Рассвет Ив

Салем убрал свои клыки с моей шеи и изменил угол своих толчков, безошибочно попав в то место, которое воспламеняло меня.

Я кончила, неохотно и яростно, рыдая от унижения в его ладонь.

— Моя, — его голос был дымом, тлеющим и смертоносным, затем стал громче, ревущим, когда он пролился внутрь меня. — Она моя.

В следующее мгновение меня уже несли по темному туннелю. Он вытащил меня из этой комнаты, и когда ощущение падения прекратилось, он стоял в королевских апартаментах, прижимая мое тело к своей груди.

Я толкнула его, дрожащая и опустошенная. Он усадил меня на край кровати, снял корсет и завернул в мягкое одеяло. Я покачнулась, затряслась, превратившись в месиво распухшей плоти и искалеченных эмоций. Мое сердце было разбито и раздавлено в кашу.

В дверь постучали. Когда Салем пересек комнату, чтобы открыть, я попыталась собраться с мыслями, но все было расплывчатым, моя кровь переполнилась адреналином. Я все еще не отдышалась.

— Распространи это сообщение среди всех жителей, — сказал Салем.

Эребус стоял за дверью, почтительно опустив белокурую голову.

— Что-нибудь еще?

— Ее вещи…

— Там.

Я проследила за взглядом Эребуса через комнату до пакетов в углу, возле стального сейфа. Мой лук и стрелы лежали сверху, окруженные… Святое дерьмо. «Роскошь» было лучшим словом для описания этой огромной спальни. Пышные мягкие диваны, экзотические статуи полуобнаженных женщин, целая стена с искусно выставленным оружием, таким как старинные пистолеты, пули, ракеты и торпеды — все это сочеталось с сильным контрастом цветов и материалов.

Занавески драпировали стены, и шелковистая текстура покрывала каждую поверхность, придавая пространству теплое чувственное ощущение. Бесчисленные подушки приглашали свернуться калачиком и отдохнуть, поспать и потрахаться. Дворец удовольствий, построенный для бога секса. Или для насильника.

Мое лицо вспыхнуло от новой ярости.

— Это моя комната или твоя?

Его разговор с Эребусом закончился, и дверь за небрежно прислонившимся телом была закрыта.

— Моя. Теперь наша.

— А как насчет Макарии? — кислота разъедала мой тон. — Или других твоих женщин? Сколько у тебя подружек?

— Ты можешь свободно бродить по моему дому. Теперь он твой, — Салем прошелся по комнате, скользя кончиками пальцев вдоль спинки дивана. — Но я ожидаю, что ты будешь спать здесь. Со мной.

— Сколько женщин ты трахаешь?

— Блюда подаются в обеденном зале…

— Перестань игнорировать мой вопрос, — я стиснула зубы.

— Перестань вести себя как ребенок, — его глаза горели так же ярко, как солнце, и в десять раз жарче.

Я плотнее натянула одеяло на свою наготу.

— Когда мой лучший друг платонически поцеловал меня в щеку, ты вел себя как бешеный пес. Эта женщина, — я ткнула пальцем в дверь, — терлась о твою ногу как сучка в течке и схватила за член! Но это я веду себя как ребенок?

— Ты моя девочка, — сказал Салем как ни в чем не бывало, словно это ответ на все вопросы.

— Я не твоя девочка. Особенно когда ты трахаешься с другими женщинами. Сколько шлюх ты уже поимел перед своими верными последователями?

Мускул дернулся на его щеке, и это было больно. Это было чертовски больно.

Мое горло сжалось, горело.

— Ты изнасиловал меня.

— Я называю это… — его губы дрогнули. — Неожиданным сексом.

Я резко втянула воздух.

— Не смей, бл*дь, умалять это.

— Ты не сказала «нет».

— Ты зажал мне рот!

— Ты кончила прямо на моем члене, — он полез в штаны. — Хочешь взглянуть на доказательства?

— Иди на х*й, — я дрожала с головы до ног, и мой голос ослабел от слез. — Ты меня принудил. Ты… — я провела рукой по щеке, презирая свои эмоции. — Ты сделал мне больно.

Его лицо омрачилось, а горящие глаза дрогнули. В мгновение ока Салем опустился передо мной на колени. Я попыталась вырваться, но он схватил меня за бедра, за запястья. Его руки были повсюду, уклоняясь от моих пощечин и эффективно усаживая меня в сидячее положение на кровати перед его корточками.


— Я не буду извиняться за то, что заявил на тебя права, — его пальцы сомкнулись вокруг моего бедра и руки. — Я сделал это, чтобы защитить тебя. Теперь никто из этих людей не будет тебя беспокоить.

Но он также заявлял права и защищал других женщин. Я не могла сосредоточиться на своей ревности. Она была подобна отвратительному яду в моей крови, пожирающему меня заживо.

— Перестань думать о них, — Салем нежно обнял меня и погладил по волосам, извращая мои чувства. — Ты здесь единственная. Единственная, кто спит в моей постели.

Я цеплялась за его слова, за сладость его прикосновений и укрепляла свою решимость. На горизонте маячила битва, но я была бойцом. Только на этот раз я не выиграю ни со стрелами, ни с клинками. Он слишком быстр и физически силен.

Мне нужно завоевать его сердце. Его вену. Затем я дарую ему укус, который превратит тьму в пепел.

Укус рассвета.



Глава 27



Следующие два месяца прогорели, как ленивое пламя на бесконечном фитиле. Мы с Салемом проводили большую часть времени в его комнате, наши тела соединялись во взаимной похоти, пока я притворялась, будто разжигаю эмоциональную связь, разъеденную ложью. Это было нелегко.

Я превратилась в половую тряпку, обнимаясь на спутанных простынях со своим насильником. Но моя конечная игра требовала хитрости. Мне нужно завоевать его сердце и просчитать каждый шаг, чтобы он не украл мое сердце снова.

Я лежала рядом с ним в постели, обвиваясь вокруг расслабленных мышц его бедра и торса, мы оба были обнажены. Он заснул всего несколько минут назад, растянувшись на спине и запустив пальцы в мои волосы. С каждым ровным вдохом его рука медленно сдавалась силе тяжести, рука соскальзывала с моих волос и безвольно скатывалась на матрас позади меня.

Ближайшая свеча отбрасывала вялый желтый отблеск на угрожающие углы его лица. Судя по электрическим часам на стене, было чуть больше пяти утра. Но в этом подземном мире время не имело значения. Сон установил свой собственный график, и прямо сейчас, я абсолютно бодрствовала.

Я все еще ощущала дезориентацию от того, что меня зашвырнули под землю в эту беззаботную жизнь. Мне не нужно было охотиться за едой, точить и чистить оружие или разрабатывать стратегию оборонительных маневров. Свобода от войны смягчила меня, но, похоже, не оказала такого же эффекта на Салема. Он властвовал над своей утопией посредством запугивания и поклонения, используя обожание и страх жителей для поддержания порядка.

Глядя на его прекрасное лицо, я задавалась вопросом, многие ли когда-либо видели его таким. Когда его челюсти разжались, губы приоткрылись, а смертоносный взгляд скрылся из виду. Мне нравилось смотреть, как он спит. Он не выглядел таким уж грозным. Хотя его мужественная красота всегда устрашала.

Шелковое покрывало собралось ниже его бедер, обнажая основание мягкого члена, спрятанное в коротких темных волосах. Отчетливые линии его пресса расширялись, переходя в широкую безволосую грудь, кожа была безупречно гладкой и натянутой на ярко выраженных мышцах. Мне хотелось провести языком по соблазнительной бороздке, разделяющей его шесть кубиков, покусать плоские соски и уткнуться носом в впадинку на шее. Дрожь пробудилась в моем сердце, мои пальцы подергивались от желания прикоснуться к каждому дюйму его опасной сексуальности.

Я не простила его. Дело вовсе не в этом. Мое желание к нему было бесстрастным животным, которое я держала отдельно от своего сердца. В основном.

Осторожно, чтобы не разбудить его, я медленно убрала мягкие чернильные волосы с его лба. Он никогда не стриг пряди, никогда не нуждался в бритье. Он сказал мне, что его фолликулы перестали расти после полового созревания. Если он брился или подстригался, волосы возвращались к прежней длине. Вечно застывший во времени. Ни мои отцы, ни гибриды не разделяли с ним этой черты. Что, если он бессмертен? Что, если я укушу его, и ничего не случится?

Каждый раз, когда я думала о его смерти, мазохистская боль сжимала мою грудь, как будто мое сердце заботилось больше о его защите, чем о своей. Я подавила это чувство напоминанием о том, что он заставил меня солгать в письме, которое я послала своим отцам. Я счастлива и в безопасности. В Альберте холодно. Салем потрясающий, бла-бла-бла, чушь собачья и еще раз чушь собачья.

Я переместила свое прикосновение к его горлу. Его дыхание оставалось ровным, темные ресницы неподвижно лежали на щеках. Вены на его шее вздулись и бугрились под моими пальцами, а в ушах гудел шум его крови. Он не шевельнулся, когда я проследила путь сосудов к его сердцу, удивляясь лентообразным потокам яда в его артериях.

Через неделю после того, как я приехала сюда, он привел меня в гараж, где его друзья держали трех диких гибридов. Он не солгал насчет последствий своего укуса. Пока он осушал безмозглых тварей почти до смерти, я смотрела, как серебряные ленты скользят по его горлу. Потребовалось всего несколько секунд, чтобы гибридный яд вышел из его пищеварительной системы и проник в вены на груди.

Когда несколько часов спустя гибриды очнулись от коматозного сна, они были так же благодарны и преданны Салему, как и все остальные. Салем был их спасителем, их богом. Богом, который мог видеть и слышать собственные вены. Но он не мог заставить свою кровь трепетать под его рукой, как я.

Я провела ладонью по его груди, призывая яд в его кровеносных сосудах. Серебристые инородные тела роились навстречу моему прикосновению, как статические блестки, умоляя меня вскрыть его вену и извлечь их. Я без тени сомнения знала, что именно это я должна сделать. Яд в его венах отреагировал, когда я укусила Кипа. Яд был самой сутью гибридной инфекции. Самим ее сердцем. То, что Дрон ввел в нерожденное тело Салема, связывало его с гибридами, а я была связана с Салемом.

У моей матери имелась прямая связь с тлей. Моя связь с гибридами была через Салема. Если я впитаю яд в его крови, я убью его и разорву связь навсегда. Может быть, это уничтожит всю гибридную расу или… если в мире осталась хоть капля милосердия… вылечит их.

Но я отказалась от попыток укусить Салема без его согласия. Мои постоянные попытки заканчивались полным провалом. Это также не помогало мне завоевать его сердце.

Притворяться, что я люблю его, было крайне важно. Существовала опасная грань между притворством и реальностью. Если я влюблюсь в него снова, если я отвечу хоть на одно из тех чувств, которые вызывала в нем, я не смогу уничтожить его.

Я прижалась губами к его горлу. Не имея намерения кусать его, я просто хотела попробовать его кожу, лизнуть сильные линии его шеи. От него пахло чистотой после душа, и он был таким греховно мужественным, что я не могла удержаться, чтобы не потакать этой слабости. Только прикосновение моих губ, нежный поцелуй. Я осторожно, бесшумно отодвинулась на дюйм…

Его глаза распахнулись, и одним незаметным движением я уже очутилась под ним на спине, глядя в яростный огонь его взгляда.

— Ты готова убить меня? — жестокий кнут его голоса оставил царапающее эхо в моих ушах. — Ты уже продумала, каково это будет? Твоя кожа покрыта моим пеплом? Твои клыки покраснели от моей смерти?

В горле у меня образовался комок. Я не позволяла себе воображать такие вещи. Я не могла.

— Я просто хотела поцеловать тебя, — прошептала я, наполняя свои глаза правдой.

Половиной правды. Я хотела, чтобы поцелуй привел к чувствам. К его чувствам, не моим.

Слаем посмотрел мне в глаза, и выражение его лица смягчилось, зрачки расширились. Его руки нашли мои волосы, и он зарычал низким рокочущим звуком удовольствия. Вибрация проникла в мою грудь и собралась между ног, пульсируя обещанием.

Он опустил голову. Наши губы скользнули друг по другу. Прикосновение языка, обоюдный выдох. Потом мы целовались, медленно и нежно, руки ласкали, ноги сплетались друг с другом. Салем снова зарычал, на этот раз громче, резонируя в моих венах и пробуждая мою кровь. Пульсации теплой влаги наполнили мою киску, мои внутренние мышцы содрогнулись, открывая меня, готовясь для него.

Он набух на внутренней стороне моего бедра, горячий и твердый, как камень. Его язык схлестнулся с моим, но поцелуй шел своим чередом, размеренный и глубокий, горящий неспешной страстью. Когда Салем пристроил свой член и погрузился в меня, я почувствовала себя настолько одержимой им, задыхаясь, что связь между нами словно мурлыкала электричеством. Он не торопился, одурманивающе плавно двигая бедрами, вплетая пальцы в мои волосы и целуя мои губы, шею.

За этим последовал его укус, оплавляющий мои вены жидким огнем. Затем он обхватил мое лицо ладонями, посмотрел мне в глаза и толчками вогнал нас в рычащую, раскачивающуюся, глубоко проникающую кульминацию, которая оставила меня дрейфовать в облаке темного экстаза. Не существовало ничего, кроме Салема.

Он смотрел на меня так, словно я была его восходом, его закатом и всем, что существовало между ними. Его большой палец рассеянно погладил мою щеку, его пристальный, но все же обожающий взгляд остановился на моих губах, провел по линии носа и остановился на глазах. Его радужки мерцали от хрупких эмоций, и именно в такие моменты, как сейчас, я думала, что заполучила его.