Рассказывая сказки

– Дело сделано, – сказал он. – Они уже не вернутся. Слишком поздно. Лучше постараться извлечь из этого, что можно.

Она тогда подумала, что так мог сказать только взрослый, и сочла его чуть ли не предателем.

Роберт же скакал по всему дому, действуя всем на нервы. Наступило воскресенье, и, хотя все их вещи были еще в коробках и Мэри выглядела измученной, он настоял на том, чтобы отправиться исследовать окрестности. Возможно, его энтузиазм захватил и их. Или у них просто не было сил сопротивляться. Но решение приняли очень быстро, без споров. Велопрогулка, сказал он. Конечно. Идеально, ведь местность такая ровная. И он полез в гараж, перебираясь через коробки, чтобы вытащить их велосипеды.

Они ехали друг за другом, Роберт впереди. На нем были большие шорты цвета хаки, которые бились по ногам, и футболка с христианским символом рыбы на груди. Эмма наслаждалась ездой, напряжением в ногах, запахом соли, водорослей и тины. Но все это время она думала: Пожалуйста, пусть никто из новой школы меня не увидит. Только не с родителями и ботаником-братцем, как будто со страниц какой-нибудь дурацкой детской книжки.

Они добрались до Пойнта. Видимо, это и было целью Роберта, хотя он и не говорил. И вдруг они словно поехали по морю – по обе стороны вода, чайки реют наравне с дорогой. Они остановились у вагончика с мороженым. Упали на траву, бросив велосипеды рядом с собой, пока Роберт покупал мороженое. Кристофер перевернулся на живот и поймал ладонью божью коровку. Он всегда так ловил насекомых. Разглядывал их в дырочку между большим и указательным пальцем. Вдруг раздался гул мотора. Он сел, чтобы посмотреть, кто это, и божья коровка улетела.

Роберт шел к ним с мороженым и обернулся на шум. Его идеальный выходной с семьей был испорчен. Он проворчал что-то про хулиганов. Машина была черная и блестящая, с опущенной крышей. Она остановилась рядом с ними. Громкая музыка, которую Эмма не узнавала, продолжала играть, даже когда двигатель выключили. На пассажирском сиденье была Эбигейл Мэнтел, с эффектно рассыпавшимися рыжими волосами. В первый момент Эмма подумала, что машина принадлежит ее парню. Эбигейл выглядела намного старше своих лет. И даже при первом взгляде можно было сказать, что она из тех девушек, которые привлекают парней на крутых тачках.

Эбигейл соскользнула с сиденья. На ней была джинсовая юбка с разрезом сбоку и узкий красный топ. Они подумали, что она хочет купить мороженое, и старались не пялиться, хотя Кристоферу это удавалось с трудом. Эмма удивилась. Она никогда раньше не замечала, чтобы он обращал внимание на девочек. Но, к всеобщему удивлению, Эбигейл подошла к ним. Мороженое капало с промокших рожков. Она опустилась на траву рядом с Эммой. Рот Кристофера приоткрылся, но он был слишком далеко от Эммы, чтобы она могла его пнуть.

– Привет, – сказала Эбигейл. Она говорила с подчеркнутой медлительностью, но дружелюбно. – Это ты – новенькая? Я видела тебя в автобусе. Я подумала, это ты. И попросила папу остановиться.

Эмма терпеть не могла школьный автобус. Там было полно людей, шумно, и никто даже не пытался быть вежливым. Каждое утро она старалась забиться в угол и смотрела в окно. И она никогда не замечала там Эбигейл.

– Да, – ответила она. – Конечно. Привет.



Выходил ли Кит из машины, чтобы подойти к ним? Хотя Эмма силилась вспомнить, она не могла представить, чтобы он сидел на траве рядом с ними. Не слышала его голос. Роберт, конечно, поговорил с Эбигейл. Завязался разговор, и он был впечатлен ее вежливостью. Спросил, как ее зовут, представил их семью. Они поговорили о том, где она живет и какие предметы изучает в школе. Когда она наконец вернулась в машину, помахав на прощанье, он сказал:

– Она кажется приятной девушкой, Эм. Вот, я же говорил, что в деревне будет нетрудно завязать дружбу.

Мэри не сказала ни слова. Она словно окаменела. Казалось, она даже не дышала. Может быть, она не была столь уверена в том, что местные примут их с такой готовностью.

Эмма подумала, что встреча с Эбигейл в Пойнте у Роберта тоже ускользнула из памяти. Он сказал руководителю, что сможет работать с Джини Лонг, потому что конфликта интересов не было. Он не знал Эбигейл Мэнтел, даже не встречался с ней. Эмма предположила, что такой короткий разговор едва ли сочли за полноценную встречу.

Венди, всегда выполнявшая работу безукоризненно, очень организованная и дотошная во всем, что касалось работы на катере, жила в хаосе. Эмме нравился беспорядок, царивший в ее белом домике. Возможно, он служил основой ее симпатии к Венди. В остальном у них было мало общего. В доме с забитыми мусорными ведрами и горой нестиранного белья она чувствовала себя свободно и в то же время ощущала свое превосходство. Она завидовала Венди. Какой же уверенной в себе нужно быть, чтобы приглашать людей в кухню с немытой посудой, где на столе лежали груды контейнеров из-под еды навынос, оставшиеся с прошлой ночи, а на батарее сушились трусы, хоть и стиранные, но все равно в пятнах. Но несмотря на зависть, Эмма чувствовала, что она лучше ее, потому что в ее доме было больше порядка. Она гордилась своими чистыми окнами, кипячеными полотенцами, выстиранными занавесками.

– Не знаю, как бы Венди справлялась, будь у нее ребенок, – сказала она как-то раз Джеймсу, понимая, как заносчиво это звучит.

Сегодня Венди закончила свою двенадцатичасовую смену в полдень, но Эмма знала, что она все равно будет на ногах. Казалось, у нее нет потребности во сне. Она держалась на сигаретах и кофеине, по ее словам, и сейчас из уголка ее рта тоже свисала сигарета. Руки были заняты: она пыталась соединить провода в штекере утюга. Несмотря на беспорядок, она всегда была чем-то занята. Когда Эмма внесла ребенка, она затушила сигарету и открыла окно, но запах табака все еще висел в воздухе, маскируя какой-то еще менее приятный аромат. Эмма не могла понять, что это было – запах гнилых овощей или, может, скисшего молока. Запах шел из кладовой. Венди, кажется, его не замечала. Она убрала сумку с инструментами с кухонного стула, чтобы Эмма могла сесть.

– Слышала новость о дочери Майкла?

Первое, что она произнесла, стоя к Эмме спиной и заливая кипятком растворимый кофе. Потом повернулась к Эмме, чтобы посмотреть на ее реакцию, разделить с ней свое потрясение. Эмма подумала, что об этом думают сейчас все в деревне. Наслаждаются волнением. Чувством своей неожиданной вовлеченности в эту драму.

– Да, – сказала Эмма. – Видела по телевизору. Майкл был вчера в церкви, – затем добавила она, преподнося эту информацию как дар: так гости приносят хозяевам конфеты и вино, придя на вечеринку.

– Неужели? Не могу сказать, что мне нравится этот старый пройдоха, но тут невольно посочувствуешь…

– Он быстро ушел, – сказала Эмма. – Думаю, ему не хотелось встречаться с людьми после службы. – Она не смогла заставить себя рассказать о сцене, которую он устроил, выплюнув вино на ее отца.

– Ты же понимаешь, что это значит? – Венди наклонилась вперед. Она переоделась, вместо формы на ней были джинсы и толстый свитер ручной вязки. Глаза горели от усталости и чего-то еще. Эмма задумалась, что на самом деле происходит в ее голове. Что это было? Отчаяние? Возбуждение? Венди не всегда была одна. У нее были друзья, любовники. Иногда они переезжали к ней, но никогда надолго не задерживались. Венди утверждала, что она не расстраивалась, и Эмма ей верила.

– И что это значит? – мягко спросила она.

– Что убийца все еще на свободе, конечно, – сказала Венди. – И я не думаю, что это был кто-то со стороны. Десять лет назад полиция наверняка всех опрашивала, не видел ли кто вокруг незнакомцев. И если бы кто-то был, его бы заметили. Воскресный вечер в ноябре – не самое популярное время для туристов. К тому же любитель маленьких девочек не станет искать их посреди бобового поля. Кстати, ее ведь не изнасиловали?

Она быстро замолчала, хлопнув себя по рту, – слишком театральный жест, едва ли искренний.

– Я забыла. Она же была твоей подругой. Прости, милая.

– Нет, – сказала Эмма. – Ее не насиловали. – Она посмотрела на Венди поверх кофейной кружки. – Ты тогда жила здесь?

Венди было за тридцать. Наверное, тогда ей было столько же лет, сколько Эмме сейчас.

– В Элвете. В одном из домов, принадлежавших совету. Замужем за одним уродом. Как раз вскоре после этого я прозрела и начала работать на паромах.

– Ты знала Джини Лонг?

– Я училась с ней в одной школе. Не то, чтобы мы много общались. Не мой типаж. – Ее глаза сверкнули. – Я только хочу сказать – будь осторожна. Не подвергай себя опасности. Я удивлена, что Джеймс тебя сегодня отпустил одну, с ребенком.

– Он не в курсе. Спит. – Она посмотрела на часы. Почти четыре. Начинало смеркаться. – Наверное, нам нужно возвращаться.

– Да, – ответила Венди. – Иди, пока не стемнело. И будь осторожна.

Когда Эмма вышла, Венди не закрыла дверь. Она зажгла сигарету и вернулась к своему утюгу, как будто считала, что ей самой опасность не грозит.






Глава четырнадцатая




Когда они вернулись из Пойнта, на улице было темно, и двери мастерской были заперты на замок. На площади было пусто, как будто уже наступила полночь. В доме Эмма вдруг почувствовала себя в безопасности. Она испытала такое же облегчение, как, когда приходила с работы, снимала туфли и заваривала чай. Может, в этом все дело, подумала она. Я слишком много времени провожу в этом доме и разучилась его ценить. Может, пора возвращаться на работу.



Джеймс проснулся. Он зашторил окна в гостиной и зажег камин. Стены гостиной были выкрашены в темно-красный и увешаны большими картинами в золоченых рамах, которые, по его словам, он унаследовал от предков. Ему это нравилось. Когда они вошли, он сидел на кожаном диване и читал газету, но встал и взял Мэттью, подняв его над головой.

– Долго вы гуляли, – сказал он. В его голосе не было беспокойства, и ей стало обидно. По улицам разгуливал убийца, а ему было все равно. Он стоял, прислонившись к подоконнику, смотрел на комнату и весь сиял.

– Мы ездили к Венди.

– Она наверняка обрадовалась.

– Она считает, что человек, убивший Эбигейл Мэнтел, все еще может жить среди нас.

Он нахмурился.

– Думаю, это возможно. Ты снова думаешь обо всем этом кошмаре? Конечно, я не представляю, каково это.

Она была удивлена и тронута, подошла к нему и поцеловала его в лоб.

– Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось, – сказал он. – Ни с тобой, ни с Мэттью.

– Я знаю.

– Может, я приготовлю ужин? Уложи ребенка спать и приходи сюда.

Может, так и лучше, подумала она. Может, оставить фантазии о Дэне. В конце концов, он импульсивный и непредсказуемый, и даже не симпатичный, если подумать всерьез. Они могли бы быть счастливы вместе. Она могла бы пойти на небольшие уступки, ходить с ним добровольно в церковь, больше интересоваться его работой, регулярно проявлять инициативу в плане секса, пусть и без особых фантазий. А он будет о них заботиться. По какой-то причине она была уверена, что может ему доверять. Он бы согласился, чтобы она вернулась к преподаванию, хотя эта идея ему не особенно нравилась. Их брак мог бы быть спокойным, без ссор. И они могли бы быть не менее счастливы, чем большинство их друзей. Этого ей хотелось? Заслуживала ли она это?

Когда она уложила Мэттью и спустилась, Джеймс был на кухне. Он стоял у стола и нарезал лук и чеснок, настолько сосредоточившись на процессе, что не услышал, как она подошла. Он переоделся в джинсы и тонкий шерстяной пуловер. Пуловер был надет на голое тело, и со странным волнением Эмма поймала себя на мысли о том, как ткань, должно быть, покалывает его кожу. Она подошла к нему со спины, и ее рука скользнула под джемпер, пальцы обрисовали рельеф его позвонков и нырнули под пояс джинсов. Он повернулся, все еще держа нож в одной руке, а в другой – головку чеснока, обезоруженный. Он нагнулся и поцеловал ее в лоб, скользнул кончиком языка по векам.

– Брось это, – сказала она. – Потом приготовим. – Это был эксперимент. Получится ли забыть фантазии о Дэне Гринвуде и научиться жить реальностью? Тихой домашней жизнью?

Джеймс потянулся назад, чтобы положить чеснок и нож на стол, руки оказались за спиной, словно связанные. Он, не переставая, целовал ее, и на какое-то мгновение она почувствовала, как расслабляется.

Потом в дверь постучали. Три тяжелых удара. Казалось, в тихом доме зазвучало эхо. Эмма сразу же представила себе за дверью Веру Стэнхоуп. Она была уверена в том, что это Вера, представила себе, как она стоит, расставив ноги, атакуя дверь всем своим весом.

– Можем не отвечать, – несмело сказал Джеймс. Эмма знала, что это было бы слишком дерзко для него, к тому же он и так был немного смущен своим пленением.

Она помогла ему.

– Нет. Если это Вера Стэнхоуп, она не уйдет. Будет стоять там всю ночь, если нужно, потом достанет ордер и выбьет дверь.

Эмма была так уверена, что за дверью увидит инспектора, что почти почувствовала себя обманутой. Она планировала сыграть ярость. Вы понимаете, что мой ребенок спит? Я уже сказала вам все, что знала.

Но человек, стоявший на пороге, был выше, чем Вера Стэнхоуп, лучше сложен, почти спортивного вида. Он стоял спиной к входу и смотрел на площадь. Его длинные волосы были спутаны. На нем была тонкая ветровка, в ногах стоял маленький рюкзак. Этого человека она никак не ожидала увидеть.

– Крис. Что ты здесь делаешь?

Он повернулся к ней лицом. Все то же задумчивое выражение, которое появилось у него в университете. Она думала, это наигранная мина, способ привлечь женщин, но оно, похоже, стало для него привычным. Под глазами у него залегли тени, и в свете фонаря черты лица выглядели более резкими, чем обычно.

– Приехал повидать сестру, конечно, – сказал он. Он нагнулся и быстро чмокнул ее в щеку ледяными губами. – Надеюсь, у вас тут есть пиво. А то придется отправить Джеймса на поиски. Я ехал весь день. Чувствую себя ужасно.

– Как ты сюда добрался?

– На последнем автобусе из Халла. Черт знает сколько времени пилил.

– Надо было позвонить. Я бы за тобой приехала.

– Я не верю в машины. – Он рассмеялся. Она не могла понять, была ли это шутка, чтобы оправдать его неудобные привычки, или он смеялся над ней за то, что она восприняла его всерьез. Она никогда не знала, как на него реагировать. Хотя Эмма была старшей, она всегда чувствовала себя униженной его интеллектом. Пропасть между ними стала еще шире после смерти Эбигейл. И они не пытались ее сократить.

Она осознала, что все еще стоит в проходе, не пуская его в дом, и отошла в сторону.

– Проходи. Джеймс готовит ужин. Я уверена, пиво найдется.

Кухня была в дальней части дома, и она провела Криса внутрь. Днем здесь было темно и угрюмо, но сейчас, после уличной прохлады, кухня казалась теплой и даже гостеприимной. Джеймс снова взялся за лук. Он нарезал луковицу на тонкие, почти прозрачные полукольца.

– Еды хватит на троих? Посмотри, кто пришел к нам на ужин. – Ее голос зазвучал неестественно весело. Она не могла толком понять, как они относились друг к другу. Они общались довольно любезно, но однажды, на минуту забывшись, Джеймс сказал ей, что считает ее брата заносчивым. И это правда, подумала она. Иногда казалось, что Крис презирает весь мир, за исключением, возможно, пары нобелевских лауреатов.