Рассвет Ив

Я взглянула на его шею, на соблазнительную жилку, которая вызвала боль в деснах и умоляла меня укусить его.

— Нет, — он отстранился от меня и перекатился на спину, глядя на резные балки в потолке. — Ты чертовски одержима своей решимостью убить меня.

— Вовсе нет! Я… — черт, я испортила момент. Что, черт возьми, я должна сказать? Частичная честность была бы лучше лжи. — Я жажду тебя, — я села и склонилась над ним. — Представь себе, что ты не можешь кусать во время секса. Вот что я чувствую. У меня есть эта безумная непреодолимая потребность в твоей крови, и я никогда не утоляла ее. Ни разу.

Он стиснул зубы и натянул одеяло до пояса.

— Ты хочешь убить меня, чтобы унять давний зуд?

— Это не зуд, черт возьми. И мы не знаем, убьет ли тебя мой укус, — я обхватила его напрягшуюся щеку, заставляя посмотреть на меня. — Открой свое сердце, Салем. Дай мне свою вену. Если ты впустишь меня, это не будет…

— Никогда, — Салем вскочил с кровати и зашагал через комнату к стене шкафов, роясь в нашей одежде.

Его великолепная задница изгибалась в свете свечей, и мне пришлось отвести взгляд, чтобы сосредоточиться.

Мои клыки были запретной темой. Прямо там, с его отношениями с другими женщинами. С момента моего прибытия сюда я насчитала трех человеческих женщин, пятнадцать гибридных женщин и по меньшей мере шестьдесят гибридных мужчин. Женщины-гибриды были охранниками, но я также замечала их, когда они были свободны от дежурства, трахая и кусая мужчин-гибридов в общей комнате — вестибюле, который я называла комнатой оргий.

И еще эта Макария, которая бродила по коридорам в нижнем белье. После того, как сообщение Салема разошлось в первый же день, она даже не взглянула на меня. Я не знала, были ли две другие человеческие женщины так же дружны с Салемом, как Макария. Все женщины держались на безопасном расстоянии, когда я была с ним.

Салем отказался говорить о жителях женского пола, но моя злобная ревность не унималась.

Я соскользнула с кровати и подошла к нему.

— Ты трахался с женщинами-охранницами?

Он натянул хлопковые шорты, не отрывая глаз от своей задачи и поджав губы в тонкую линию.

— Ты позволил им укусить себя? Я видела, как они трахаются, и они всегда кусаются. Хорошо им, наверное.

— Они не превращают своих партнеров в прах, — он сунул ноги в кроссовки для бега.

— И ты позволил им укусить тебя? — я схватила рубашку и брюки из ящика и натянула их, повысив голос. — Ты все еще трахаешься с ними?

Не глядя в мою сторону, Салем вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Мои клыки втянулись, а руки сжались в кулаки.

Я ненавидела его отказ объяснять свои отношения с другими женщинами. Я ненавидела надежду, которую питала к его моногамии, когда мы были вместе. Я ненавидела наполненные страстью часы, проведенные в его объятиях, когда я купалась в мысли, что если он был со мной, то не был с кем-то еще. Больше всего я ненавидела моменты, когда его не было со мной, потому что все, что я могла делать — это представлять его с кем-то другим.

В другом конце комнаты стоял стальной сейф, дразня меня своим скрытым содержимым. Мой лук и кинжал матери были заперты внутри. Почему, когда так много другого оружия находилось в пределах моей досягаемости? Старинные ружья висели вдоль стен, как музейная экспозиция. Ножи и вилки лежали среди тарелок на кофейном столике после вчерашнего ужина.

Не похоже, чтобы я могла вырваться из этого места с помощью залпов выстрелов, стрел и… вилок. Я против семидесяти гибридов и Салема? Это плохо кончится.

Он знал, что значит для меня кинжал. Может быть, он думал, что я не попытаюсь сбежать без него, что я не оставлю его позади.

Но не существовало никакого спасения. Я была беспомощной добычей среди нечеловеческих хищников.

По крайней мере, он не запер мой медальон. Я потрогала пальцем металлический диск у себя на груди. Моя мать была беременна, когда мои отцы подарили ей его. Он был на ней, когда она сделала свой последний вдох. Она видела, как приближается ее смерть, и встретила ее с поразительным мужеством. Если она смогла это сделать, то и я смогу справиться с этой ситуацией с Салемом.

Дверь в коридор открылась, и мои клыки удлинились.

Салем стоял в дверном проеме, напряженный и неподвижный, как хищник.

— Пойдем со мной сегодня на ужин.

У меня перехватило дыхание. Каждый вечер он ужинал в столовой с десятками своих друзей. Как бы сильно мне ни хотелось влиться в его жизнь и сердце, я отказывалась от его ежедневных предложений присоединиться к нему. Я еще не оправилась от унижения, когда меня публично трахали против моей воли. Не могла заставить себя есть с теми женщинами, которые видели, как Салем использовал меня таким унизительным образом. Я ненавидела свою слабость, и я ненавидела Салема за то, что он заставил меня чувствовать себя уязвимой.

Я не была такой храброй, как моя мать.

Я ответила ему, покачав головой.

Выражение его лица окаменело, а хлопнувшая дверь лишила меня клыков и треснула шипящей трещиной в груди.

К черту его и его самодовольный гнев. И к черту меня тоже, потому что, несмотря на всю мою раздражающую враждебность, я не могла заставить свое тело не распаляться в его присутствии. Мое сердце билось чаще, а душа ликовала всякий раз, когда я его видела. Я жаждала его, но не приблизилась к тому, чтобы простить его ложь два месяца назад.

Единственное, о чем он не солгал, так это о моей способности бродить по его дому в одиночку и без всяких ограничений. Поэтому я вышла из комнаты и побрела по главному коридору, где в этот ранний час толпились только стражники.

Все коридоры вели к центральному помещению, как спицы в колесе. В центре располагались промышленная кухня, столовая и комната для оргий. Я насчитала девяносто дверей в коридорах. Девяносто отдельных апартаментов. За последние недели я проскользнула в несколько комнат, которые были оставлены незапертыми, в поисках окон или путей к отступлению.

Конечно, в этом подземном отеле не было окон. Единственный выход — через тот гараж. Если это место вспыхнет пламенем, даже Ив не сможет спасти меня.

Я быстро прошла через пустую комнату для оргий и свернула в коридор, который вел в гараж. Мои клыки еще не показались, так что Салем, должно быть, бегал вне пределов слышимости.

Учитывая его отвращение к дневному свету, я понимала, почему он построил подземелье. Местные жители жили здесь без солнечного света, но я знала, что они часто приходили и уходили. Кто-то должен был собирать еду и припасы. И трех человек недостаточно, чтобы удовлетворить аппетиты семидесяти-с-чем-то гибридов.

Я не видела солнца уже два месяца, но чувствовала жар его лучей и нуждалась в этом ощущении сейчас, чтобы согреть холод отсутствия Салема.


Я быстро поднялась по лестнице и вошла в гараж. Я направилась к массивной двери в дальнем конце коридора, насмешливо помахав рукой двадцати стражникам-гибридам. Они не двигались, не улыбались.

Они также не остановили меня, когда я протянула руку через толстые прутья внутренних ворот. Ни один мускул не дрогнул, когда я прижала ладони к наружной двери. От стали к моим рукам потекло тепло, и я вздохнула. Солнечный свет находился на расстоянии всего одной двери, прямо там, с другой стороны. Это пытка, и я наслаждалась ею несколько раз в неделю.

Как выглядел пейзаж за дверью? Песчаный пляж? Холмистое поле серебристой травы? Или крошащийся бетон павшего города?

Держась руками за сталь, я уперлась лбом во внутренние ворота и посмотрела на двух ближайших гибридов.

— Мы во Флориде?

Один из них даже не дернулся — обычная реакция. Другой гибрид сжал пальцами арбалет. Он, должно быть, был новым охранником на этом посту и не знаком с моими каверзными вопросами.

— А как насчет Мексики? — я выгнула бровь.

Ничего.

Я перечислила наиболее теплые места, упомянув девять кругов ада и Диснейленд, и получила обычное молчание.

— Если вы меня отпустите… — я посмотрела на новенького. — Я могу дать вам власть, богатство и женщин, — я несла откровенный вздор, потому что ни одно из моих реалистичных предложений никогда не работало. — Разве не этого хочет каждый мужчина?

Жесткие и непреклонные охранники даже не моргнули.

— Ну же, — я театрально топнула ногой. — У вас, ребята, никакой привлекательности. Ваши объединенные личности — это пиявка, живущая в холодной бессолнечной пустоте и питающаяся мертвецом. Я могу дать вам колонии плоти, которые можно трахать и кусать. Просто откройте эту дверь, и я позволю вам потусоваться со мной. Кто знает? Моя удивительность может передаться и вам.

Я могла поклясться, что видела, как мужчина в дальнем углу улыбнулся.

— Видишь? — я указала на него и вернула руку к теплу, проникающему через дверь. — Этот парень знает, о чем я говорю. — Я перевела взгляд на нового охранника. — Я не знаю твоего имени, — я не знала имен ни одного из них. — Но у тебя ширинка расстегнута, — неправда. — Ты носишь нижнее белье с единорогами?

Он не опустил глаз, даже не взглянул на меня. Никто из охранников этого не делал. Как и жители этого места. За два месяца никто не заговорил со мной и не признал меня. Сообщение Салема в комнате для оргий было более чем эффективным. Это сделало меня невидимой.

Быть невидимой — чертовски одиноко.

Возможно, мне следует принять предложение Салема присоединиться к нему за ужином. Вот только там будут женщины. Я не могла находиться рядом с ними так, чтобы глаза не застилала красная пелена. Пока не узнаю, что он со мной и больше ни с кем.

— Я дам вам выбор, — я оглядела охранников, и мой голос эхом разнесся по гаражу. — Вы можете отпустить меня и больше никогда обо мне не слышать. Или вы можете стоять там, как шлепающиеся мошонки с отвисшими челюстями, и слушать мою нудную болтовню и опрометчивые предложения. Ну, у меня-то есть все время в мире, чтобы сплетать воедино неприятные оскорбления, нагруженные правдой. Я могу сделать это очень болезненным для вас.

Мои клыки удлинились на долю секунды раньше, чем я почувствовала движение позади себя. Я повернулась, и мой взгляд погрузился в сверкающее серебро.

Салем стоял в трех метрах от нас, расслабив руки и криво улыбаясь. Моя кровь загудела, согревая кожу.

Как долго он здесь пробыл? На противоположной стороне гаража дверь на лестницу была закрыта. Я бы услышала, как она открывается. Его охранники и бровью не повели при его приближении. Должно быть, он был здесь до моего прихода.

— Ты знал, что я приду сюда, — я держалась одной рукой за стальную дверь, не желая отпускать тепло солнца.

— Тебе нравится отвлекать моих охранников, — он подкрался ко мне, голый по грудь, в шортах, низко свисающих на узких бедрах.

Мой пульс участился.

— Они действительно хорошие собеседники.

Салем подошел ко мне и изучающе посмотрел со странной самодовольной ухмылкой на лице.

— Что? — я уперлась кулаком в свое бедро.

Он покачал головой, его улыбка растянулась в широкую ухмылку.

— Скажи мне, — я протянула руку, чтобы ущипнуть его за сосок.

Он схватил меня за запястье и развернул к огромной двери. Скользнув мне за спину грудью, он схватил меня за другую руку, поднял наши руки через решетку и прижал ладони к нагретой солнцем стали.

— Мне нравится твой ротик, — его губы коснулись моего уха. — Твой снисходительный сарказм, — он покусывал мою шею, вызывая дрожь в пальцах ног. — Я люблю твою кривую улыбочку и силу природы в твоих залитых солнцем глазах. Я уж молчу про твою ошеломляющую красоту, — его пальцы сомкнулись вокруг моих, прижатых к двери. — Я люблю в тебе все, Доун, дочь Ив.

Искренность сквозила в его словах, произносимых шепотом. Его лоб опустился на мое плечо, дыхание стало прерывистым. Он смягчался по отношению ко мне, открывался и дарил мне любовь без притворства.

Я повернулась в клетке его рук, мои руки поднялись к его груди, ладони прижались к мышцам, которые были сильнее и горячее, чем сталь за моей спиной. Мои ноги подкосились, и я покачнулась к нему, неуверенно заглядывая в глаза.

— Ты любишь меня? — прошептала я.

Его губы разомкнулись на выдохе, а сильные пальцы обхватили мое лицо с поразительной нежностью.

Ответная эмоция нарастала во мне, глубоко укоренившись и мощно накатывая. Он собирался это сказать. Это утверждение было прямо на его прекрасных губах.

Его руки дрогнули на моих щеках. Тень застлала его глаза, приглушая сияние и омрачая выражение лица. Нет, нет, нет. Что происходит?