Разум и чувства

– Нет, мисс, для моей госпожи, – ответил слуга.

Но Марианна, не веря этому, схватила ее.

– Да, правда, это для миссис Дженнингс, как обидно!

– А ты разве ждешь письма? – спросила Элинор, которая не могла молча смотреть на безрассудное поведение сестры.

– Да, я жду записку.

– Ты мне больше не доверяешь, Марианна? – добавила Элинор после короткой паузы.

– Нет, Элинор, по себе других не судят – это ты никому не доверяешь!

– Я? – переспросила Элинор, с некоторым смущением, – право, Марианна, я даже не знаю, что тебе на это сказать.

– И мне тоже не о чем с тобой говорить, – резко ответила Марианна, – видишь, как мы похожи, сестра? Нам теперь нечего сказать друг другу. Тебе – потому, что ты общительна, а мне – потому, что теперь уже нечего скрывать.

Элинор, потрясенная этим справедливым упреком сестры, растерялась, не зная, что сказать в ответ и как теперь вернуть ее расположение.

Но тут в гостиную вошла миссис Дженнингс и прочитала вслух записку, переданную лакеем. Леди Миддлтон сообщала о приезде в Лондон. Они прибыли к себе на Кондуит-стрит накануне ночью и хотели сами навестить миссис Дженнингс и кузин на следующий день, но не смогли: сэр Джон был очень занят, а сама леди сильно простудилась в дороге. Так что теперь супруги Миддлтон приглашали мать и барышень к себе на Беркли-стрит. Приглашение было принято.

Правда, Элинор пришлось снова уговаривать Марианну поехать с ними, она долго сопротивлялась, боясь, что Уиллингби снова не застанет их дома, а Элинор, наоборот, боялась именно того, что Уиллингби застанет дома одну Марианну, и последствия такой встречи никто не мог предсказать.

Зато сэр Джон оказался вполне предсказуемым. Когда вечер подходил к концу, Элинор окончательно убедилась, что столичный дух совершенно не повлиял на его характер. Он уже успел собрать вокруг себя свою постоянную компанию из двадцати молодых людей и устроил бал. Леди Миддлтон этого не одобряла, хотя не имела ничего против танцев, но в Лондоне, где репутация была превыше всего, устраивать подобные вечеринки было слишком рискованно, тем более только ради того, чтобы порадовать двух новых провинциальных девушек и вывести их в свет. Однако леди Миддлтон закрыла глаза на то, что в это вечер у них будут всего восемь или девять пар, две скрипки и только легкий фуршет.

Палмеры тоже были здесь, они чинно беседовали с сэром Джоном, с которым не общались с момента своего отъезда из Девоншира. Суровый мистер Палмер, который избегал внимания своей тещи и поэтому всегда соблюдал дистанцию, сделал вид, что не заметил, как она вошла в зал в сопровождении сестер Дэшвуд. Он вскользь посмотрел на них, как бы не понимая, кто они такие, и затем едва поклонился миссис Дженнингс из другого конца зала. Марианна, как только они вошли, быстро оглядела зал, и убедилась, что Уиллингби здесь нет. Расстроенная она присела на стул и почти не танцевала. Прошло около часа, прежде чем, к сестрам смогли подойти хозяева. Мистер и миссис Палмер сделали вид, что удивлены этой неожиданной встречей в Лондоне, хотя Элинор знала, что полковник Брэндон первым делом сообщил сэру Джону об их приезде. Но это не помешало сэру Миддлтону наговорить глупостей.

– Я думал, что вы обе сейчас в Девоншире – сказал он, поздоровавшись.

– Разве? – ответила Элинор.

– А когда же вы поедите обратно? – спросил сэр Джон.

– Не знаю, – сказала Элинор, и на этом их взаимный интерес был исчерпан, а бал подходил к концу.

Это был первый бал в жизни Марианны, на котором она не хотела танцевать и невероятно устала. Она хандрила всю дорогу и, даже когда они вернулись на Беркели-Стрит, жаловалась на недомогание.

– Ой-ой-ой, – притворно сокрушалась миссис Дженнингс, – Мы знаем причину всего этого очень хорошо! Если б известная всем персона, имя которой мы не называем, была бы здесь, то всю усталость как рукой бы сняло. И, сказать по правде, это не очень хорошо с его стороны, не назначить вам свидание, когда он сам был приглашен на этот бал.

– Приглашен? – воскликнула Марианна.

– Во всяком случае, так сказала мне моя дочка, та, что Миддлтон. Сэр Джон пригласил его, когда встретил, кажется, где-то на улице сегодня днем.

Несчастная Марианна замолчала и опустила глаза. Элинор решила, что медлить в такой ситуации опасно и на следующее утро сразу после завтрака села за письмо матери, чтобы поставить ее в известность и попытаться, наконец, повлиять на двусмысленную ситуацию вокруг Марианны. Марианна тем временем тоже написала очередное послание, но не домой, а Уиллингби, в этом Элинор уже не сомневалась. Она писала матери, как верной подруге, подробно рассказывая о том, что происходило с ними в Лондоне в эти дни, о своих подозрениях и попытках прояснить ситуацию с Уиллингби. В эти минуты ей никто не мешал. Миссис Дженнингс уехала по своим делам, Марианна, измученная подозрениями, молча расхаживала по комнате от одного окна к другому.

Едва Элинор отложила перо и запечатала письмо, как в гостиную вошел нежданный гость – полковник Брэндон. Марианна, которая увидела его в окно, тут же вышла из комнаты. Он выглядел еще более мрачным, чем обычно и, кажется, был рад, застав старшую мисс Дэшвуд наедине. Он сел рядом с ней, ни говоря ни слова, но Элинор показалось, что он хочет сказать ей что-то важное, но никак не решается. Поэтому она начала разговор первой, объяснив, что Марианна так поспешно вышла из гостиной, потому что у нее возникли неотложные дела.

– Это не в первый раз с нею, видимо, она сегодня не в духе, – заметил он. Казалось, что произнося «вашей сестре нездоровится» или «она сегодня не в духе», он хотел услышать о Марианне что-то особенное, касающееся только ее. Но Элинор молчала. После паузы в несколько минут, он сам нарушил молчание, спросив, когда же он сможет поздравить ее с приобретением второго брата. Элинор, которая не была готова к такому вопросу, улыбнулась и переспросила, что он имеет в виду.

– О помолвке вашей сестры и Уиллингби известно повсюду.

– Я не совсем в курсе этих событий, – ответила Элинор, – но в нашей семье об этом ничего неизвестно.

Он удивленно посмотрел на нее и сказал:

– Прошу прощения, видимо, мои источники были неточны. Хотя мне кажется, что не стоит делать секрета, если они официально помолвлены и все об этом знают.

– Кто вам мог об этом сказать?

– Многие, даже те, кого вы и представить не можете: миссис Дженнингс, Палмеры и Миддлтоны. Хотя я в это до конца не верю, это просто не укладывается у меня в голове. Хотя только что я получил еще одно тому доказательство. Сейчас, когда я входил к вам, то случайно увидел у слуги в руке готовое к отправке письмо, адресованное мистеру Уиллингби, написанное рукой вашей сестры. Я хотел выяснить, но убедился еще до того, как задал вопрос. Неужели, все уже окончательно решено? А не возможно…? Но я не имею права и не должен мешать. Простите меня, мисс Дэшвуд. Поверьте, просто я не знал, что делать и что говорить в таком случае. Скажите, неужели уже ничего нельзя изменить?

Элинор, расстроганная этим невольным признанием в любви к ее сестре, не сразу нашла, что ответить. Она осторожно извлекала общие фразы, что прикрыть странные отношения Уиллингби и Марианны, которые были так призрачны, что трудно было сказать, есть они или нет. Да, она не станет отрицать, что у полковника мало шансов на успех, но в то же время они сами еще не сделали официального заявления, хотя уже пора. Что касается их переписки, то Элинор честно призналась, что ничего не знает о ней. Он молча выслушал ее, а когда она закончила говорить, встал и быстро заговорил: очень эмоциональным голосом.

– Вашей сестре я желаю самого большого счастья, что касается Уиллингби, который сделал попытку получить ее… – здесь он осекся на полуслове и вышел из комнаты.

После этого разговора у Элинор остался неприятный осадок от того, что полковник Брэндон ушел в таком безграничном отчаянии. И она решила при первой же возможности поддержать его.





Глава 15





Ничего не произошло за последние три или четыре дня, что заставило бы Элинор пожалеть о письме, которое она написала матери. Уиллингби не появился. В конце недели их пригласили на званый вечер, куда сестры отправились в сопровождении леди Миддлтон, так как миссис Дженнингс не могла оставить свою младшую дочь, которая плохо себя чувствовала в последние недели беременности. Марианна собиралась на бал без настроения, абсолютно равнодушная к тому, пойдет ли она туда или нет, и как она будет выглядеть. После чая она села у камина в художественной гостиной и сидела неподвижно до приезда леди Миддлтон, не проронив и слова. Когда лакей объявил, что леди ожидает ее в дверях, Марианна медленно поднялась с таким опустошенным видом, как будто забыла о том, что кто-то ее ждет.

Они приехали как раз вовремя. Как только торжественно объявили ее имя во всех залах, Марианне показалось, что его начали повторять то тут, то там. Оказавшись в танцевальном зале, она увидела, что все огни уже зажжены, людей достаточно много и почувствовала, что здесь невыносимо душно. Затем они представились хозяйке дома, в этот момент толпа оживилась и заколыхалась, но Марианна не приняла это на свой счет. Через некоторое время сестры так устали находиться в центре зала и всеобщего внимания, что искали взглядом свободное место у стены. К счастью, они заметили пару незанятых кресел и сели подальше от столов.

Они не успели как следует расположиться, когда Элинор увидела Уиллингби, который стоял в недалеко от них, он был увлечен разговором с очень модно одетой молодой женщиной. Она вскоре поймала на себе ее взгляд, и Уиллингби тут же кивнул Элинор, но не сделал и попытки приблизиться к сестрам или заговорить. Марианна пока не заметила его. Он поспешно отвернулся и продолжил разговор со своей спутницей. Элинор, пораженная этим, резко повернулась к сестре, чтоб понять, увидела ли она Уиллингби. В этот самый момент Марианна как раз и разглядела его в толпе гостей. Она приподнялась в кресле и инстинктивно двинулась к нему, и сестра едва успела ее остановить.

– Господи! – воскликнула она, – он здесь! Он, правда, здесь! Ну почему же, он совсем не смотрит на меня? Почему я не могу говорить с ним прямо сейчас?

– Умоляю, только не сейчас, – прошептала Элинор, – и не надо выдавать свои чувства всем присутствующим! Подожди, он, возможно, еще тебя не разглядел.

Она не могла поверить в это! Такое стечение обстоятельств и такое неожиданное исполнение ее самого заветного желания! Марианна сидела как на иголках, что выдавало каждое ее движение.

Наконец, он повернулся так, что мог видеть сразу двоих сестер. Марианна не выдержала, она поднялась и направилась к нему, громко, с чувством назвала его по имени и протянула ему руку. Он сделал несколько шагов навстречу сестрам, но даже не посмотрел на Марианну, как будто стремясь избежать ее взгляда, он общался с Элинор, сбивчиво спрашивая, давно ли они в Лондоне. Элинор была так подавлена этим обращением по ложному адресу, что не нашла, что и сказать. Но чувства ее сестры говорили сами за себя, ее лицо стало пунцовым, и она воскликнула в сердцах:

– Господи! Боже мой! Уиллингби, что это все значит? Вы разве не получили моей записки? Разве мы не пожмем друг другу руки?

Уиллингби ничего не оставалось, как пожать руку Марианне, хотя это рукопожатие было ему неприятно, и он задержал ее руку в своей лишь на мгновение. Все это время он старался быть подчеркнуто спокойным. Элинор заметила, как быстро он справился с волнением и равнодушно сказал:

– Я имел честь заезжать на Беркли-Стрит в прошлый четверг, и был очень огорчен тем, что не застал вас и миссис Дженнингс дома. Моя визитная карточка, надеюсь, не была потеряна?

– Но, разве, вы не получили моих записок? – воскликнула Марианна, с еле сдерживаемым волнением. – Должно быть, здесь какая-то ошибка, я надеюсь. Какая-то ужасная ошибка! Что бы это все значило? Скажите мне, Уиллингби? Ради бога, скажите мне, что же это?

Он не отвечал, но побледнел и резко изменился в лице. В этот момент он поймал на себе взгляд хорошо одетой молодой леди, с которой только разговаривал, и почувствовал необходимость опять «прикрыть» себя:

– Благодарю, я имел удовольствие получить сообщение о вашем приезде в город, которое вы были так добры и передали мне, – сказал он и затем, слегка поклонившись, отошел к своим друзьям.

Марианна, смертельно бледная, теперь не могла стоять или сидеть. И Элинор, беспокоясь, что она может в любую минуту упасть в обморок, увела ее из зала и протянула пузырек с лавандовой водой.

– Иди к нему, Элинор, – взмолилась Марианна, как только вдохнула аромат лаванды и снова смогла говорить, – и заставь его прийти ко мне. Скажи ему, что я должна его снова увидеть, должна поговорить с ним откровенно. Я не успокоюсь и не найду себе места, пока все это не будет объяснено каким-то чудовищным недоразумением или чем-нибудь другим. Иди же за ним прямо сейчас!

– Как все это могло произойти! Моя дорогая Марианна, ты должна подождать. Это не место для выяснения отношений. Подожди, хотя бы до завтра!

Элинор с трудом удержала сестру от отчаянного шага, уговаривая отложить выяснение отношений и еще раз разобраться в своих чувствах.

– Вам надо поговорить один на один, а не на людях, – негромко убеждала она сестру, но на Марианну уговоры не действовали, и она продолжала причитать громким голосом и привлекать всеобщее внимание. Вдруг Элинор увидела Уиллингби, через проем двери, он направлялся к лестнице и собирался уходить. Стало совершенно ясно, что сегодня разговор между ними не состоится. Элинор сказала Марианне, что Уиллингби уже ушел, и попросила хозяйку дома отвезти их домой, так как она не могла больше находиться здесь ни минуты.

Когда леди Миддлтон, сообщили, что Марианна почувствовала себя очень плохо, она играла в винт, но немного подумав над неожиданным предложением поехать домой, отдала карты своей подруге и была с сестрами Дэшвуд до тех пор, пока не подали экипаж. По дороге на Беркли-Стрит она не проронила ни слова. Марианна была в какой-то молчаливой агонии, и потрясена так сильно, что даже не могла плакать. К счастью, миссис Дженнингс не было дома, и сестры смогли пойти прямо в свои комнаты, где нюхательная соль немного привела в чувства Марианну.

Она быстро переоделась, легла в постель и хотела побыть одна. Элинор ушла к себе и, пока ждала миссис Дженнингс, пыталась понять, что же между ними произошло.

То, что между Марианной и Уиллингби была связь, стало очевидно. Как и то, что именно Уиллингби разорвал их отношения. Но сможет ли Марианна справиться со своими чувствами? Она прекрасно понимала, что сегодняшнее поведение Уиллингби нельзя истолковывать как недопонимание. Он понимал, что делал и говорил, и об этом свидетельствовало его смущение. Увы, он разлюбил Марианну, если, конечно, когда-нибудь любил ее по-настоящему. Ее чувство оскорбления и обиды за сестру крепло с каждой минутой. Он был настолько слабохарактерным, что даже не смог первым поздороваться с Марианной.

Разлука, похоже, охладила его чувства, а обстоятельства поставили его в такое неловкое положение. Но то, что такие обстоятельства никогда и не существовали, Элинор и представить себе не могла!

В эту ночь она с тревогой думала о душевной боли, которую причинила Марианне эта роковая встреча, – и о тех, еще более печальных последствиях, которые ждали ее сестру. Ее собственное положение теперь казалось ей более легким. Ведь она не настолько разочаровалась в Эдварде, чтобы потерять к нему уважение. Пусть они не станут мужем и женой, у нее всегда будет надежный друг. Горе Марианны усугублялось еще и тем, что с Уиллингби ее ждет неминуемый разрыв.



Слуга еще не успел разжечь огонь в камине, а солнце окрасить хмурое январское утро, а Марианна полуодетая, уже стояла на коленях у подоконника и писала так быстро, насколько позволяли тусклый утренний свет и подступавшие слезы. От ее тихих причитаний и всхлипываний проснулась Элинор, сначала она молча наблюдала за сестрой, а потом осторожно сказала:

– Марианна, можно тебя спросить?

– Нет, Элинор, – ответила она, – не надо спрашивать, ты сама скоро все узнаешь.

Момент безнадежной невозмутимости, с которой были сказаны эти слова, был короче этой фразы и сменился новыми всхлипываниями. Прошло несколько минут, прежде чем Марианна вытерла слезы и снова взялась за перо. Внезапные приступы рыданий, которые все еще мучили ее и не давали писать, доказывали, что она пишет Уиллингби, и, возможно, в последний раз.

Элинор попыталась окружить ее вниманием и ненавязчивой заботой, на какую она только была способна. Марианна отвечала ей нервозностью и раздражительностью.

«Нет, говорить с ней? – Ни за что на свете!» – думала Элинор. В такой ситуации для обеих сестер было бы лучше, если б они не находились здесь дольше. Этот лондонский дом был населен радужными фантазиями влюбленной Марианны, которые в одночасье превратились в несбывшиеся мечты. Каждый его уголок теперь напоминал ей об обманутых ожиданиях, и сама она стремилась уехать куда-нибудь отсюда и никого больше не видеть.

За столом Марианна так и не притронулась к завтраку. И внимание Элинор было сосредоточено не на том, чтоб занять или отвлечь ее, а на попытке привлечь к себе все внимание миссис Дженнингс.

Долгий завтрак – это было любимое времяпрепровождение пожилой леди. Бесконечные разговоры, начавшиеся за трапезой, плавно перетекали за круглый стол для рукоделия. В этот благостный момент, когда умиротворенные дамы принялись за шитье, принесли письмо для Марианны. Она мгновенно выхватила его у слуги, побледнела и медленно вышла из комнаты. Элинор, которая неприкрыто наблюдала за всем этим, внезапно почувствовала, как у нее кольнуло в сердце. Через секунду ее так сильно заколотила нервная дрожь, что уже этого никак нельзя было скрыть от миссис Дженнингс. Но эта милая леди ничего не видела другого, кроме того, что Марианна получила письмо от Уиллингби, что показалось ей хорошей темой для шуток, и понадеялась со смехом, что они им тоже понравятся. Что же касается Элинор, то она была так занята сравнивания длину двух сторон своего шерстяного коврика, что ничего более не замечала вокруг, и спокойно продолжала разговаривать, когда Марианна исчезла из комнаты.

– Честно говоря, я еще не встречала молодую девушку, которая была бы так влюблена, как она, никогда в своей жизни! Моим девочкам далеко до нее, да они достаточно простоваты для настоящей любви… Но, мисс Марианна – совсем другое создание. Я надеюсь, всем своим сердцем, что она недолго еще будет страдать, это так мучительно. Умоляю, скажите, когда же они все-таки поженятся?

Элинор, похоже, никогда не была так не расположена к этому разговору, как сейчас. Но следуя правилам приличия, она вынуждена была не отвечать и сказала с улыбкой:

– Я думаю, сударыня, что сейчас вы спросили об этом, рассчитывая, что моя сестра помолвлена с мистером Уиллингби? Я считаю, что все эти разговоры были только шуткой. Такой серьезный вопрос теперь требует разъяснения. Я прошу вас, впредь, чтобы вы не обманывались сами, помнить, что ничто меня так не удивит, как их свадьба.

– Постыдитесь, постыдитесь, мисс Дэшвуд! Как вы только можете так говорить! Разве мы обе не знаем, что это должно быть, потому что они оба по уши и даже больше влюблены друг в друга с первого взгляда? Разве не я видела их в Девоншире каждый день и на протяжении всего дня? И разве не я знала, что ваша сестра приехала со мной в город только с одной целью – купить свадебное платье? Полно. Полно, вам, этого не может быть! Потому что вы сами очень лукавите в отношении этого всего, вы думаете, что никто вокруг ничего не замечает? Но это не так! Я могу вам сказать, что эта весть уже давно разнеслась по всему городу! Я всем уже рассказала об этом, и то же самое сделала Шарлота.

– Но, помилуйте, сударыня, – сказала Элинор очень серьезно, – вы ошибаетесь. Вы напрасно распространили этот слух в Лондоне. Вы поторопились, поверьте мне.