Разрушенный трон

– Присматривать за тобой очень утомительно.

– Ну, ты определенно заслужила перерыв, – говорю я, указывая на один из столиков в другом баре. – Я смогу постоять за себя в течение часа или около того.

К счастью, она не спорит и направляется к самому громкому, ярко освещенному и шумному бару на улице. Вспышка алой ряби на, казалось бы, пустом столике на обочине, и внезапно там сидит Элейн, с бокалом вина в руке. Эванжелина не оглядывается, когда она машет мне рукой. Я усмехаюсь про себя – этот назойливый магнетрон, вероятно, заставил свою девушку-тень следить за Кэлом, чтобы она могла подтолкнуть меня к нему, когда он останется один.

Внезапно мне хочется, чтобы у меня было больше времени. Чтобы подумать, что сказать, порепетировать. Понять, что мне вообще надо. Сегодня утром я едва смогла выдавить в разговоре с ним пару слов, а увидев его вчера ночью, не могла успокоиться. К чему это нас приведет?

«Есть только один способ узнать».

Место рядом с ним свободно. Когда я забираюсь на него, я благодарю свое тело за то, что у меня еще сохранилась былая ловкость. Если бы я упала у него на глазах, я бы действительно умерла от стыда. Но я держусь ровно, и прежде чем он успевает повернуться, чтобы посмотреть на меня, забираю его стакан. Мне все равно, что в нем. Я просто пью, успокаивая нервы. Сердце бешено колотится у меня в груди.

Жидкость слегка кисловатая, но холодная и освежающая, с оттенком корицы. На вкус как зима.

Кэл смотрит на меня так, словно видит привидение, его бронзовые глаза широко раскрыты. Я смотрю, как расширяются его зрачки и его глаза из карих становятся черными. Его форменная куртка расстегнута, распахнута на свежем воздухе. Сейчас ему не нужен шарф или пальто, чтобы согреться, только его собственные способности. Я чувствую отголоски его тепла, которые вот-вот захлестнут меня целиком.

– Воровка, – просто говорит он. У него низкий голос.

Я оглядываюсь на него поверх края его стакана и допиваю напиток.

– Очевидно.

Знакомые слова повисают между нами. Сейчас они значат больше, чем следовало бы. Они кажутся концом и началом. Чего, я не могу сказать.

– Неужели великой Тиберий Калор сбежал от своей делегации?

Я протягиваю руку, ставя стакан на стойку перед ним. Он не двигается, заставляя мою руку скользнуть по его руке. От этого простого прикосновения через мое тело от макушки до кончиков пальцев ног, проходит разряд электрического тока.

Мимо нас проходит бармен, и Кэл показывает ему два пальца, молча заказывая напитки нам обоим.

– Я больше не король. Я могу делать все, что мне захочется, – говорит он. – Иногда. Кроме того, сейчас они снова спорят. Что-то на тему торговли. Я не принесу там никакой пользы.

– Я тоже.

Какое облегчение знать, что сейчас на меня больше никто не полагается. Не нужно стоять, произносить речи и быть чьим-то знаменосцем. Когда бармен ставит передо мной полный стакан, я беру его и одним глотком выпиваю половину его содержимого.

Кэл следит за каждым моим движением, как солдат, осматривающий поле боя. Или врага.

– Смотрю, твои братья научили тебя пить.

Я усмехаюсь и пожимаю плечами.

– Нужно было чем-то заняться, чтобы скоротать время на севере.

Кэл делает более аккуратный глоток и вытирает с губ пену.

– Как там?

Райская долина манит даже сейчас. Пустынная пустыня, горы, тишина падающего снега под полной луной. Это хорошее место, чтобы забыться, потеряться. Но больше я не могу этого делать.

– Там мне было хорошо. Мне нужно было… – я прикусываю губу. – Нужно было уехать.

Он хмурится, наблюдая за тем, как меняется выражение моего лица.

– А как ты?

– Лучше. – Не идеально. Не целостно. Я больше никогда не буду целой. Его взгляд темнеет, и я знаю, что он это понимает. Он чувствует то же самое. – Я все еще плохо сплю.

– И я, – быстро отвечает он, заставляя себя сделать еще один глоток пива. Я помню его кошмары, какие-то тихие, судорожные. О том, как он собственными руками убивает собственного отца. Я даже не представляю, каково это. А теперь, держу пари, ему снится Мэйвен. Тело, которое он нашел, рана в его животе, нанесенная моей рукой. Он и мне снится.

– Я стараюсь о нем не думать, – шепчу я, обхватывая себя руками. Неожиданно у меня по коже пробегает холодок. Это из-за Кэла или ветер подул с горы, я не могу сказать. – Не получается.

Он делает еще один глоток. Он прерывается первым, отводя от меня взгляд, похожий на тлеющие угли.

– Знаю. – Он долго молчит, а затем снова смотрит на меня. И от грусти на его лице не остается и следа. – Так что дальше?

Я не совсем понимаю, о чем он, поэтому отвечаю на самую простую интерпретацию вопроса.

– Сначала – освоимся на новом месте. Гиза руководит переездом из дворца в наш собственный городской дом, вверх по склону. – Я машу рукой через его плечо, примерно показывая, где находится наш новый дом. – Она сказала, что оттуда открывается прекрасный вид, и я думаю, что он недалеко от того места, где мы, электриконы, сможем тренироваться.

Один уголок его рта приподнимается в усмешке.

– Я так и думал, что шторм в горах появился не сам по себе.


Я тоже улыбаюсь и веду рукой, указывая на свой растрепанный вид, пот и все остальное.

– На случай, если ты не мог сказать.

– Ты прекрасно выглядишь. Как и всегда. – Он говорит это очень небрежно, затем делает еще один глоток. Он не моргает и не отводит от меня взгляд.

Холодный воздух со свистом проносится сквозь мои зубы, когда я делаю вдох, последний вдох перед погружением. Я крепче сжимаю стакан в руке, пока не начинаю бояться, что он может разбиться.

– Ты видел меня прошлой ночью, – шепчу я. Мой голос почти не слышно в гуле таверны.

Его лицо омрачает эмоция, и я не могу понять, что именно он чувствует.

– Да.

Я надеялась на какую-то подсказку в его голосе или выражение лица, но мне приходится действовать вслепую.

– Почему ты ничего не сказал? – спрашиваю я, стараясь не выдать своего отчаяния. Не могу сказать, получилось ли.

Он заставляет себя улыбнуться своей фирменной улыбкой, кривой и непринужденной.

– Ты хотела, чтобы я перебудил половину дворца, включая твоего отца?

– Дело не в этом. – По крайней мере, теперь я знаю, в чем корень его обаяния.

На его щеках расцветает румянец. Я расстраиваю его так же сильно, как он расстраивает меня. Нахмурившись, он делает еще один глоток пива. Долгий, как будто достаточно просто подождать, чтобы я закрыла эту тему.

«Держи карман шире, Калор».

Я не колеблюсь и смотрю на него до тех пор, пока он больше не может уклоняться от ответа.

– Я подумал, что тебе нужна каждая секунда, которую ты можешь получить, – признается он, выдавливая слова. Как будто в них есть стыд. – Не хотел тебя торопить.

Его тепло окутывает меня, неуверенное и ищущее.

– Торопить?

– Заставлять тебя принимать решение, Мэра, – фыркает Кэл, раздраженно вскидывая руку. Как будто это самая очевидная вещь в мире.

Я сглатываю комок в горле и прикусываю губу. Он замечает каждое мое движение, наблюдая за моим лицом, как будто оно – поле боя. В поисках преимущества, в поисках возможностей.

– В Долине я много думала, – говорю я. Мне кажется, словно я балансирую на обрыве и вот-вот упаду, не имея ни малейшего представления о том, сколько может продлиться падение.

«Он не сказал ни слова. Я не прошу тебя меня дожидаться». Эти мысли преследуют меня.

– Конечно, мне бы хотелось на это надеяться, – мрачно смеется он. Он даже качает головой, а затем делает еще один глоток. Его разочарование длится недолго, быстро перерастая в мрачное предчувствие. Я дрожу, когда его взгляд скользит по мне, его губы приоткрыты. – И? – тихо добавляет он, словно затаив дыхание.

– И – я не знаю. Все еще не знаю. – Прежде чем он успевает отреагировать, я склоняю голову и опускаю глаза на свои руки. Если кто-нибудь в таверне и слушает или даже смотрит в нашу сторону, я не обращаю на это внимание. Мой мир снова сузился до одной точки. Это он – и только он. Сначала я стискиваю зубы, чтобы сдержать слова, которые вот-вот сорвутся у меня с губ.

«Нет, – думаю я. – Тебе не обязательно так с ним поступать».

– Я ужасно скучала по тебе, – шепчу я. – Я так боялась говорить с тобой этим утром.

Жара нарастает, окутывает меня коконом, скрывая от холодного горного воздуха.

– Вчера ночью мне было страшно, – бормочет он.

Я вскидываю голову и вижу, что он наклоняется ближе. У меня перед глазами все плывет.

– А сейчас? – спрашиваю я, чувствуя, как у меня перехватывает дыхание.

Он не вздрагивает, его лицо каменное, глаза горят.

– Сейчас я в ужасе.

Внутри меня словно скапливается разряд молнии. Я чувствую, как нервы трещат под кожей.

– Я тоже.

– И что это нам даст? – Одна из его рук касается моей руки на барной стойке, но не задерживается.

Я могу только покачать головой.

«Я не знаю».

– Я упрощу, – он облизывает губы, и в его голосе звучат воинские нотки, решительные и непреклонные. – В идеальном мире, без войны, без реконструкции, без Озёрного края и Алой гвардии или любого другого препятствия, которое могло бы прийти тебе в голову, – что бы ты сделала? Чего бы ты хотела для нас?