоял горький ком, не позволяющий ни дышать, ни плакать.

Приехала домой, завалилась спать.

На следующий день, как в тумане, поехала смотреть вывешенные результаты.

Неуд. Как и ожидала. Строчки расплылись, к глазам подступили слезы. Скупые, злые, холодные. Два года титанического труда насмарку. Два года дичайшего напряжения вхолостую!

– Татьяна Анатольевна, вы поступили? – раздался сзади скрипучий голос старичка-профессора, что преподавал у нас черчение на подготовительных курсах. «Надо было выбрать его предмет…», – подумалось мне.

Я повернулась, и он всё увидел на моём лице. Но всё же подошёл к спискам, провел пальцем до моей фамилии. Беляева Татьяна рис. Неуд. Стало так нестерпимо стыдно, что я опустила голову, глядя, как две капли упали на мраморный пол. Тем не менее, преподаватель продолжал изучать копию ведомости:

– Так, так, так. Значит, Асмоловский Игнат рис. Отл. Угу, интересно, очень интересно.

И уже повернувшись ко мне:

– Татьяна Анатольевна, пройдемте со мной, пожалуйста.