Разоблаченная

Он пожимает плечами, понимая, к чему я веду.



− Ага. То есть, мой бизнес стоит... ну, много. Тридцать миллионов, когда я последний раз проверял. Я расширился, убедился, что мои люди сколотили собственное состояние, потому что они выполняют львиную часть работы. Но даже если я оставляю себе тридцать процентов прибыли компании, получится девять миллионов в год, около того. А я ведь живу один, понимаешь? Что делать холостяку с девятью миллионами долларов в год? Я живу просто. У меня один дом, и большую часть времени я живу на Манхэттене. Несколько раз езжу отдыхать. Но мне нравится работать, потому я много работаю. Так что я не трачу много. У меня только одна машина, потому что вождение в Нью-Йорке та еще задачка и нет смысла держать множество хороших машин. По крайней мере, это не для меня. − Он машет рукой. − Так что я много отдаю на благотворительность.



− Например?



Очевидно, ему неудобно говорить об этом.



− Одна организация много делает для ветеранов боевых действий, которые возвращаются из Ирака и Афганистана. Терапия, дома, дерьмо вроде того. Некоммерческая организация, которую основали мы с парочкой парней из Блэкуотер. Они много делают восхитительного для парней с ПТСР[1], нестандартные решения, не просто сидение в комнате и жевание своих эмоций. Солдаты ненавидят такое. Мы ненавидим говорить о том, что мы делали. Мы просто хотим оставить все позади и не видеть кошмаров, понимаешь? Так что основное лечение ПТСР − не просто разговоры. Иппотерапия, канистерапия. Искусство, музыка, спорт. Такие вот штуковины. Еще образовательный фонд. Он направляет деньги, минуя все превратности бюрократии прямо в спальные районы, которые нуждаются, в школы Нью-Йорка и по всей стране.



Они постоянно развиваются, проникают в новые районы с каждой проверкой. Без тестирования, без бреда, без политических схем сверху. Просто хрустящие бумажки поступают в школы, чтобы дети могли учиться.



Он открывается, когда рассказывает, его глаза и лицо выражают страсть.



− Этот я особенно люблю. Когда я был мальчишкой, мое обучение не было важным для меня. Гораздо больше меня интересовал кайф и приключения с парнями. Но даже если бы все было наоборот, там где я жил, я бы все равно немного получил. А Сан-Диего намного лучше, чем где-либо еще в Лос-Анджелесе, а тем более где-то в Квинс, понимаешь? Просто не хватает денег на все школы, чтобы обеспечить всех и всем.



− Это великолепно, Логан, − отвечаю я.



Он закатывает глаза.



− Да нет. Я просто жертвую деньги. Они у меня уже, черт возьми, из ушей лезут, а благотворительность позволяет использовать их, просто чтобы они не лежали мертвым грузом. И, кроме того, это налоговый вычет.



− Какие еще есть?



− Их много всяких разных. Помогаю трудным подросткам, потому что я был одним из них, женским приютам, фондам для голодающих, клиникам по лечению наркомании.



− Не преуменьшай смысл того, что ты делаешь, Логан. Все это имеет смысл.



Он улыбается.



− Знаю. Поэтому я и занимаюсь этим. «Warrior’s Welcome», тот что для солдат... Туда обращаются каждый год. Берем целую толпу уволенных солдат, морских котиков, безопасников, везем их на ферму под Нью-Йорком и занимаем всякой веселой возней. Поездки, пейнтбол, турнир по баскетболу. Самое главное в этом собрании − Кострище Чуши. Делаем такой огромный костер, открываем кегу и травим военные байки. Территория без осуждений, понимаешь? В этом весь смысл. Мы не говорим о семье и друзьях, потому что они этого не понимают. Не умеют. Когда тебя окружает толпа парней, которые, черт побери, были там, все по-другому. Некоторые не хотят говорить, да они и не обязаны. Просто послушать истории других, узнать, что есть люди, которые точно знают, через что прошли и другие, это вызывает реакцию гораздо лучше чего-либо еще.



− Ты никогда не перестанешь поражать и удивлять меня, Логан. − Я касаюсь ладонью его щеки. − Каждый раз, когда я думаю, что узнала тебя, ты преподносишь мне что-то новое.



Он качает головой и мягко смеется.



− Да, я настоящая загадка.




− Это точно. Ты успешный бизнесмен, но ты поднялся из бедности и из неблагополучного детства. Ты состоял в банде. Ты видел, как убивают твоего лучшего друга. И был на войне. Был в тюрьме. И все равно, несмотря на все это, ты успешен и хорошо приспособлен. − Я откидываю прядь его волос кокетливым движением. − И ты самый сексуальный мужчина, которого я когда-либо встречала.



− Детка, ты вызовешь у меня комплекс, − говорит Логан.



Мы на улице, стоим на тротуаре возле его внедорожника. Впервые в жизни все чувствуется... нормальным. У меня есть надежда. Я чувствую, что я как новый человек, становлюсь какой-то цельной.



Мое сердце наполнено.



Я люблю Логана. Он любит меня.



Мой мир расцветает новыми возможностями.



И тут у меня стынет кровь.



Сначала я вижу Томаса. Высокий, пугающий, у него кожа черная как ночь, а зубы белые, как клавиши пианино. В его руках что-то длинное, тонкое и темное, не пистолет, а какая-то палка. Дубинка. Я не знаю, откуда появился Томас. Его не было, нигде не видно, а потом в один миг, и бах, вот он. И у меня нет времени даже просто открыть рот.



Рука Томаса отсвечивает в ярком золотом свете раннего вечера. Слышен глухой стук, и дубинка соприкасается с головой Логана, прямо за ухом, именно там. Точно. Отработанный удар. Я вижу, как Логан падает, блеск мгновенно исчезает из его глаз.



Я набираю в легкие воздух, для того чтобы закричать, но ладонь закрывает мой рот. Лен. Я выкручиваюсь, пинаюсь.



− Ты думала, я не найду тебя? − это не Лен говорит мне в ухо.



Твой голос.



Я чувствую, как слезы отчаяния наполняют мои глаза и давят на веки. Нет. О нет. Только не это. Только не ты. Не надо снова. Не сейчас.



Я чувствую движение, осязаю дуновение ветерка от твоих шагов позади меня и потом передо мной. Вот ты где. Прекрасный красавец. Спокоен и собран. Хладнокровен. Я чувствую твой одеколон. Черный костюм, малиновая рубашка, верхняя пуговица расстегнута, ты без галстука. У тебя пистолет в руке. Плоский, черный, маленький для твоей большой ладони.



Ты смотришь на меня. Не улыбаешься.



− Я думал, что смогу отпустить тебя, − говоришь мне. У тебя такое выражение лица... почти грустное. Опечаленное. Ты смотришь на Лена чуть позади и надо мной. − Я ошибался.



Я чувствую, как что-то острое касается моей шеи. Игла. Она колет, и что-то ледяное пронзает меня.



Тьма восстает из теней у моих ног. Тянется ко мне.



Я борюсь с ней.